Особо одаренная особа - Вересень Мария (книги онлайн TXT) 📗
Надо сказать, что и в Красном веселье лилось рекой, гуляли все, кроме моего должника. Фон Птиц предавался здоровому сну. И мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем на отчаянный звон из дверей особняка выглянул заспанный старикан.
— Вы — Густав фон Птиц? — спросила я.
Старик с волшебным светильником в руке с достоинством поправил съезжающий с плеча шитый золотом кафтан, оглядел меня с ног до головы.
— А вы, собственно, по какому вопросу?
Сразу стало ясно, что наглостью тут не возьмешь, здесь наглых пачками видали, но тут мне на помощь пришел Сивка-Бурка, с удовольствием почесывающийся о вытянутую вперед лапу грифона.
— Передай Густаву, что пришло время вернуть старый должок.
А я, чувствуя прилив вдохновения, добавила:
— Грядет расплаты страшный час!
— Зря ты это. — Богатырский конь вздрогнул.
И впрямь — раздался жуткий вой, а между мной и старикашкой выросла стена оранжевого огня, нас швырнуло наземь и понесло, кувыркая, словно сухие листья. Вслед полетели молнии, с сухим треском впивавшиеся в снег вокруг меня.
— Держись! — проорал Сивка, передо мной ничего, кроме его хвоста, не было, но уж в него-то я вцепилась так, что конь хрюкнул, но злого слова мне не сказал, а наподдал во всю свою лошадиную прыть. Так мы и летели в облаке огня и блеске молний. Сивка кричал встречным: — Поберегись!
А я визжала, разбрызгивая пузом снег. Следом неслись, заливисто лая, собаки и свистели, грозя алебардами, постовые.
Остановились мы только на середине реки, в том месте, где Княжевка начинала задумчиво петлять, словно собираясь повернуть вспять.
— Что это было? — прохрипела я, со слезами глядя на шубейку, покрытую ледяными струпьями. Снег был везде: в сапогах, в волосах, за шиворотом. По дороге Сивка опрокинул два бака с отходами, и теперь от подола воняло рыбой. Богатырский конь задумчиво выкатил губу, глядя на веселящуюся на том берегу столицу, и задумчиво протянул:
— Слыхивал я про одного фон Птица, дак тот был великокняжеским архимагом, но это вряд ли он…
— Почему? — Я шмыгнула носом. — Вон как молнии метал!
— Ай, да обыкновенное заклятие, — отмахнулся Сивка. — Такие в половине знатных домов стоят. А у того фона есть грифоны, которые, даром что из бронзы, оживают и, пока злодея, покусившегося на хозяина, насмерть не заклюют, не отстанут! И нет никакого заклятия ни у мага, ни у нечисти, чтобы их остановить.
И тут мы уставились друг на друга, вспомнив, кому я строила рожи и об кого Сивка чесался. Стоило мне понадеяться, что, может, это не тот дядечка, как с неба послышался гневный клекот. Сивка без раздумий ухватил меня зубами за шиворот и закинул себе на спину, рявкнув:
— Держись!
Я уцепилась за его шею, а он, с силой оттолкнувшись, взлетел к звездам. Но грифоны, словно дворовые псы, вцепились Сивке в бока, конь закричал, и мы рухнули вниз, я успела заметить внизу великокняжеский кремль:
— Миленький, хотя бы не на палаты падай, — взмолилась я, припав к Сивкиному уху. И зажмурилась, в красках представляя, что мне будет, если хотя бы маленькая золотинка с кремля осыпется. Сивка, из которого грифоны так и норовили вырвать клок, что-то промычал, и мы проломили крышу надвратной башни.
— Хорошо упали, — всхрапнул Сивка, — терем княжий не порушили. — И завалился на бок, теряя сознание.
— Сивка, Сивка! — зарыдала я, слушая, как грифоны бронзовыми когтями разрывают потолочные балки над головой. — Что же делать то?
— Стражником оденься, — прохрипел конь. — Незаметно выйдешь из кремля и дуй к фон Птицу, пусть он обратно зверюг своих забирает, а то заклюют насмерть.
Тут под одним грифоном перекрытие рухнуло, и он упал вниз, погребая моего верного коня под грудой мусора.
— А-а-а! — заорала я, каким-то чудом вывалившись через дверь на крутую лестницу и кубарем катясь вниз. Не видно было ничего, я даже удивилась, как мы смогли в такой яркой столице отыскать такую беспросветную башню? Стоило мне начать метаться внизу, как я обнаружила на своем пути множество стеклянных стен, которые звенели и грозили разбиться.
