Приятно тебя общать (СИ) - Кикина Ирина (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Инопланетянин задумчиво шевелил ресничками и капал на асфальт. Я решил, что можно продолжить:
— Или попытка убедить окружающих принять твою точку зрения посредством её повторения. Например, «Рэп — отстой», «Спартак — чемпион», «Беркут — лох, Кипелов — бог». Это может быть ещё и потребность показать свою принадлежность к какому-то течению. Например, свастика, пентаграмма, пацифика. А ещё, возможно, желание просто утвердить своё существование, оставить след на лице мира или хотя бы на заборе. Некоторые пишут «Здесь был Вася», другие рисуют рожи или половые органы, что кому ближе. А вообще, здесь вопрос скорее не «зачем?», а «почему?».
Я прервал свою лекцию и посмотрел на пришельца. Тот не перебивал. Редкий случай.
— И на вопрос «почему?» может быть целый ряд ответов. Почему? Да потому что вокруг ребята, и надо показать, какой я смелый и крутой. Почему? Потому что первобытный инстинкт зовёт пометить территорию. Почему? Потому что смотри, какой замечательный, совершенно новенький забор, а у меня тут как раз баллончик с краской припасён!
Я замолчал. Всё-таки преподаватель — это диагноз. Инопланетянин побултыхал своей тушей а-ля холодец и спросил:
— Ты закончил?
— Д-да, — не очень уверенно ответил я. И тут же разлетелся на сотню маленьких частичек. Это было ужасно больно.
Через какое-то время (короткое, потому что мы сидели на той же скамейке, и гора слизи ещё не успела прожечь её насквозь) пришелец собрал меня назад. И это тоже было невероятно больно. Задыхаясь, я по привычке спросил:
— Зачем ты это сделал?
— Возможно, чтобы показать раздражение. Или несогласие с твоими словами. Или просто чтобы утвердить своё существование за счёт распыления оппонента.
Он немного сплющился и спросил вторым, неслышимым голосом: «Тебя не бесит, когда с тобой так разговаривают?»
Потом снова переключился на звук:
— А вообще, тут скорее вопрос не «зачем?», а «почему?». Вот почему вы, люди, на один простой вопрос не можете дать один простой ответ? Или даже «когда?». Когда вы, наконец, поддадитесь нашему благотворному культурному влиянию? Вот тебя, например, я вижу, на этой неделе шесть раз уже распыляли.
— Но восстанавливали же.
— Ну да. Грех терять такого собеседника. Ты хорошо объясняешь, хоть и неправильно. Учишь вас, учишь. Образовываешь, муштруешь, дрессируешь, а толку…
Я знал, что мне за это будет, но не смог удержаться:
— Во-первых, мы дикие и своевольные, так что дрессировать бесполезно. А во-вторых, простейшим не понять многоклеточных!
— Ну вот, опять! — всплеснулся инопланетянин и развеял меня. Чтобы тут же собрать воедино.
— Нет, вы всё-таки безнадёжны.
— Это вы безнадёжны, — сквозь боль выдохнул я. — Всё сложнее, чем кажется. Не может быть одного ответа. И надо уметь учитывать мнение других. Видишь, вот ты, например, уже немного научился. Хотя бы слушать.
Мой собеседник возмутился и взволновался, как может мутиться и волноваться только существо желатиновой консистенции. Но больше не стал меня распылять.
— И ты большой молодец. И все вы молодцы. Интересуетесь, спрашиваете. Это правильно. Раз уж мы оказались в одной лодке, надо уживаться, учиться понимать друг друга.
Инопланетянин пошёл мелкой рябью и часто-часто задёргал ресничками. Я понял, что не надо больше испытывать его терпение:
— Ну что ж, спасибо за беседу. Я пойду. Бывай.
— Можем завтра тут встретиться. В это же время.
— Почему бы и нет? Погодка приятнейшая.
Я засунул руки в карманы и, посвистывая, направился домой. На автобусной остановке купил в киоске со всякими бесполезностями толстый нестираемый маркер. Нашёл во дворах сравнительно неисписанный (в обоих смыслах) гараж. Под размашистым лозунгом «Homo sapiens — лучшие! ET go home!» я крупно нарисовал человечка, как его рисуют на дорожных знаках. Низачем и нипочему. И это было особенно приятно.
Воображаемые друзья
Варечка была готова удариться в слёзы.
