Выйти замуж за дурака - Первухина Надежда Валентиновна (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
– Вы Джон Сильвер? – поинтересовалась я.
– Бредит, сердешная, – отозвался тот. Какой я Джон? Восьмой десяток доживаю под именем Евгения Селивестрова. Тудыратым, налей ей водочки.
– Не надо, – запротестовала я. Лучше еще чаю. Как выяснилось позднее, Тудыратым спас мне жизнь. Как ему удалось пробраться незамеченным во дворец и подслушать все, что там происходило, – для меня загадка. И когда мое бездыханное тело Аленкины стражники потащили в дворцовый подвал, Тудыратым поспешил за ними, словно тень, хотя вряд ли тени носят лисьи шубы… Дальше было просто – волшебная вода деда Мартемьяна оказала на меня исцеляющее действие.
– Тудыратым, – вцепилась я в учкудукца, – ты должен спешить! Беги в лес, к партизанам, скажи Марье Моревне, что фон Кнакен предатель и в ближайшую пятницу они с Аленкой устроят большую пакость всему Тридевятому царству.
– А твоя как?
– Моя… то есть я постараюсь предупредить об этом кутежанских подпольщиков. Мне бы только их найти…
– А чего их искать, – неожиданно подал голос Евгений Селивестров. Когда вот оно, подполье.
И он постучал деревянной ногой по застеленному дерюгой полу.
От этого стука дерюга вспучилась горбом, а потом и вовсе упала в сторону. Под ней обнаружилась поднятая крышка люка. Запахло подземельем и тайнами.
– Дед! – послышался из-под земли веселый голос. Ты чего опять расстучался? Не знаешь разве: заняты мы!
– Вылазь, Федор! – потребовал Селивестров.
Федор вылез. Был он юн, розовощек и лохмат.
– Вот оно и есть, наше подполье! – гордо отрекомендовал его человек с деревянной ногой.
…Утро было как в песне – туманным и седым.
Ладья под пересвист просыпающихся малиновок и зябликов величаво вышла из заросшей осокой заводи Махлы-реки и двинулась, рассекая крутой грудью медленные воды, в сторону города. На корабле было тихо, но это вовсе не означало, что упомянутое судно пустовало. Скорее, те, кто в данный момент находился на ее борту, умели быть бесшумными. До поры до времени.
Туман по мере продвижения ладьи рассеивался, и в момент, когда от Махлы ответвился рукав славной речки Калинки, засияло солнышко и борта грозного и прекрасного корабля засверкали, поскольку были обвешаны большими бронзовыми щитами.
На ладье шли последние приготовления.
– Куда, куда, сущеглупые?! Нешто ведено вам было в. пищали зелье сапожной щеткой наталкивать?! Ох уж и покажет вам после битвы Марья Моревна, прекрасная королевна!
– Эй ты, тетеря деревенская!.. Да, к тебе, черту сивобрысому, я обращаюсь! Рази ж ты не знаешь, что ружья кирпичом чистить есть первое непотребство?! Левша, поди, скажи-ка ему!..
– Нишкните, мужики! Орем так, что ужо на площади слыхать нашу перебрань, прости господи!
– Сам молчи. Енерал выискалси.
– Мужики, а колечко-то у кого на сей час обретается? Вань, у тебя? Дай поглядеть! Тьфу ты, паскудство, и смотреть-то не на что!..
– Что, Егорка, не для тебя закорка?! Молод ты еще такими колечками забавляться! Твое дело не по бабам сопли распускать, а палубу драить! Что зазря шмыжишь, людям работать мешаешь.
– Пер-рвая р-рота, слушай мою команду!
– Вто-р-рая р-рота, слушай мою команду!..
– Салус публика – супрэма лэкс!
– …А толмачу баранок дайте – пущай заткнется да грызет с устатку, ему воевать не положено! Он нам еще во дворце пригодится, как энтого интервента клятого допрашивать примемси.
– Аста ла виста, бэби!
– Точно. Готовьсь, ребята-а-а!
– Колечко-то на ствол взденьте, вон уж и царски хоромы показалися. Ох и жахнет сейчас пушечка родимая да по вражьему оплоту!
Рассвистевшиеся утренние пташки примолкли и с почти благоговейным ужасом созерцали удивительное зрелище: над бортом ставшей в камышовых зарослях ладьи появился, поминутно вытягиваясь и удлиняясь в сторону дворцовой площади, мрачный черненый ствол самой большой пушки.
– Полезное однако же в хозяйстве энто колечко, мужики!..
