Ааргх на троне - Белянин Андрей Олегович (полная версия книги .txt) 📗
— Но, ваше сиятельство, он опасен…
— Надеюсь… — откликнулся старый аристократ. — Весь мир мельчает, в мое время все было иным, большим, настоящим. Войны глобальными, походы великими, ааргхи свирепыми, кровожадными и не задающими вопросов. Теперь таких уже нет, пусть заходит…
— Иди, — хмуро кивнул мне сержант. — Твои приятели подождут здесь.
— Мы пойдем все, — нехорошо улыбнулся Эландер. — Или все вместе, или…
Туром и Нетуром попытались скопировать улыбку эльфа, но получилось еще страшнее, пародисты из них никудышные…
— Приказ графа — закон! Вам не причинят вреда. Если захотите выпить, вас проводят на кухню.
Я хлопнул по колену остроухого и, убрав меч в ножны, а топор за пояс, сделал знак родственникам поступить так же. Парни не стали спорить, лезть в бутылку раньше времени на фронтире тоже не принято.
— Если что, выкинь кого-нибудь из окна — и мы подскочим!
— Мы все подскочим, если он выкинет из окна главнокомандующего, — оборвал Эландера офицер. — Ааргх, ты идешь?
— Гр-р, — подтвердил я, как мог пригладил волосы, поправил килт, приводя себя в пристойный вид, и проследовал в указанном направлении.
Двое охранников в дверях попытались было убедить меня оставить оружие в прихожей. Пришлось еще раз сказать «гр-р!», но уже другим тоном, меня поняли, оценили и пропустили как есть. При трех вооруженных сопровождающих, естественно…
Года два назад мне разок довелось побывать в замке нашего герцога, это когда меня посадили в тюрьму и смеялись, а потом я им все поломал, и они огорчились. Так к чему я это? А, вспомнил, к тому, что такой роскоши, как в покоях главнокомандующего императорскими сухопутными войсками, я не видел нигде! Если так живет дядя Эшли, то какие же апартаменты у самого Императора?
Я только успевал вертеть головой, удивляясь, поражаясь, восхищаясь, высматривая и оценивая. Строгие, ровно оштукатуренные стены были украшены коллекциями боевого оружия — позолоченного, посеребренного, отделанного жемчугом и драгоценными камнями. Парадные доспехи перемежались с мечами, иноземные луки — с длинными кинжалами, шлемы — с секирами, кирасы и кольчуги — с пиками и охотничьими алебардами. Всем этим можно был смело вооружить небольшую наемную армию…
В коридорах лежали ковры, красивые, пушистые, с высоким ворсом, при случае непременно отберу один такой для мамы. По потолку шли росписи цветочные с орнаментом, вместо чадящих факелов горели желтые медовые свечи, отражая свет в серебряных настенных блюдах, отполированных так, что на глаза слезы наворачивались…
И еще там был отдельный большой коридор с картинами в красивых рамах, в основном чьи-то портреты, всякие там рыцари, короли, прекрасные дамы и круглолицые дети в белых платьицах. Вроде у благородных принято до определенного возраста всех отпрысков независимо от пола наряжать в юбочки. У нас-то больше голозадыми бегают, парни предпочитают килт, взрослые ааргхи — кожаные штаны, но это неважно. На одном из портретов я даже узнал своего хозяина. Маленький Эшли, гордо выпрямив спинку, сидел на сером в яблоках пони, а за его спиной развевалось знамя высокоаристократического рода графов Эльгенхауэров…
— А это кто? — Я кивнул провожатым на большой портрет могучего черноволосого рыцаря на гнедом коне.
— Отец твоего хозяина, генерал Эльгенхауэр, — на ходу бросил кто-то из солдат.
Ага. Я еще раз вгляделся в резкие, волевые черты всадника и спросил:
— А мама Эшли тоже тут висит?
— Она в гробнице, — нахмурились солдаты. — Глупая шутка, ааргх…
— Гр-р, прошу прощения, я неудачно выразился и, разумеется, никого не пытался обидеть. Просто мне очень хотелось узнать, нет ли в галерее и ее светлого образа?
Мои провожатые сбились с шага. Я еще раз мысленно проклял собственную тупость охотно позволять интеллекту выпирать когда не просят и тупо сменил тон:
— Ааргх хотеть видеть маму господина!
— Третья дама справа, в лиловом платье, — облегченно вздохнули воины.
А я задержался у той картины подольше. Мама Эшли была очень красивой женщиной, он унаследовал от нее мягкий овал лица и выразительную линию губ. Вот только ее волосы отливали бледно-золотистым и казались пушистыми, как у лесного одуванчика.
