Катали мы ваше солнце - Лукин Евгений Юрьевич (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Выбравшись на ясный свет, прищурились, огляделись. Справа желтела успевшая подвыгореть Ярилина Дорога, слева зеленело чисто поле. Счастливое нечетное солнышко (отныне уже чужое навсегда) остывало, клонилось к западу, приодевши мутную порожистую Сволочь алыми отсветами… Отчетливо чернел на теплынском крутом берегу очерк метательной махины…

– Слышь, Бермята… – расстроенно позвал Вражина. – А что ж они стенку-то класть начали, не спросясь? У них-то, может быть, все и готово… А у нас?.. Вдруг у нас еще и конь не валялся?..

Бермята помолчал, покатал желваки. Последний вечер царства берендеев сиял напоследок так приветливо и такая вокруг была разлита ясность, что с невеликого взлобья, на котором стояли оба сволочанина, они легко могли различить не только блеск Мизгирь-озера, но даже и алую клюковку паруса у подножия остроконечной Ярилиной горы.

– А им оно любопытно?.. – процедил со злобной усмешкой Бермята. Сплюнул, переворошил на ладони оставшуюся денежку и, махнув рукой, двинулся к ветхому, серому от древности кружалу.

А по ту сторону Сволочи в хорошо знакомом просторном подвале собирались теплынские розмыслы и сотники. Выглядело обширное подземелье по-старому да по-прежнему, как при царе-батюшке, только вот народу малость поубавилось, а на месте излыса-кудреватого Родислава Бутыча ныне восседал острокостый и прямой Завид Хотеныч. Или, как его звали за глаза, Кощей. Будь глава теплынской преисподней более честолюбив, он, конечно бы, назначил встречу в своей рабочей клети у Теплынь-озера. Но подвал располагался совсем рядом с кидалом, что было для Завида Хотеныча куда важнее.

– Медлить боле нельзя, – отрывисто говорил он. – Завтра или послезавтра сволочане доведут свой ров до ума, и, ясное дело, задержат у себя нечетное изделие, четное же оставят нам… Поэтому я своей властью отдал приказ: сразу после прогона того солнышка, что с заплатой, отгородиться от них глухой стеной… Первые четыре ряда камней уже выложены…

Слушали его, поеживаясь. Знали, знали, к чему клонится дело, давно знали, и все же обдало холодком, когда про стену-то услышали… Все, стало быть! Отрежешь – не приставишь…

– К первому пуску, – неумолимо продолжал Завид Хотеныч, – прошу отнестись особенно тщательно. Учтите, что второго примерного броска по причинам, изложенным выше, – не будет.

– Завид Хотениц! – встрепенулся Костя Багряновидный. – Да как зе мозно? Нузен бросок!.. Дазе два броска!..

– Нужен… – нахмурившись, процедил тот. – Не хуже тебя, Костя, знаю, что нужен. Но времени на пристрелку, повторяю, нет. Сборка нового деревянного солнышка – это еще несколько дней, вернее – одна долгая ночь. Все княжество теплынское, почитай, повымерзнет… Поэтому и прошу, Костя: целься в этот раз как можно точнее… Попадете – награжу небывало. Тебя, Костя, золотой казной, а тебя, Кудыка, сразу назначу розмыслом. Ну, а промахнетесь… – Завид Хотеныч поднял острокостое, медленно оскаливающееся лицо. – А промахнетесь – тут уж и сами, чай, разумеете: не до наград станет… Быть теплынской земле Черной Сумеречью, ежели промахнетесь!

К тому времени алая клюковка паруса, увиденная издали Бермятой и Вражиной, прилегла к крутому бережку Мизгирь-озера, на коем возвышался златоверхий боярский терем. По сходням на причал взбежал черный вертлявый жених-грек.

– Ми, греки – цестны целовеки!.. – известил он, как обычно, и ликующе указал на крутобокий червленый корабль.

Судно уже отвалило от пристани и, снова вскинувши парус, двинулось вполветра к устью Сволочи, увозя обещанный выкуп за невесту – запасные части к кидалу.

Встречали жениха торжественно. Не только боярин, но и сам князюшка теплынский Столпосвят вышел ему навстречу. Холопы, подхватив гостя под смуглы ручки, возвели его по лесенкам в горенку. Шел, закатывая в предвкушении маслины глаз, да прищелкивал беспрестанно языком – до того не терпелось чернявому вновь увидать боярышню, беленькую да пригожую.

В горенке, однако, заморский гость был сильно озадачен и встревожен, узрев среди толпы разряженных холопов стоящего по левую руку от невесты рослого синеглазого красавца в расчесанных русых кудрях и щегольской однорядке, усыпанной пуговками чуть ли не до полу.

