Таран и Недобитый Скальд - Завозова Анастасия Михайловна (серия книг .TXT) 📗

Это была последняя запись. Скорее всего, она была сделана перед самым отъездом — буквы разъезжались в разные стороны, было видно, что Жужа очень спешила, когда писала эти строки. Значит, ее выдали замуж против воли. Обычное явление в те времена. Несомненно, человеком-змеей, так красочно описанным Жужей, был граф Басор. Сходство графа с упомянутым земноводным или пресмыкающимся (не сильна в зоологии) было просто-таки родственным, а если подумать, то и наследственным.

Дверь моей гардеробной открылась, и вошел Ула в новом костюмчике, старательно расправляя кружева на рукавах сорочки.

— Есть что-то интересное? — кивнул он в сторону тетрадки.

— А то! — порадовала его я. — Похоже, у Жужи был хахаль, который незадолго до ее свадьбы с Басором сам намеревался стать ее мужем. Больше мне разобрать не удалось — тетрадь в жутком состоянии.

Ула пролистал тетрадь, пытаясь прочитать хоть какие-нибудь слова на испачканных страницах.

— Смотри, — сказал он, тыкая пальцем в предпоследнюю страницу, густо измазанную кровью. — Здесь, кажется, слово “венчание”.

Я пригляделась. Точно “венчание”!

— Значит, они обвенчались и уехали сюда, в замок Басор, — сделала я умное заключение. — Вопрос в том, мог ли Жужин возлюбленный последовать за ними? А вдруг они тайно встречались и граф об этом узнал? И Жужа убежала вовсе не с цыганами, а с поклонником своим?

— Вполне вероятно, — задумчиво покивал Ула, — но как-то слишком мелодраматично. И потом, ты сама говорила, что возможность побега исключена.

— Не я, а Шандор. Но он говорил, что Жужа не могла убежать с цыганами, потому что любила комфорт, а с поклонником это вполне возможно.

— Что возможно? Комфорт? — удивился Ула. — Какой же это комфорт — жить где-то под чужим именем, скрываться ото всех и к тому же не иметь возможности пожениться?

Я приуныла. Действительно, сбежать Жужа могла только в результате сильного и буйного помешательства на любовной почве, а такое, по рассказам, на нее похоже не было.

— И при чем здесь тогда это спрятанное платье и дневник? — гнул свою линию Ула. — Чья на них кровь? И почему их спрятали, а не уничтожили? Платье вообще можно было постирать…

— Может, думали, что пригодится, — предположила я. — Вон, Моника Левински два года платье не стирала, и пригодилось ведь!

— С тобой невозможно серьезно разговаривать! — Ула театрально воздел к небу руки. — Ты можешь рассуждать нормально?

— Не могу, — честно призналась я. — Меня еще в школе за это из класса выгоняли.

Ула только горестно вздохнул. Видно, тогда ему пришлось попотеть, чтобы уладить все с директорским Помощником. Я благоразумно сменила тему:

— Тут есть одна горничная. Ее зовут Тамила. Так вот, она знает, что случилось с Жужей, и на сто процентов уверена, что ее нет в живых. Надо бы ее расспросить об этом, но я не знаю, с какой стороны к ней подступиться. Не могу же я вот так промаршировать к ней и как ни в чем не бывало спросить, что она делала одной темной ночью четыре года назад.

— А ты все-таки попробуй, — посоветовал Ула. — Вдруг она просто жаждет с кем-то поделиться своими переживаниями. Вчера вот, например, была ночь проводов привидения, все были очень откровенны друг с другом. Вдруг она там начала делиться со всеми описанием своей встречи со сверхъестественным…

Я некультурно зевнула. Мы проторчали в комнате Жужи достаточно много времени, так что сейчас была уже глубокая ночь. Ула понял намек и удалился, прихватив с собой тетрадь.

Я подумала и дернула за шнурок колокольчика. В конце концов, лакеев все равно в семнадцатом году отменили, так что сейчас еще можно попользоваться. На шум явилась заспанная служанка, имя которой я до сих пор не удосужилась узнать. Выдергиваясь из платья, я спросила девицу:

— Как себя чувствует Фанни?

— Ей уже лучше, — охотно ответила девица, — правда, она еще немного нервная.

— Ну, будешь тут нервной, — заметила я. — Небось, вчера каждый вспомнил какую-нибудь жуткую историю.

