Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна Георгиевна (первая книга .txt) 📗
Кровь не остановила, но теперь хотя бы она не брызгала во все стороны.
— Пустишь, — отвечало эхо в моей голове. — Пустишь как миленькая. У тебя нет этой гадкой живой деревяшки (украсть ее было простым делом). Зато у тебя есть кровь. Заполни отверстие, разбуди Источник и будешь свободна.
— Нет! — Я упала на пол и стала пятиться подальше от алтаря.
— Да-а-а-а!
Жестокий кукольник вздергивает меня за ниточки, я сама, как кукла, медленно иду обратно, поскрипывая суставами. Так вот ты какая, одержимость. Агнешка! На помощь! Какое у нас условное слово было? Петухи! Петухи-и-и-и!
— Тебя чего треплет-то так? — участливо раздалось будто издалека.
Я разлепила веки. Надо мной склонился Бромиста.
— А я, главное, смотрю, ты по полу катаешься, в кровище вся. Тут мне светлейший князь Влад и говорит: «Не могли бы вы, многоуважаемый…»
— Нет, кому я вру? — Деревянные ручки поддержали меня за спину и помогли сесть. — Дракон закричал: «Помоги ей!», а я ему: «Как можно, ведь купол? Ведь ни одна живая душа…» А он ка-а-ак рявкнет: «Ты голем, а не какая-то там живая душа!» И главное, чуть не силой меня к тебе забросил. Я вообще сильный, ты знаешь, но легкий.
Все время журчащего Бромистиного монолога меня колотила дрожь. В голове спорили голоса — противные, визгливые, ужасающие.
— Попалась я, дядюшка, — прошептала я, ощутив, что еще немного, и опять накатит липкая чернота. — Не дай мне окропить кровью алтарь.
А потом я завыла и запричитала теми самыми разными голосами, голосами демонов, которыми была одержима, ибо было их сотни. Сотни, тысячи, легион, копошащийся клубок змей, липких, злобных, ядовитых…
Из обморока меня вывела мелодия, напеваемая вполголоса. Я открыла глаза. Голова моя все так же покоилась на деревянных коленях голема. А сам Бромиста подпевал ветру, держа в свободной руке нотный лист.
— Задорная песня. И твои припадки, кстати, успокаивает. — Его улыбка обнажила блестящие лакированные зубы и небольшие петельки, которыми крепилась к голове нижняя челюсть. — Долго нам здесь еще сидеть? Народ за сферой волноваться начинает.
— Недолго, — успокоила я собеседника. — Как только я истеку кровью, опасность минует, и сразу сможешь выходить.
— Эй! Мы так не договаривались! Меня твой Дракон потом со свету сживет!
— А ты, дядюшка, сбеги, — пошутила я.
— Да уж сбегал однажды, друга хорошего в беде бросил, — не поддержал шутку Бромиста. — До сих пор стыдно. А чего, говоришь, ты Источник пробудить не можешь? Что там за артефактище у тебя украли?
Я рассказала. Голем вытянул шею, рассматривая поверхность алтаря.
— Ну, так давай я щепку от себя отколю. Все равно — дерево, оно дерево и есть.
Я взвилась, управляемая изнутри, полная не своей, чужой темной яростью. «Разорвать, убить, изничтожить! Раскрошить череп, вытащить оттуда пергамент с заклинаниями, которые наделили этого уродца неким подобием жизни, обломки выбросить прочь, за пределы сферы. В девчонке еще полно крови. Ну, хоть пару капель найдется. Выдавить, выдавить ее на алтарь, открыть врата, впустить нас. Мы хотим сюда, хотим в этот мир. Здесь тепло и вкусно пахнет и есть свет, краски, есть жизнь, есть кровь!»
— Когда завтра начнешь синяки считать, помни, у меня не было другого выхода, — устало проскрипел голем и всем телом навалился на алтарную плоскость. — И на щепки времени ты мне тоже не дала.
Мелодия ветра, казалось, стала громче, торжественнее и глубже свет, и ветряные колокольчики звенели уже почти как настоящие колокола.
— Не поминай лихом, Лутоня. Прости, что так тогда получилось…
И хрупкая деревянная кукла замерла, так и не успев договорить.
