Выход в свет. Внешние связи (СИ) - Хол Блэки (читаемые книги читать .txt) 📗
Под рукояткой профессор подразумевал подставку, к которой крепилась стела.
Я повертела так называемый рычаг, отметив отсутствие на гладкой поверхности загадочных знаков и прочих символов, могущих указать на принадлежность к вымершей цивилизации. Мои руки держали пятигранный кусок прозрачного материала, похожего на янтарь. Какой же это артефакт? Скорее, сырье для будущих брошек или бус.
Щелчок по одной из граней вызвал легкую вибрацию стелы.
— Резонирует, — пояснил Альрик. — От вас потребуется раскрутить око и отпустить рычаг. В дальнейшем из узоров на сфере начнут формироваться картины, и вам останется смотреть на них.
И увидеть свою судьбу. Что было, что будет — как в гадании на картах. Смешно.
На самом деле страшно. Прошлое пугало меня в равной степени, как и будущее. В памяти пронеслись постыдные моменты, о которых я изо всех сил старалась не вспоминать.
— Вы тоже увидите? — спросила, нервно сглотнув.
— Нет. Только вы. Раскручиваете и смотрите, — улыбнулся профессор.
— Откуда знаете, если не пробовали?
— Имею теоретическое представление и верю существующей информации на девяносто девять процентов.
Я нерешительно посмотрела на декана, но тот молчал, потирая нос. Отказаться или нет? Зачем оно мне, мое будущее или прошлое? Чтобы узнать, когда меня поймают на вранье с висоратством?
Мужчины правы, каждый по-своему, отказавшись опробовать око. Как говорят, меньше знаешь — крепче спишь. Не хочу заработать фобию из-за того, что увижу, ведь, по словам профессора, картинки будущего не изменить.
— Возможно, вы увидите мгновения прошлого, закрытые памятью по определенным причинам, — предположил Альрик.
Неубедительный довод. Мне достаточно имеющихся в заначке скверных моментов, чтобы никогда не возвращаться воспоминаниями в детство и юность. Однако в прошлом, среди барахла неприятностей, осталась мама… Место, где мы жили… Сны с запахами и звуками…
Сердце забилось сильнее. Я могу увидеть маму: ее лицо, фигуру! Вспомню нежность её рук, услышу её голос.
— Это гипноз?
— Если принять за основу внушение, то его техника неизвестна, поскольку игнорирует возможности дефенсоров, - сказал профессор.
— Но ведь считается, что человек — творец своей судьбы. Не факт, что видения будущего произойдут в действительности. На свете полно случайностей, и я могу погибнуть под колесами машины, выйдя сегодня за ворота.
— Те вехи, которые вам откроются, — неприкосновенны, однако добираться до них вы можете различными путями. К примеру, завтрашний прием неизбежен, хотя вы имеете право провести по-разному время до его начала.
— Я не поеду в Дом правительства, и судьба изменит свой ход, — заявила упрямо, взглянув мельком на декана. Простите, Генрих Генрихович, за утаивание правды и фарс с отработкой прогула.
— Неужели рискнете? — поднял бровь Альрик.
Вздохнув, я уставилась в окно. Конечно же, никуда не денусь и отправлюсь в светское общество с Петей, чтобы не сойти с ума из-за нарушения долгового обязательства.
Попробовать или нет? — погладила сферу. На одной чаше весов нагромоздились лица и воспоминания: отец, житие у тетки, интернат, перебежки по ВУЗам. На другой чаше остался скудный мамин образ.
Что ждет меня в будущем? Провал на приеме, обнародование грязной тайны невисоратки, скандал вокруг отца и моя погибель. Мэл, сделавший карьеру политика и связавший судьбу с породистой девицей из высшего общества.
К черту Мэла! Я увижу маму.
Очевидно, колебания отразились на моем лице, потому что профессор поспешил заверить:
— Эва Карловна, мы ни в коем случае не принуждаем запускать око, но знайте — второго случая вам не представится.
Отказаться или принять предложение, чтобы увидеть безрадостное прошлое и не менее оптимистичное будущее? Чтобы увидеть маму.
Они не настаивают, они предлагают. Не хочешь — дело твое, но потом не кусай локти, — предупредили прямым текстом. Пожалею ли я, выйдя из кабинета, что не согласилась?
