Дружина специального назначения - Платов Сергей (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
По логике вещей, из Любавы должна была вырасти настоящая холеная купеческая дочка, и наверняка так оно и было бы, но...
А вот за этим «но» скрывается совершенно нелогичный для того времени характер Любавы. Это мы сейчас, в начале двадцать первого века, смотрим на эмансипированных женщин как на неизбежное зло, которое принес с собой прогресс (да простят меня бизнесвумен, но большинство мужчин думает именно так). А в те далекие времена желание купеческой дочки научиться скакать на лошади, стрелять из лука, мутузить мальчишек в кулачных забавах воспринималось, мягко говоря, негативно. И только благодаря тому, что нормальное (с точки зрения тятеньки и маменьки) образование Любава осваивала легко и непринужденно (то есть умела шить, вязать, вести хозяйство, прекрасно готовить), родители до поры до времени закрывали глаза на не совсем нормальное поведение дочери.
Чисто женские навыки давались Любаве так легко, что отец, отведав рождественскую кулебяку, сразу забывал, что он собирался поговорить со своей строптивой дочерью по поводу синяка, который получил от нее Никифор, сын его компаньона.
Именно этот Никифор и стал причиной того, что купеческая дочь превратилась в Злодейку-Соловейку и шла теперь по лесу с солнцевским братком и киевским чертом на свою заимку, а не сидела в горнице и готовила приданое к своей свадьбе с ненавистным женихом, которого сосватал ей отец.
— Причем я сразу предупредила тятеньку, что ни за что не пойду за него, а он только в бороду ухмылялся и на пергаменте прикидывал, какие барыши он с этой свадьбы поимеет.
— И я так понимаю, что на смотринах ты... — не выдержал черт и чуть ускорил рассказ.
— Ну да, они приперлись толпой свататься, а моего мнения даже не спросили. Ну не дикость?
— В общем, конечно, дикость, — согласились приятели примерно в похожих скептических интонациях.
— Так я об этом и говорю. Я разнервничалась, завелась, ну и...
— Что и? — не выдержал черт.
— Ну я и свистнула от возмущения что есть мочи. А они...
— Что они? — на этот раз не выдержал неторопливой манеры излагать события Илюха.
— Они ни с того ни с сего все в обморок и брякнулись.
— Я их понимаю, — буркнул Изя.
— Ну вот я и сбежала из дома прямо со смотрин, — подвела итог своей купеческой юности Любава. — Ну то есть, вначале, конечно, проверила, дышат ли тятенька с маменькой, а уж потом сбежала. Вы же знаете силу купеческого слова. Тятенька обещал, что я за этого прыщеватого выйду, а так... И он слова не нарушил, и я от ненавистного жениха избавилась.
— А на скользкий путь уличной преступности ты как попала? — съязвил Изя.
— И ничего я не попала на этот твой путь! — взвилась Соловейка. — Я вначале к князю пошла в дружину наниматься.
Приятели с интересом и немым вопросом посмотрели на Любаву.
— Так меня даже на порог не пустили! — чуть не плача выдала горе-разбойница. — Не то что по конкурсу не прошла, а вообще разговаривать не стали! А я и из лука прекрасно стреляю, и на лошади в мужском седле галопом могу, и ножи кидаю в самое яблочко, и... (Тут купеческая дочка перевела дух.) Готовлю прекрасно, и вообще. Ну а на то, что я свистеть по-особому умею, вообще внимания не обратили и проверять не стали. Кто я для них? Девчонка просто.
Как ни странно, Илюха с пониманием отнесся к рассказу. И глубоко вздохнув, подвел итог:
— И после этого ты решила отомстить князю и стала хулиганить на большой дороге.
— А че он?! — всхлипнула Любава. — Но я ни с кого даже копейки не брала! Это все купцы придумали. Сами по дороге товары пропьют, прогуляют, а потом в город придут и на разбойников недостачу сваливают. А за разбойниками князь должен следить, так что им от казны компенсация полагается. Я только попугать их решила. А вообще, конечно, весело. Свистнешь разок, так все с коней и падают.
— Ага, обхохочешься, — заметил вредный черт.
— Ничего с ними не делалось, полежат с часок, отдохнут на травке и бегом князю жалобы писать.
