Час «Д» - Фирсанова Юлия Алексеевна (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Авандус снисходительно улыбнулся наивности девушки, Шарль еле сдержал смешок, сделав вид, что у него очень сильно зачесался нос, а Лукас тактично заметил:
— Прошу простить невежественность моей спутницы, она лишь недавно ступила на стезю служения, еще мало знает о промысле богов и пока только учится искусству обращения с дарованной ей силой. Не вам, мадемуазель, наставлять архижреца бога в его служении, это дело лишь самого Доримана.
Пока маг читал нотацию, а Авандус в ответ услащал слух окружающих спичем на тему вечного ученичества — стиля жизни настоящего жреца, где-то на западном конце площади наметилось движение и хрипло, удивительно противно, но дружно взвыли маленькие серые рожкu, извлеченные жрецами из-под хламид.
— Ну и звук, аж зубы ломит, — недовольно поморщилась Элька.
— Зато сразу привлекает внимание, — резонно заметил Лукас, кивая на попритихшую в предвкушении толпу.
— И напоминает о необходимости посетить дантиста, — брякнула девушка. "Мы-то с ними милосерднее обошлись, — подумала она, силясь поскорее увидеть то, к чему собственно и привлекал внимание ужасный звук. — Людвиг Ван Бетховен — это все-таки классика жанра".
Под натиском звука и "острог" толпа раздалась, образуя в своем чреве коридор, довольный для того, чтобы по нему мог идти эскорт из десятка жрецов Очищающих, сопровождавший всего двух узников.
— Ведут! Ведут! Ой, мамочки, боюсь! А вдруг сглазят? Оборотни! А чего их двое только? — зашептался народ, жадно глазея на пару, почти скрытую за мощными фигурами охраны. Маленькую худенькую, словно птичка, босую женщину, чья тонкая шейка каким-то чудом удерживала головку с густой гривой черных волос, и тощего длинноносого мужчину, пытавшегося заботливо поддерживать свою спутницу, насколько ему позволяли оковы. Казалось, радужные глаза оборотней-смертников видят только друг друга, и нет им, обреченным на смерть, никакого дела до звона и бремени кандалов, стражи, обступающей плотной стеной толпы, ее глумления и сыплющихся проклятий, лишь бы только глядеть в глаза любимого еще минутку, другую, всю оставшуюся жизнь и вечность после нее.
В несчастных драконов, воплощая живую агрессию, порожденную страхом, полетела злобная ругань: "Изверги! Чудовища! Уроды! Выродки! Проклятие Доримана!", притащенные из дома тухлые яйца, какая-то фиолетовая гадость, ярко-красные овощи, похожие по форме на огурцы и прочая заботливо принесенная или купленная здесь же на площади дрянь.
Первые два яйца шмякнулись о серую рясу Люки и растеклись живописными пятнами, распространяя на всю округу мерзкий дух сероводорода. Жрец втянул воздух сквозь зубы, подавляя рвущееся наружу заковыристое и весьма богохульное высказывание, никак не подобающее сану.
— Ой, беда, промахнулась, — робко пискнул из толпы справа нежный девичий голосок.
Почти одновременно в грудь возглавляющего шествие Реино ткнулось что-то мерзко зеленое, склизкое и воняющее нестерпимо кислым.
— О, и я промазал, прости Дориман! — в сердцах ругнулись в массах слева.
Следующим повезло бедолаге Жаку, очередной снаряд, пущенный чьей-то удивительно меткой рукой, залепил ему глаз красной мякотью "огурца", другой — тухлая слива угодил во второй.
— Вот невезуха! — с досадой прогудело сразу два голоса, очень напомнивших Эльке интонации братьев-горцев.
И на процессию обрушился целый град снарядов, почти все они нашли цель, но ни один, по чистому недоразумению, подкрепленному магией Лукаса, не попал в самих заключенных. Зато несчастным жрецам досталось на славу. Начатая компанией диверсантов Дрэя, высаженных ночью в городе, заварушка успешно вышла из-под контроля. Легко поддающийся на провокации, и всерьез дрожащий перед жрецами не более пяти лет народ быстро вошел во вкус. Благополучно промахиваясь по драконам, люди вели прицельный огонь по служителям Доримана. К тому времени, когда те, пытаясь сохранять непроницаемые физиономии и остатки достоинства, завершили ритуальный обход большой площади, выдуманный для демонстрации обреченных и разжигания кровожадных инстинктов толпы, жрецов с полным основанием можно было переименовывать из Очищающих, в "с ног до головы измаранных" поклонников культа Великой Помойки.
