Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
Ромашевичевский скривился и продолжил:
— Существует несколько сотен базовых рецептур, обладающих длительностью действия от пятнадцати минут до получаса. Вводя в их состав различные компоненты, можно добиться требуемого эффекта. Какова цель любого снадобья забывчивости? Прежде всего, это временная парализация или консервирование участков мозга, отвечающих за различные виды памяти. Одной из основных проблем при приготовлении снадобий является выборочность памяти. Например, невозможно с помощью снадобья заставить объект вашей симпатии забыть о ком-то другом, потому что для этого придется блокировать долговременную память, которая включает условные рефлексы. Таким образом, желая косвенно избавиться от соперника или соперницы, вместо объекта симпатии вы получите травянистое растение. Гораздо проще воздействовать на эмоциональную память объекта, взрастив равнодушие.
Надо же, какой кровожадный пример привел Ромашевичевский! С чего бы? Однако препод с невозмутимым видом продолжил лекцию, а я опять размечталась.
Эх, раздобыть бы какое-нибудь полезное снадобье! Например, настойку оптимизма или эссенцию пофигистического настроения. Жаль, зачастую невозможно приобрести компоненты в свободной продаже и нужно заказывать их через первые отделы. Кроме того, большинство снадобий готовилось в условиях, приближенных к стерильным.
— Кто-нибудь из присутствующих может сказать, какое отношение имеет висорика к снадобьям? — обратился лектор к аудитории.
Студенты встретили вопрос гробовым молчанием, не забыв потупить взгляды в тетради.
— Оказывают ли вис-волны влияние на качество снадобий? — Лектор с иронией разглядывал аудиторию.
— Да, — неуверенно пискнула с первой парты девочка, по внешнему виду отличница.
— Нет, — отрезал Ромашевичевский, и уничтоженная студентка втянула голову в плечи. — На этапе приготовления снадобий вис-волны не оказывают ровно никакого влияния. Нужно лишь следуя инструкции, не путать настой с отваром и выдерживать снадобье на водяной бане не полминуты, а ровно двадцать семь секунд. Это главный залог успеха. А вот на этапе сбора и подготовки компонентов влияние волн трудно переоценить. Недаром в различных культурах предписывалось собирать травы в определенные дни, когда активность волн резко возрастает. Также не стоит считать абсурдными и смешными фразы из старинных рецептов. — Ромашевичевский подошел к столу, нацепил очки на гигантский нос-вешалку и зачитал с листа: — Например… "На заре встать лицом к солнцу, трижды оборотиться вокруг себя по леву руку, после чего с чистым сердцем приступить к измельчению борца многолетнего". Или вот еще… "На молодую луну выйти в полночь к перекрестку трех дорог, сплюнуть через плечо, взять пригоршню земли и, не оборачиваясь, вернуться домой".
Студенты и не подумали смеяться над услышанным. Казалось, присутствующие вообще забыли о таком явлении как улыбка, слушая лектора с каменными лицами.
Таким образом, мы внимали и писали. Строчили до онемения конечностей: универсальные составы, классификацию компонентов, оказываемое ими воздействие на участки мозга и на виды памяти и так далее и тому подобное.
Не знаю как другие, а я исписала треть тетради. С таким скоростями ее надолго не хватит.
Поскольку у меня на руках имелось всего две тетради, то я решила писать в них конспекты с двух сторон. По одному предмету — с начала, а по другому предмету — с конца тетради. Но если конспект каждой лекции будет размером с томик стихов, нужно срочно пополнить запасы.
Слушая лекцию, я нет-нет, а поглядывала на Мелёшина, буравя взглядом его макушку. Он с невозмутимым видом карябал в тетради, подперев щеку рукой.
Вот если бы приготовить одно из снадобий, упомянутых преподом, и влить его в Мелёшина! Он раз! — и забудет о проблеме вроде меня. А вместе с Мелёшином напоить и Касторкина, тьфу ты, Касторского. А вместе с Касторским — весь курс. Хотя нет, теперь придется опаивать снадобьем весь институт.