Решившись, вставила стелу в дыру на полюсе глобуса. Та пошла туго.
— Самостоятельно, — добавил Альрик. На его виске билась жилка. — Здесь мы вам не помощники.
Пришлось давить на рукоятку, пока пятигранная стела не погрузилась, застряв наполовину.
— Хорошо, — сказал профессор, с трудом сдерживая возбуждение. — Сцепление произошло. Попробуйте раскрутить.
Приложив усилие, я надавила. Стела не сдвинулась.
— Еще раз! — воскликнул Альрик азартно. — Сильнее!
Я послушалась его совета, и рычаг утонул по рукоятку. Неторопливо разгоняясь, он упруго погружался и выпрыгивал из недр шара.
— Значительная инертность среды, — пробормотал декан.
— Не отпускайте руку, Эва Карловна! — напомнил профессор. — Удерживайте!
С каждым новым утапливанием рукоятка ходила все быстрее и легче, и вдруг шар провернулся вдоль оси. Медленно, а затем всё быстрее и быстрее, он стал раскручиваться, пока не завертелся, расплываясь алой сеткой вен.
Как заколдованная, уставилась я на растекающееся перед глазами красное зарево и погружалась, утопала в нем. Пропали из виду Альрик и Стопятнадцатый, пропал кабинет. Меня затягивало, засасывало, растворяло в разлившемся океане.
Бабочка на руке. Ничем не примечательная, коричневая, с незатейливым рисунком на крыльях. Открывает и складывает. Почему-то решила передохнуть именно так.
Пустой автобус и я на холодном кожаном сиденье у окна. Три ряда колючей проволоки, будка, шлагбаум. Рослый мужчина в пятнистой одежде удерживает ужасного пса, готового сорваться с привязи. Животное заходится в лае, с клыков капает слюна, а глаза налились краснотой. И гавкает собака на меня.
Несколько мальчишек избивают одного на задворках. Скорчившееся тело, голова втянута в плечи и закрыта руками. Мне страшно, потому что я такая же, как и он.
Я лежу на земле, потому что меня толкнули. Как обычно. Ко мне подходит мальчик старше меня года на четыре. Это Алик. Теперь я под его защитой.
Льет дождь. Длинные промокшие шеренги на площадке. Я в первом ряду. Женщина под зонтом зачитывает. Банда несовершеннолетних злоумышленников вскрыла сейф директрисы и сбежала с награбленнным. Мои щеки мокры: от воды, падающей с небес, или от слез — не имеет значения. Алик забыл обо мне.
Я пьяна. Невыносимо пьяна. И счастлива. Я танцую и отпиваю из горла бутылки коричневую терпкую жидкость. Это второй и последний раз, когда я напиваюсь до беспамятства.
Машина стоит на бензоколонке. Отец везет меня на север. На противоположной обочине сидит дворняжка. Пока отец не видит, бросаю собаке пирожок с капустой и, как всегда, промахиваюсь. Он не долетает и падает на дорогу, по которой проносятся машины. Оказывается, у собаки перебиты задние лапы. Она волочит ими, но не решается броситься за подачкой.
Мы стоим на перекрестке. Рядом с продуктовой лавкой разбитая инвалидная коляска, и в ней человек — просит милостыню. На него страшно и неприятно смотреть, но взгляд притягивается против воли. Проклятый, — шепчет однокурсница по колледжу. Нет, это небрежное обращение с заклинаниями, — спорит соседка из общаги.
Какая-то конура, тускло освещенная, в которой двое: я и еще кто-то, не разобрать. По приоткрытым в беззвучном стоне губам и тому, как выгибается мое тело, не остается сомнений, чем я занимаюсь. Мой спутник невидим, он за моей спиной.
Бесконечный коридор по обе стороны. Арки, арки — им нет конца, и множество свечей в темноте, уходящих лентами налево и направо. Бледная тень приближается навстречу, но я не могу разобрать, кто это.
Открытая коробочка на столе, а внутри большое румяное яблоко, обвязанное красным бантиком.
Утро. Потягиваюсь, лежа на кровати. У меня отличное настроение. На соседней подушке осталась вмятина. Вдыхаю запах, который вобрала наволочка, и укладываюсь на нее щекой, обнимая подушку и прижимая к себе.