— Ваша правда, — оживилась девица. — Вот кухарка рассказывала…

— А неужели Тамила ничего не рассказывала? Она ж у вас славится своим знанием страшных историй.

— Господь с вами, — уставилась на меня девица. — Вы, верно, перепутали ее с Маркой.

— Почтовой? — спросила я.

— Не, свинячьей.

— Какой? — с ужасом спросила я.

— Ну она дочь местного свинопаса, — пояснила горничная, расправляя мое платье. — Вот она-то всегда и рассказывает всякие страшные истории. И про черта в церкви, и про попа, который летал по ночам, и про заколдованный кабак… А Тамила никаких историй не знает, правда, все время намекает, что видела нечто такое, что и рядом не стоит со всеми страшными историями.

Я подскочила на кровати:

— Что же это она видела? Ты знаешь?

Служанка покачала головой и зевнула:

— Нет, госпожа княгиня, не знаю. Вот только вчера она вдруг разговорилась и стала рассказывать что-то про то, как видела какую-то женщину в церкви поздно ночью несколько лет назад, но тут Марка начала историю про заколдованный кабак, и мы перестали ее слушать.

Я отпустила горничную, сердито задула свечу и приготовилась в кои-то веки провести ночь как обычный нормальный человек в своей постели.

Не тут-то было. Где-то заскрипела дверь. Через несколько секунд я сообразила, что это скрипит дверь моей гардеробной, и подскочила на кровати. Из гардеробной высунулся насмерть перепуганный Ула в ночной рубашке и со свечой в трясущейся руке. Аккуратно прилепив свечу на мой столик, он ринулся к моей кровати и попытался заползти под нее. Поскольку расстояние от кровати до пола было максимум десять-пятнадцать сантиметров, я некоторое время с интересом наблюдала, как Ула изображает из себя перекормленного ужа, а затем спросила:

— Тебе понравилось застревать или то, как я тебя выдергиваю?

Ула поднял на меня перепуганные глазки и пролепетал:

— Кто-то ломится в мою комнату!

— Вампир! — обрадовалась я. — Пошли, позырим!

Ула побледнел еще сильнее и возобновил свои попытки пролезть под мою кровать, приговаривая:

— Я еще жить хочу… В кои-то веки мне тело дали, и все норовят его попортить.

Я решительно слезла с кровати и отправилась в комнату Улы, чтобы проверить, кто там к нему ломится. Лично у меня были свои подозрения на этот счет.

И правда, в дверь комнаты кто-то скребся. Мягко так, деликатно, ненавязчиво. Я поборола сильнейшее желание открыть дверь и посмотреть на ночного гостя и вернулась к себе. Ула уже успел заползти где-то между первой и второй перинами и тихо стучал зубами от страха. Я присела в кресло и сообщила:

— Если это и вампир, то очень воспитанный. Он не делает попыток взломать дверь, не зовет тебя замогильным голосом, а просто намекает на возможность более тесного контакта.

Ула всхлипнул от ужаса. Я пригорюнилась, подперла щеку ладошкой и жалобно уставилась на своего Помощника. И как это я забыла, что он немного трусоват? Вообще-то глядеть, как двухметровый мужик корчится от ужаса у тебя под матрасом, было довольно занятно с точки зрения сюрреалистического экспрессионизма. Кафка, наверное, от счастья сразу бы настрочил что-нибудь с расчетом на Нобелевскую премию. Причем ему бы дали столько денег, сколько бы он смог унести, только бы он больше не писал ничего подобного. Но Кафка Кафкой, амне наблюдать за Улой было не так весело. Если твой Помощник постоянно прячется то в кустах, то у тебя на груди или под твоим матрасом, это наводит на неприятные мысли. Как говорили древние викинги, Ула мало мухоморов ел. И правда, еще в первый день нашего визуального знакомства Ула признался мне, что никакие мухоморы не смогли вывести у него желания уползать куда подальше всякий раз, когда его воинственные сородичи начинали похваляться остротой своих боевых топоров на соседских черепушках.

Ула немножко угрелся под периной, осмелел и подал голос:

— Может, он ушел?

Я прислушалась. Нет, в коридоре до сих пор раздавалось тоскливое царапанье в дверь. Я подумала, взяла свечу, отворила свою дверь и выглянула в коридор.