– Энто смотря об каком хозяйстве речь. Моему, к примеру, хозяйству оно вовсе без надобности. Что я, убогий какой?! Вась, а тебе что, потребно колечко?
– Гы-гы-гы!
– Га-га-га!
– Подите вы к раковой бабушке, скалозубы! Уж и спросить ничего нельзя!
– За спрос не бьют в нос! Василий, не кручинь головы, как завершим баталию – даст тебе Ванька колечко поносить, бабу твою порадовать…
– Тьфу на тебя, похабник!
– И попрошу запомнить: кому я Ванька, а кому – и Иван-царевич!
– Прощения просим!
– Ох, и заноза же ты, Маздай Маздаевич!
– Р-разговорчики на палубе! Приготовиться к атаке! …И потемнело в тот миг небо синее, и закрылось тучею солнце ясное, и от греха подальше улетели коростели-птицы, да и сороки-трещотки, любительницы скандалить и сплетничать, захлопнули свои клювики, потому как грозно и сурово смотрел пушечный ствол в окружающее мирное пространство.
– Огонь!!!
Исторический, вошедший позднее во все летописи залп был такой, что у всех находившихся на ладье на мгновение уши позакладывало. Но борцы с тиранией быстро оклемались, и уже гудело-перекатывалось от кормы до носа грозно-веселое «ур-раа!!!».
И тут же, не давая улечься поднятой залпом пыли, со стороны дворцовой площади послышался усиленный тысячей глоток призыв: «На штурм!»
С ладьи спустили легкие маневренные плоты, и, споро погрузившись на них, вооруженные до зубов бойцы первой и единственной кутежанской революции, матерясь и перебрасываясь солдатскими остротами, ринулись по речке Калинке к ближайшей пристани, чтоб влиться в ряды победоносного народного восстания. И над всем этим разлитием благородного гнева несся клич на языке далекого Тибра:
– Авэ, Цезар, моритури тэ салутант!..
– Вы не есть правы, мистер Промт Дикшинари, – говорил в это время педантичный и аккуратный даже во время революции Фондей Соросович. Мы не есть идущие на смерть. Мы есть несущие жизнь.
– Это ты, Фондей Соросович, правильно сказал, – одобрительно загалдел народ на плоту, и тут же прозвучала команда:
– Суши весла! В отряды стройся! Командовала толпой вооруженных партизан Марья Моревна в новом латном облачении, в золотом шлеме с развевающимся алым плюмажем.
– Слышите, какой гул на площади стоит! – восторженно вскрикивал пивовар Иван Таранов, коего тоже допустили к оружию, понимая, как хочется человеку рассчитаться с узурпаторшей за все свои былые обиды и притеснения. Весь Кутеж на бунт поднялся!
– Кутеж – это еще мелочь! – усмехнулся Микула Селянинович. Васильев Посад присоединился, Сманигород, Козляковка, Петровск, даже из Волоколамска есть два взвода добровольцев, из бывших пасечников и пивоваров!
Среди кутежанских баб тоже царило необыкновенное воодушевление:
– Петровна! Пойдем-ка с тобой Аленку-противницу воевать, переворот учинять!
– Как переворот?! Уже?! Ахти мне, а я белье с вечера замочила! – Мой-то, стервец, и не предупредил даже, что нынче будут революцию делать, как ушел вчера после ужина, так и не появлялся. Видно, уже влился в ряды сопротивления.
– Бросай белье, Петровна, я вон опару оставила, пущай тесто убегает, а токмо не могу я пропустить исторического момента!
– Бегу, Митревна! Ты будь добра, Настьку Ефимову предупреди да Матренку Сидорову. Они дюже устремлялись царице волосья выдергать!..
Одним словом, богатырский авангард прочно подкреплялся бабьими телами. То есть тылами, конечно.
Вооруженное восстание вспыхнуло сразу же после того, как кутежанское подполье и партизанское движение получили известие о предательстве Готфрида фон Кнакена. Едва Марья Моревна выслушала сбивчивую речь запыхавшегося от бега Тудыратыма, как весь партизанский городок был поднят по тревоге.
– Продал нас фон Кнакен узурпаторше за кусок земли! – бледнея от гнева, поведала собравшимся богатырям Марья Моревна. Посему надобно нам немедля в поход выступать. Сегодня или никогда!
Партизаны, надо отдать им должное, действовали сплоченно. Стратегический объект, а именно боевую ладью, по бревнам волоком дотащили до реки и произвели торжественный спуск на воду, хотя и имелись в судне некоторые недоделки. И ладья, поэтически поименованная мистером Дикшинари «Эос», приняв на борт народных мстителей, двинулась в путь, который уже описывался выше.
