Всадник рассвета - Шигин Владимир Виленович (мир книг .txt) 📗
Утром стали собираться в дорогу, ибо наш Змей почувствовал себя лучше. В течение всей ночи Эго отпаивала его ведрами вина, добавляя туда какие-то только ей одной известные корешки и… пепел Тифона. Но, несмотря на все ее старания, Горыныч шатался из стороны в сторону, хотя все три его головы и кричали, что им по плечу любой перелет. А так как лететь все же было надо и как можно быстрее, я решил облегчить нагрузку на нашего Змея. Вдвоем с Гераклом мы оседлали Пегаса, а остальные взобрались верхом на спину безотказному Змею. Я махнул рукой, и тот пошел на взлет. Вслед за ним стремглав взвился в воздух и крылатый Пегас. Теперь где-то впереди нас ждали страшные сестрицы горгоны.
Глава одиннадцатая
ОХОТА НА МЕДУЗУ
Наш перелет продолжался почти неделю. Ближе к вечеру мы выбирали себе подходящее место для ночевки и уставший Горыныч на радостях кидался в столь крутое пике, что его седоки едва удерживались на нем, хватаясь за что придется. Сколько я ни увещевал звероящера, сколько ни ругался с ним на сей счет, всякий раз все повторялось снова и снова. По этой причине, перед тем как дать команду на очередную посадку, я вынужден был каждый раз, подлетая вплотную на Пегасе, предупреждать наше бравое воинство о грозящей опасности:
– Держаться крепче, Горыныч падает!
Несмотря на это, к Змею все относились с должным уважением. Как ни крути, но все мы пока были по сравнению с ним самыми настоящими бездельниками. Что касается Всегдра, то каждое мое внушение Змею он принимал на свой счет, да и вообще чрезвычайно обижался на всякое непочтительное обращение со своим крылатым другом. Мой рассказ о победных звездах Всегдр воспринял со всей серьезностью, однажды утром нас всех ждал сюрприз: на боку Змея охрой были выведены две здоровенные и корявые звезды.
– Ну как? – спросили меня в один голос все три головы и Всегдр.
– Ничего более красивого я никогда не видел в своей жизни! – ответил я.
– Народ должен знать своих героев! – назидательно сказал Платон.
– А герои не должны забывать своих подвигов! – вставил веское слово Сократ.
Пифагор, как всегда, отмолчался.
Наблюдая за поведением голов нашего Горыныча, я неожиданно для себя сделал потрясающее открытие, с которым, к своему большому сожалению, ни с кем не мог поделиться. Дело в том, что головы Горыныча после обретения ими собственных имен стали вести себя в полном соответствии с поведением тех людей, чьи имена они носили. Средняя голова Платон, к примеру, теперь все время назидательно чему-то поучала правую – Сократа, а та, в свою очередь, время от времени отвечала ей, что истина для нее превыше любой дружбы. Левая же голова – Пифагор, задумчивая и молчаливая, теперь все время занималась бесконечным подсчетом звезд на ночном небе и облаков на дневном, количеством седоков и числом пролетающих мимо птиц, а во время земных ночевок с остервенением чертила, с помощью ближайшей к ней лапы, круги и треугольники на земле. Теперь голова Пифагор разговаривала в основном со мной. Остальные собеседники были ей не интересны. Пифагор спрашивала, сколько единиц в десятке, десятков в сотне и сотен в тысяче. Особенно нравился голове почему-то миллион, голова неоднократно говорила мне, что ее самая большая мечта в жизни досчитать до этого заветного числа.
– Какой уж раз начинаю считать, но все время кто-то мешает и я сбиваюсь! – сокрушенно делилась она со мной самым сокровенным.
Глядя на все это, я невольно думал, что, может, и в самом деле каждое имя несет в себе заряд некоего прогнозируемого поведения? Так ли обстояло дело на самом деле или нет, я так до конца и не уяснил, однако наблюдать за поведением Горынычевых голов было весьма занимательно.
Волновало меня и моральное состояние нашего Вакулы, который все еще страдал по Афродите, держался особняком и ни с кем не разговаривал. По моей просьбе старуха Эго начала подсыпать нашему силачу в вино какое-то отворотное зелье, и Вакула начал понемногу отходить от своей неожиданной влюбленности в ветреную богиню. Старуха Эго, как все дамы, весьма проницательная в подобных делах, сказала мне об этом так:
– Любовь как болезнь, если о ней забыли, значит, она прошла!