Мне почему-то запала в голову именно эта ассоциация. Если каждый человек похож на какой-то цветок, то она была именно одуванчиком, ее муж — скорее темным ирисом, а их сын, наверное, тюльпаном. В иное время эта логическая цепочка умозрительных заключений быстро привела бы меня к правильным выводам, но сейчас я отвлекся…
Просто на втором этаже мне навстречу с лаем кинулись два здоровенных волкодава, оскалив желтые зубы. Прежде чем сопровождающие солдаты успели вмешаться, я показал собакам свои клыки. Псы заценили сразу, изумленно захлопнув пасти и резко присев на хвосты. Умные щенки, значит, и хозяин будет не дурак, проверенная схема…
Меня проводили до каминного зала. Открыв передо мной дверь и впуская меня внутрь, солдаты дали понять, что никуда не уйдут и следят за каждым моим шагом. Я пожал плечами — да взбреди мне на ум хоть что-то нехорошее, меня и десяток таких парней не удержит. Но сегодня у нас другие цели, мне надо просто поговорить с ним по-человечески, он поймет…
Дядя моего нанимателя, по-домашнему накинувший длинный парчовый халат поверх мундира, сидел в высоком кресле у традиционного камина, вытянув ноги в тапках к огню. Вообще-то теплынь на дворе, но у стариков свои причуды. Я встал в центре зала, за его спиной, молча ожидая, пока граф заговорит первым. Приличия превыше всего, говорил мой дедушка…
— Как тебя зовут?
— Малыш.
— Дурацкое имя для ааргха. — Голос Эльгенхауэра-старшего напоминал лязг кровельных ножниц.
— Гр-р…
— Мне докладывали, что мой неугомонный племянник умудрился выжить в Приграничье и наворотил там дел. Ты был в его отряде?
— Да, — кивнул я.
— Да, господин!
— Вы мне не господин.
Он впервые обернулся на меня. Что ж, я могу быть почтительным, это несложно, но этикет общения, на мой взгляд, подразумевает, что вежливость должна быть обоюдной.
— Ты смеешь перечить главнокомандующему сухопутными войсками Империи в его же доме?!
— Мне кажется, вам бы стоило больше волноваться о судьбе Эшли, чем о моих манерах. — Я выдержал его ястребиный взгляд и спокойно добавил: — Он нашел меня еще во время дела о контрабанде ведьм, нанял на службу, и, по-моему, мы неплохо справились. Потом было много всякого — походов, сражений, беготни, игры на чужом поле, раз сто я даже хотел уволиться, но… В общем, конечно, капризов и закидонов у Эшли не счесть, но ваш племянник до сих пор мой хозяин, и он в тюрьме. А вы сидите тут… греете ноги… и не делаете ничего!
— Во-первых, молодой человек, — не перебивая выслушав меня, вспыхнул граф Додо, — я не привык принимать отповеди из уст существ, не принадлежащих к моей расе, младше меня по возрасту, чину и социальному положению, которым самим небом указано гордиться силой, но не разумом! Во-вторых… — Граф резко вскочил с кресла, сделал два-три шага по комнате, посмотрел мне в глаза и снова сел. — Мой племянник обвиняется в государственной измене. Улики слишком весомы и многочисленны. Я ничем не могу ему помочь… все!
— Все? Это в смысле мне уйти?
— Нет. Погоди… Ты был с ним все это время?
— Да, — железно подтвердил я. — И он никого не предавал, любые обвинения против него — грязная ложь, у Эшли банально не было времени кому-то там изменить. Мы все время кого-то спасали, то Империю, то эльфов, то собственные шкуры. По-моему, у него даже с рыжей Эльзой не срослось, не то что на государственном уровне…
— Ты странный ааргх, — скорее сам себе сказал он.
— Угу. Таких не бывает, — столь же равнодушно признался я. — Выслушайте меня, я попробую быть краток. Хотя должен признать, что сначала во всем подозревал вас…
Старик обернулся ко мне с живым интересом. На самом деле мне было достаточно один раз увидеть этого седого солдафона, чтобы понять — его мозги просто не настроены на такую длинную и сложную комбинацию по избавлению от «неудобного» племянника. Граф Додо Эльгенхауэр-старший честно дослужился до звания главнокомандующего и наверняка был жестким военным, но не низким подлецом. Я видел боль в его глазах, когда он говорил об измене. Этот человек по-своему любил моего хозяина, хотя никогда не признался бы в этом и самому себе, считая такие вещи слезливой сентиментальностью, недостойной имперского офицера. Поэтому я рассказал ему все…