— Да что ж это такое? — шипела я, пытаясь выбраться из этого звенящего лабиринта. — Прямо Гомункулов архив до нашего погрома. — И тут я уперлась в кого-то, пощупала дрожащими пальчиками ткань, привстала на цыпочки и обнаружила шлем, правда, без шишечки, как у Зори, и догадалась, что у охранников Великого Князя форма висит на специальных чучелках, какие я видела у портного в Веже. Вот и алебардочка имеется в правой руке, нашарила я в темноте оружие. Грифоны надо мной завыли, я услышала, как Сивка заорал:
— Беги, Верея! — и наподдал кому-то копытами, бронзовый звон наполнил разрушенную башню. Обозлившись на злобного архимага, который невинных людей травит бронзовой нежитью, я накинула форму стражника и, забыв всякую осторожность, выскочила на княжий двор.
— Где здесь ворота на Красный город? — рявкнула я первому встречному, мужик закатил глаза и упал, как бревно. Двор княжий был мощен булыжником, и мои каблучки звонко и злобно цокали о камень. Так что стража у ворот увидела меня издалека.
Я, испугавшись, что сейчас они меня схватят и, пока я буду объясняться, Сивку заклюют, со всей суровостью, на которую была способна, заявила:
— Кто сейчас с моей дороги не уберется, будет жалеть об этом сильно, но недолго! — и очень удивилась, когда стража прыснула в разные стороны, словно тараканы. Я хмыкнула, поправила капюшон, положила алебарду на плечо и со всех ног помчалась к фон Птицу.
Густав фон Птиц, архимаг и глава Конклава магов, в ту ночь заработался допоздна. В последние дни накопившиеся дела все меньше оставляли ему времени просто посидеть с книгой у камина, разобрать личные документы, поработать с новыми перспективными заклятиями, которых собралось уже немало, но все они были в черновиках. Поэтому на внезапный гул гонга он не сразу обратил внимание, услышал и забыл, пока не ворвался его старый друг и управляющий домом Мефодий.
— Ну все, Густав, допрыгался! — заявил с порога управляющий. — Нечисть по твою душу явилась, сейчас в клочья рвать будет!
Архимаг с удивлением глянул в окно и не поверил своим глазам, увидев пляску молний, вслед за которыми со своих мест сорвались грифоны и устремились в небо, что само по себе говорило о нешуточности угрозы. Потеребив бороду, архимаг не очень уверенно спросил:
— За что?
— А то не за что? — прищурился управляющий.
Как человек разумный, фон Птиц понимал, что всякого политического деятеля есть за что, но не так же откровенно! Вдвоем они спустились по мраморной лестнице, вышли наружу и, замерев на крыльце, стали прислушиваться к давно уже ставшему привычным столичному шуму. Все было как всегда, ржали кони, смеялись люди, в соседнем доме музыканты лихо вдарили кадриль, вот только со стороны Кремля словно потянуло холодком, стали один за другим гаснуть фонари, тоскливо, как по покойнику, завыли псы, раздался Короткий женский вскрик, а следом визгливый мужской.
Фон Птиц, человек не робкого десятка, собрался с силами, твердо уверенный, что готов дать отпор любой напасти и… Застыл соляным столбом на пороге собственного дома. Решительно и целеустремленно к нему шагала, поигрывая косою, Смерть. Росточку она была невысокого, но очень страшная. Ветер раздувал полы плаща, и он трепетал вокруг нее, словно черные крылья. В безлунной ночи череп сиял особенно ярко, притягивая к себе внимание. Архимаг с ужасом чувствовал, что не в силах оторвать глаз от бездонных глазниц, в которых ему мерещился голодный блеск.
— А пузо у ней шерстяное, — шептал побледневший и вцепившийся ему в руку Мефодий. Птиц посмотрел, куда тыкал управляющий, и почувствовал подступившую к горлу дурноту. Он почему-то представлял старуху-скелет в балахоне, но все оказалось еще ужаснее, а более всего наводил страх мерный цокот шагов.
— Густав фон Птиц? — осведомилась Смерть, остановившись перед крыльцом и опершись на косу. Если б не сила, которая исходила от нее, архимаг еще мог бы подумать, что это розыгрыш, но в эту ночь все было очень серьезно, поэтому он только кивнул.