— Небось тебя изловить пытались? — из чисто профессионального интереса поинтересовался Илюха.
— Конечно! — гордо заметила Соловейка. — И не раз. Только вот свист мой покрепче меча будет. Вы только выстояли да тип этот, что мне зубы хотел выбить. Вот мы и пришли, милости просим на мою заимку, — вдруг совершенно нелогично закончила свое повествование Соловейка.
И точно, за разговорами они и не заметили, как вышли на небольшую опушку, на которой стоял справный охотничий домик.
— Тут раньше княжеский лесничий жил, — предупредила вопросы Любава. — Мойте руки, проходите в горницу, — не терпящим возражений тоном добавила она.
Ее спутники без тени неудовольствия последовали ее указаниям. Тем более что из домика доносился чарующий аромат щей из кислой капусты и пирогов. Так уж оказалось, что желудки, что у черта, что у человека, почти одновременно напомнили своим хозяевам, что чем бы они ни занимались, но режим питания нарушать нельзя. Впрочем, эти самые хозяева ни капельки не спорили со своими внутренними органами и радостно принялись уплетать предложенную еду.
Пока Илюха приканчивал третью тарелку (где там модерновым киевским кабакам до домашней пищи!), Любава в два счета привела в порядок порванный пиджак. Причем так искусно, что, засунув последний кусочек предпоследнего пирожка в рот (последний, конечно, успел умыкнуть Изя), Солнцевский с удивлением заметил свой пиджак, висящий на спинке стула в практически идеальном состоянии, и с явным удовольствием напялил его на себя. Как это волшебство удалось Любаве за столь короткое время, оставалось только гадать.
— Это... — промямлил бывший борец. — Ну в смысле, спасибо.
— Ерунда, — пожала плечами Соловейка.
Илюха хотел еще сказать что-то хорошее про золотые руки или там про другие части Любавиного тела, но тут Изя выскреб чугунок и нагло заявил:
— Не, все, конечно, было очень вкусно и все такое. Но не будет ли у хозяюшки граммов по сто пятьдесят или, скажем, двести самогончика на пятачок для усталых путников?
Илюха хотя и собирался сказать совсем другое, но упоминание про самогон (причем исторически и экологически чистый!) заставило его с тем же немым вопросом уставиться на хозяйку.
— Самогон — это яд! — пафосно заявила Любава.
— Так разве же я спорю?! — искренне удивился Изя. — Конечно, яд! Так ты же девушка образованная и наверняка слыхала, что во многих странах ядом разные болезни лечат. Так это именно наш случай. После трудного дня, бурного выяснения отношений друг с другом и с отдельными представителями местного населения просто необходимо принять лекарство против хронических форм болезни, которой в народе просто и в то же время очень емко называют «понедельник — день тяжелый».
Илюха с уважением посмотрел на своего компаньона. Что и говорить, вначале очень хотелось есть, и такая, в сущности, элементарная мысль о питье как-то не приходила в голову, но зато сейчас... В общем, он был категорически согласен с чертом, граммов триста пятьдесят — пятьсот сейчас были бы как нельзя кстати.
— Вообще-то немного есть... — замялась хозяюшка. — Но это чисто в медицинских целях!
— Конечно, в них, родимых! — тут же подхватил Изя. — Сама посуди, я контуженный, вона мне этот тип рог сломал. А этот самый тип, даже исключив из рациона мои удары, сегодня пропустил от Муромского три-четыре боковых.
— Всего два, — недовольно буркнул уязвленный борец. — Я же не боксер.
— Так я и говорю, ему, как покалеченному небоксеру, и мне, как понесшему страшные увечья, требуется именно этот яд для поддержания тонуса и для компрессов.
— Только для компрессов? — недоверчиво переспросила Любава.
— Только! — хором подтвердили компаньоны, судорожно рыща по столу в поисках подходящей для внутренних компрессов посуды.
Огромная, по московским (да и по киевским!) меркам, бутыль с характерной надписью «Ядъ» была водружена на стол вместе с не менее внушительной плошкой с малосольными огурцами, и после принятия трехсот граммов компрессов на нос и стольких же граммов на пятачок, приятели окончательно пришли в себя. Еще по пятьдесят, и друзья решили, что, несмотря на временные и абсолютно несущественные трудности, жизнь явно удалась.