— Я не буду двигаться, это место занято!
— Вот как! — Мальчишке, в общем-то, всё равно было, где сидеть, но теперь, когда эта козявка начала пузыриться, он не собирался уступать. У взрослых это называется «из принципа», у детей — «из вредности». — Тут разве кто-то сидит? Что-то не вижу никого!
— Вот! Вот он! Это Аркадий Петрович, он жил в моей квартире, пока мы туда не переехали! — Варечка несколько раз ткнула пальцем в пустое место на скамейке, будто разя копьём невидимого врага.
— Врёшь, нет там никого! Так что двигайся, моим призрачным друзьям надо сесть! — Мальчишка напирал, бессовестный и несокрушимый. Варечка сжала кулаки. Она вот-вот добавит синяков на худых голяжках, торчащих из-под обтрёпанных джинсовых шортов.
— Я никогда не вру! Кого хочешь спроси!
— Ха! Если бы это был нормальный призрачный друг, я бы его видел! А твой не призрачный, а воображаемый! Двигайся, и поживее!
Варечка вцепилась в облупленные доски в наслоениях разного цвета. Злые слёзы обожгли щёки.
— Я твоих тоже не вижу! Сам врёшь, а на меня сваливаешь!
Задира прищурился, а потом разулыбался неровными рядами коренных пополам с молочными.
— Да ты вообще никого не видишь! У тебя и не может быть призрачных друзей, одни воображаемые! Ты пси-минус!
Варечка зарычала, как грозный детёныш леопарда, и всем своим восьми-с-половиной-летним туловком ринулась на обидчика. После позорной для обеих сторон схватки девочке пришлось отступить. Она завязала на плече порванную бретельку и гордо удалилась вместе с Аркадием Петровичем. Хотя себя-то обманывать зачем, не было никакого Аркадия Петровича, и Варечка это прекрасно знала. Уметь бы так выдумывать, чтобы они воплощались! У некоторых детей получается, она видела по тивишке. Но ни воплощать фантомов, ни видеть настоящих призраков, а уж тем более говорить с ними и заводить дружбу — ну не могла она. Никак.
Девчушка опустилась на пыльную траву под яблоней и принялась всхлипывать. Что за наказание быть пси-минусом! У всех ребят и в садике, и в школе, и во дворе были призрачные друзья, некоторым уроки помогали делать, другим шалить. Всегда есть компания, а то и шпион. У самых способных фантомы даже вещи могут двигать. Так и называются — двигуны. Очень полезно: портфель подержит, и бутерброд сделает, и записку передаст кому надо — если хорошо попросить, конечно. Столько всего можно было бы выпендрить! Бывают и всякие страшилы, ясное дело. Не всегда хорошие дружить приходят, и фильмов много про это снято: их в школе показывают, чтобы дети осторожнее были. Но это ведь единицы, и до чего же интересно было бы… Эххх…
За невесёлыми размышлениями Варечка нарисовала на иссохшей земле любимого сиреневого зайца. Естественно, на земле он был не сиреневый, а буро-серый, но от этого только больше похож на настоящего. С зайцем играть — засмеют. Мягкие игрушки только для ясельников. Или для неудачников. Вроде меня?
На зайца цвета земли упала тень цвета стираной джинсы. Сандалии — ветераны дворовых войн, худые ноги в синяках, обтрёпанные края шортов, майка с супергероем, чуть виноватое лицо.
— Так ты правда пси-минус? — тихо спросил мальчишка.
Варечка перечеркнула зайца глубокой жирной полосой и бросила палку-рисовалку в голенастого вонючку. Промахнулась.
— Меня Егор зовут. — Он присел рядом на корточки, большим пальцем примял рану на теле зайца в уродливый шрам. — Хорошо рисуешь.
Варечка выпрямила ногу и затёрла картинку каблуком. От такой раны даже самый крепкий заяц не оправился бы. Мальчишка хмыкнул, плюхнулся прямо на землю, подобрал палку, которая только что целилась в него, и стал сам что-то калякать её толстым концом. Девочка скрестила руки на груди и отвернулась, но нет-нет, и поглядывала. В конце концов не выдержала:
— Что это?
— Робот-убийца, конечно.
— Похоже на кривого снеговика-мутанта.
Егор наклонил голову сначала так, потом эдак, хохотнул:
— А мне нравится, пусть будет снеговик-мутант.