– Вот, Сергей Евгеньич, – покряхтывая, объяснил боярин. – Жалую вас, молодых, слугами верными: стольниками, чашниками, конюхами… Лучшего постельника, можно сказать, от сердца отрываю… Подойди, Докука.

Синеглазый красавец приблизился к боярину и махнул поясной поклон.

– Как мне служил, – грозно насупившись, продолжал Блуд Чадович, – так же служи и боярину Сергею с боярыней Забавой. Жить тебе довлеет в постельниках: стлать перины пуховые, складывать изголовьице высокое, самому же сидеть у изголовьица, играть в гуселышки яровчаты, потешать боярина с боярыней…

Заслышав столь странную речь, грек и вовсе смешался, но тут всколыхнулся и зарокотал насмешливо сам князюшка теплынский Столпосвят:

– Что приуныл, боярин?.. – обратился он к греку. – Али сомнение какое в душеньку запало? Да ты не пужайся, не пужайся за боярыню-то свою… Докука – он из волхвов, а там, сам знаешь, все таковы, что о женском поле уж и думать забыли… А постельник и впрямь славный: как заиграет на гуселках – поневоле, а заслушаешься…

Ненароком угодивший в бояре грек осторожно выдохнул и снова заулыбался, хотя смуглая рожа его по-прежнему кривилась от недоверия.

Заходящее солнышко расстелило розовые холсты по склонам, позлатило остроконечный свод, возведенный сегодня над починенным жертвенным колодцем, тронуло голые выпуклости идолов, вновь водруженных на тесаные основания. Ниспавшее с неба обильное многодревесие нанесло греческим истуканам не меньший ущерб, нежели в свое время разящий обух неистового Докуки. Впрочем, хуже они от этого не стали…

Высокий рябой кудесник проводил довольным взором упряжку лошадей, влекущую к слободке последнюю связку тесаных бревен. Лениво опадала, розовея, над Ярилиной Дорогой поднятая за день пыль.

Вчера Соловью было сказано, что вину свою он искупил полностью, на славу поработав и лопатой, и кувалдой. Хотя, если вдуматься, в чем состояла его вина? Спустил в бадье Докуку взамен Кудыки?.. Да, но ведь именно благодаря этому его промаху обрел Завид Хотеныч верного и смышленого помощника, кстати, очень вовремя замолвившего розмыслу словечко за опального волхва… Хотя, с другой стороны, не Кудыке – так кому-нибудь другому в случай попасть. Была бы честь предложена…

Ну да не дорого начало – похвален конец. Уж на что не терпели когда-то слободские древорезы рябого кудесника Соловья, а ныне вон прослезились даже, узнав о его возвращении. Допек, допек их Докука, а с Соловьем-то оно как-то полегче вроде, попривычнее… Милостив Соловей: хотя и на работы выгнал – капище поправить, зато все тесаные бревна велел забрать в слободку и разделить по совести…

А главное, конечно: допросов не чинит и за блуд не карает. Нет, мужики, с таким волхвом чего не жить?.. Живи себе да радуйся!..

Отзвенели топорики на лесоповале. Все было вырублено клином от Истервы до Варяжки. Задумчивый леший Аука сидел себе на крылечке да ковырял лапоток. Умильное времечко наступило для жителей бора. Охранять его ныне было не от кого. Вот выйдут у мужичков тесаные бревна, пожалованные им волхвами, тогда, конечно, нехотя, а встрепенешься. Опять полезут мужички лес воровать…

Аука поднял голубенькие наивные глазки и ласково оглядел поляну. В кронах цокали белки. Ну да еще бы им не цокать! Вчера Аука отыграл-таки их у соседа. И белок, и зайцев…

Курился над избушкой сизый хмельной дымок. За винцом, правда, в последние дни никто снизу не наведывался, да оно и понятно! Сейчас под землей с этим строго – к первому пуску готовятся… А пройдет первый пуск – глядишь, все опять станет по-старому. Пейте жилы, пока живы…

А старый-то Пихто Твердятич – окреп, приосанился. Думали: продаст вскорости домишко, потратит денежку да и побредет околодворком – милостыню просить. Ан, нет! То ли колдовать на изволоке [107] лет выучился, то ли в разбой ушел, но только зажил вдруг дед припеваючи. Стряпуху нанял, мальчонку взял в прислужники, лошадку завел, санки лубяные… В санках, правда, не ездил, да и куда? Разве что на торг – с такими же дедами покалякать! Так ведь едучи в саночках не больно-то и покалякаешь…