Размечтавшись, я не заметила, как прогорнил звонок, и массы шумною толпою ринулись из аудитории, разумеется, после лектора. Очнулась, заметив, что рядом кто-то стоит. Мелёшин подошел к столу с лицом мрачнее грозовой тучи. Он, видимо, дождался, когда помещение опустеет, и подошел ко мне, чтобы не позориться при посторонних.
— Начиная со следующей лекции, будешь сидеть впереди, — объявил мне.
— Почему это?
— Потому. Сказал, будешь — значит, будешь, — процедил Мелёшин.
Хорошо. Как скажешь.
Я пожала плечами и с независимым видом направилась к выходу. По дороге чуть не навернулась на ступеньке и, услышав позади смешок, сгорела со стыда. Ускорив шаги, выскочила в дверь.
Это могла быть 12.2 глава
Чтобы родилась волна, нужен первоначальный толчок, и тогда на поверхности моря пенные барашки поднимутся валом водной стихии.
И волна родилась.
По пути в соседнее крыло я ловила любопытствующие взгляды незнакомых студентов, многозначительно переглядывавшихся между собой.
Как реагировать на навязчивый интерес? Нацепить на лицо маску деланного безразличия, задрать нос и невозмутимо шагать вперед, размахивая лозунгом: "Поберегись, кого не замечу — раздавлю!". Отличная идея, тут же претворенная мною в жизнь. И все же, изображая изо всех сил показное равнодушие, в душе я по-прежнему оставалась боязливой серой крыской, предпочитавшей темный уголок роскоши освещенного зала. Ведь чтобы сиять в центре, нужно что-то собой представлять, а тут и представлять-то нечего.
При моем появлении в аудитории раздался всплеск возбужденных голосов. Однако чему я удивилась, так это тому, что Мелёшин каким-то образом опередил меня и, сидя на своем обычном месте в окружении нескольких парней, что-то им рассказывал. Конечно, не так живо и эмоционально, как староста, но интересно и с юморком, потому что его внимательно слушали и похохатывали. Заметив мою персону, сборище начало неохотно рассасываться, а Мелёшин, нахмурившись, уставился на меня.
Ах, да, велено садиться впереди.
Я подошла к первому столу, за которым сидел невысокий бледный парнишка в очках. Стопроцентный трудяжка-отличник.
— Можно устроиться рядом с вами? — приспросилась, потупив глаза.
— К-конечно, — заикаясь, разрешил парень, став красным как помидорка.
— Спасибо. Я Эва. Но если тебе неудобно, то найду другое место.
— Н-нет-нет, п-присаживайтесь, — встал очкарик, пропуская к окну. Таким образом, я разместилась на том же крайнем ряду, только за первым столом, и в нос уперлась лекторская трибуна. Сосед оказался редкостным альбиносом со светлыми ресницами и светлыми бровями. Он напоминал распушившийся, но подстриженный одуванчик.
Позади дружно заржали. Компания Касторского развлекалась, а сам он, сально улыбаясь, показал мне большой палец. Мелёшин тоже не сводил с меня глаз.
Следующей лекцией по расписанию стояла теория заклинаний, которую читал наш уважаемый декан.
За окном солнечный безветренный денек по-хозяйски взял управление в свои руки, заставив искриться мириады свежевыпавших снежинок в лучах зимнего солнца. Блестело всё: снеговые шапки и воротники ангелов, дорожки, деревья, забор. Блестел весь мир.
Тут, отвлекши меня от созерцания улицы, в аудиторию ввалился Стопятнадцатый, пророкотал "Здравствуйте!", и лекция началась.
Хороший он декан, наш Генрих Генрихович, и как человек неплох, но как преподавателя я совершенно его не поняла. Зычный бас, отражаясь многократным раскатистым эхом от стен, дезориентировал в пространстве, и лекция прошла сумбурно. Придется посетить библиотеку и закрепить материал по защитным заклинаниям, просочившийся мимо ушей, как я ни старалась затолкать его в голову.
В течение лекции сосед искоса поглядывал на меня, но не сказал ни слова. Зато беспрерывно егозил и издевался над пером, раскручивая его и закручивая, пока не сломал. Пришлось ему писать грифелем. Жаль, я не держала при себе запасное перо, а то одолжила бы.