Истошный звериный вой разрывал меня изнутри. Тело моего друга меняло очертания. Дерево пошло трещинами, из которых с неимоверной быстротой стали пробиваться крошечные ростки. Они тянулись вверх, на них набухали почки, листья скручивались в длинные иглы, бутоны превращались в прекрасные цветы. Пахло хвоей и мускатом. Ветер сдувал опадающие лепестки, обнажая набухающие плоды, под весом которых гнулись ветви огромного, уже почти достигающего потолка дерева.
— Пробудись, — шептала, глотая слезы. — Пробудись, Мать четырех ветров! Пожалуйста. За это отдал жизнь очень хороший… Пусть не совсем человек, но хороший!
Я ревела взахлеб, вытирая лицо окровавленными рукавами, когда сверху снизошел золотистый свет. Ослепительно-рыжие белки неслись по стволу прямо на меня. И все вокруг превратилось в золото. Золотой ветер связывал золотую воду, которая питала золотую землю, которая питала золотой огонь, из которого плавился золотой… Человечек?
— Это природа, — у ближайшей белки оказался глубокий женский голос. — Твой друг благородно поступил, пожертвовав собой.
Белка достала из-за спины орешек и лихо его раскусила. В ее лапке оказалось два камешка — песчаник и гагат, перышко жар-птицы рыжуха пристроила за ухом.
— Ты чего ревешь?
Я уже ничему не удивлялась. Белки так белки, хорошо хоть не пауки или летучие мыши. Источник сам выбирает для себя форму, но ведь она не главное. Я всхлипнула, прислушиваясь к себе. Где-то на задворках сознания копошились демоны.
— Они боятся моего света, — сказала белка. — Темные твари. Они не смогут теперь прийти.
— А как же те, которые уже поселились в людях? Ты сможешь их изгнать?
— Дерзкая, дерзкая Лутоня. — На хитрой мордочке появилась улыбка. — Отвлекать богов по мелочам…
И тут золото вспыхнуло, потекло, и я пришла в себя уже в темноте.
— Она ослепнет? — донесся встревоженный голос Агнешки. — Князь, что делать? У нее кровь!
— Все кончено, ты разбудила Источник! Девочка моя, ты просто умница. Пятая стихия…
— Петух! — простонала я. — Агнешка! Петухи, много петухов…
— Ты бредишь, Лутоня?
— Хуже, князь, Лутеция одержима.
Глава 11,
в которой мирятся те, кто ссорился, и побеждает любовь
Что было, что будет, чем сердце успокоится…
На Дракона стало страшно смотреть. Под скулами заходили желваки, глаза зажглись злым огнем. Он подхватил на руки бесчувственную девушку и побежал к выходу из залы. Агнешка неслась следом изо всех сил, но Цай ее все равно опережал. Гости паляссо дель Акватико на мечущихся иностранцев особого внимания не обратили. Хорошенькая ветреница свое дело сделала, грандессой вскорости станет. Завидная доля, если, конечно, девчонка выживет. Но какой же неземной красоты Источник ей удалось разбудить! В центре бальной залы теперь возвышалась огромная сосна. От обычных земных товарок громадина отличалась тем, что ветви ее украшали вовсе не шишки, а золотистые яблоки. Плоды были такой невероятной прозрачности, что на свету можно было рассмотреть семечки, скрываемые золотистой мякотью.
Восторженный шепот «молодильные яблоки!» распространился по зале, как лесной пожар. Но первого же гостя, попытавшегося дотянуться до волшебных плодов, цапнула белка. Вскорости уже несколько десятков гостей украсились следами беличьих резцов.
— Прикажите выставить стражу! — Его величество Карлос Первый не отрываясь смотрел на новый Источник, молитвенно сложив руки перед грудью. — Чуду надо позволить произойти, пообвыкнуть в нашем мире. Скоро Источник распространится по острову, заглянет в каждый храм и оставит там свою частицу.
Одна из длиннохвостых белок вскарабкалась по горностаевой мантии и спокойно села на королевское плечо. Король нежно почесал за рыжим ушком. Курию надо собрать сегодня, и теперь участие в ней примет уже пять адептов. Лутеция Ягг оправдала с лихвой надежды, на нее возложенные, и Карлос Первый собирался наградить ее по-королевски. Кстати, как там она?
Его величество оглянулся как раз вовремя, чтобы рассмотреть скрывающегося в дверном проеме Дракона. Что ж, король может быть спокоен. Муж юной ветреницы позаботится о ней лучше всех прочих. И король опять погладил белку, сидящую на его плече.