Начало меняться и настроение великого многоголового чудовища — толпы. Одно дело, когда важные, вечно надутые, словно индюки, жрецы шествуют, провожая на казнь злодеев — проклятых оборотней, продавших душу Черному Дракону — это не может не вызвать благоговения. И совсем другое, когда орда типов, измазанных, словно балаганные шуты, какой-то тухлятиной, да нацепивших для потехи рясы, ведут чистеньких, худеньких, страдающих и влюбленных друг в друга мужчину и женщину.
В толпе зародился его величество смех, робкими, неуверенными, но постепенно все более крепнущими волнами он загулял по площади. Уважение к служителям и уверенность в их абсолютной непогрешимости было подорвано.
К тому времени, когда проклинавшие свое невезение жрецы, наконец, остановились в центре площади у костров, сдали с рук на руки заключенных другому караулу Очищающих и сбежали мыться, в народе уже звучали совсем другие речи:
— А девчоночка-то тоща, словно год не кормлена! Может, не от хорошей жизни-то она Дракону продалась! Шейка тонюсенька, как не переломился! А парень — махонький галчонок, но как смотрит на нее! Влюбленные! Молоденькие! Жалко! Если б их, грешников несчастных, Дориман помиловал, явил свою силу! Может, плохо о них молились, раз души из лап Черного вырвать не смогли?
Чистый комплект стражи, члены которого через один держали в руках еще не зажженные факелы, окружил обреченных плотным полукольцом. По сравнению с огромными кострищами, рассчитанными на сжигание семерых, драконы и вправду казались крохотными, жалкими и совсем безобидными. Женщина приникла к мужчине, словно ища опоры и мужества, прощаясь перед разлукой. Но прежде костра, несчастным и всем прочим присутствующим на площади предстояло еще одно страшное испытание: проповедь-обращение к народу архижреца Авандуса.
Лысый служитель Доримана встал со стула, властно повел бровями. Жрецы снова дунули в свои ужасные рожки, и толпа постепенно стихла, готовясь вытерпеть поток бесконечного славословия.
— Возлюбленные чада! Братья и сестры! — звучный голос архижреца поплыл над площадью, безо всякого микрофона и прочей усилительной техники легко достигая самых отдаленных ее уголков. — День Сошествия Доримана! Как светозарна радость, пронизывающая глубину этого дивного утра и изливающая всего в трех словах речи непостижимое торжество в бесконечность вселенной и каждое праведное сердце дорим-аверонца!
Торжественны возгласы жрецов, облаченных в праздничные рясы, ликующе пение, благоуханно кадильное курение и свет ламп во храмах, религиозный восторг и строгая радость Праздника праздников и Торжества из Торжеств в наших душах в мгновение ока приближают разум к сиянию славы Доримана, Победителя Черного Дракона.
"Славься Дориман!" — слышите вы со всех сторон и сливаете голос свой с общим хором: "Славься, Дориман!"
Разум наш несовершенный, стремящийся к непременному логическому разумению, стремится все уяснить, ищет он и причины, по каким стало возможно Сошествие Доримана, но не впадайте во грех, чада, просто знайте, что случилось такое однажды, победил Великий Черного Дракона, защитил нас от гибели. Священные свитки гласят, что добровольно вошел он в человеческое естество, соединился с ним, чтобы стать порукой за нас пред окончательной гибелью души и стеной ото зла. Абсолютная сила жизни, что впустил он в мир, навсегда преобразила нас!
Помните, было предсказано, что однажды, в День своего Сошествия, вернется Дориман к нам во плоти вновь, тогда, когда настанет час великой нужды, если в сердце своем каждый его призовет, как заступника!
Все мы, пути праведному следуя, к богу себя приближаем! Велик Дориман и, взывая к нему, обретаем мы знание того, что надо делать, как бороться с темным грехом, что рвется на волю, коварно через лазейки зависти, алчности, похоти проникая в души людские и сжигая их! Грех — отступление от закона Доримана, язва на теле души, уклонившегося от пути веры!