Геракл, которому я рассказал о проблеме Вакулы, выслушав меня, лишь расхохотался:
– Что ваш Вакула, когда по Пеннорожденной вот уже тысячи лет страдают Посейдон и Арес, а она все еще не нагулялась! Впрочем, возможно, Афродита все же сделала доброе дело. Как богиня любви, она разбудила в сердце Вакулы совершенно новые чувства и удалилась, чтобы не мешать его судьбе. Богиня любви знает о делах сердечных почти все!
Наконец мы достигли страны Ночи. Странно, но я не мог себе представить, что даже в столь отдаленные времена на Земле могла быть такая область, которой почти не достигает солнечный свет. Теперь я уже не мог бы однозначно ответить на вопрос: где кончается мир реальный и начинается мифический?
– Надо приземляться и идти вон туда! – сказал мне Геракл и показал на узкую щель в скале.
– А другого входа нет? – с надеждой спросил я.
– Нет! – отрицательно покачал головой первый герой Эллады. – Хорошо хоть такой оставили!
– Как же мы в этакой тьме будем искать нашу Медузу? – с тревогой поинтересовался я. – Темень, хоть глаз выколи!
– Самая большая тьма именно на границе этой земли, а дальше постепенно будет все светлее и светлее! – успокоил меня стоявший рядом Иолай.
– Но почему дальше надо идти пешком? – обратился я к Гераклу.
– Посмотри сам! – ответил он мне. – Все, что в небе достигает границы этих мест, падает на землю замертво.
И правда, прямо на наших глазах какой-то бесшабашный воробей рванул в сторону тьмы и тут же, как подстреленный, грохнулся замертво на землю.
– Что его убило? – повернулся я к Гераклу.
– Точно не знаю! – пожал он своими могучими плечами. – Но так было всегда! Наверно, племя горгон таким образом защищается от пришельцев!
– Но почему тогда можно идти по земле?
– Потому что земной вход в страну сторожат древние Грайи. А они и так никого туда не пропустят!
– Что это еще за ведьмы? – спросил я.
– На Олимпе говорят, что стражи они очень надежные, так как приходятся горгонам родными сестрами и мало кому удавалось проскользнуть мимо них!
“Ладно, – подумал я. – С “бабками-вохровками” мы как-нибудь да разберемся!”
Куда больше сейчас меня волновало иное. Новая вводная сразу же поставила меня перед вопросом, что делать дальше с нашим Змеем и Пегасом? Тащить с собой в узкую щель прохода здоровенного Горыныча и ширококрылого коня я не мог. И звероящера, и крылатого скакуна надо было однозначно оставлять. Вместе с ними я после некоторых раздумий решил оставить и Всегдра, а для безопасности всех троих и для общего руководства – Иолая, знакомого с местными условиями. Иолай своим назначением, естественно, доволен не был, но на войне как на войне, и ему пришлось подчиниться. Хотел было я оставить и старуху Эго, но та уперлась:
– Я кое-что когда-то слышала о ведьмах Грайи и наверняка смогу вам помочь! Как помогу, так и вернусь к Горынычу и Пегасу с мальчишкой, а пока пойду вместе с вами.
На том и порешили. Оставив на границе Ночи наш тыловой отрядик, мы дружно двинулись вперед. За неделю сидения на спине у ящера все несколько обленились, но в то же время и соскучились по движению, а потому пешком шли с удовольствием.
Вскоре мы увидели знаменитых старух Грайи. Все три сторожихи стояли у входа в страну и подозрительно глядели в нашу сторону, обеспокоенные появлением чужаков. Все пространство подле бабок было усеяно человеческими черепами и костями. Значит, смельчаки, желающие пробраться в царство горгон, все же иногда появлялись. Обилие костей значило и то, что наши “вохровки” были настроены весьма воинственно и являлись далеко не столь безобидными старушенциями, как могло показаться на первый взгляд.
– Людоедки они, что ли? – поинтересовался Вакула, но вопрос его повис в воздухе.
