Сказки народов Бирмы - Автор неизвестен (читать книги полностью txt) 📗
Естественно, что миф в современном бирманском фольклоре дошел до нас в немногочисленных фрагментах в рамках бытовой, редко волшебной ситуации развитого аграрного общества позднего средневековья, в котором окончательно оформились собранные здесь сюжеты. Миф представлен и сестрами-звездами, и остатками культа предков, и рядом других сюжетов и образов. Мало и волшебной сказки, к тому же она в наибольшей степени «олитературена» и устоялась. Сравнительно малая представленность ранних фольклорных жанров отчасти связана и со спецификой сбора фольклорного материала в Бирме в конце XIX–XX в. Резко преобладает бытовая сказка, такие жанры, как притча и просто анекдот. Наличествуют почти все сюжеты и образы бытовой сказки, а обилие реалий, присущее бытовой сказке, сделало эти стандартные сюжеты весьма специфическими, несущими в себе массу бирманского. Есть и любимые жанры, такие, как сюжеты, объясняющие все и вся, а особенно поговорки. По-видимому, это отражение в народной литературе характернейшей для буддийской литературы манеры широко комментировать канон, писать даже новые произведения в форме комментария к канону или к другому комментарию. Но важно отметить, что такие же особенности религиозной литературы у кхмеров, например, или у вьетнамцев не привели к указанному явлению в устной литературе; видимо, тут есть и другие, пока неясные, причины.
Обращают на себя внимание жестокие развязки в бытовых сказках, что не очень принято в фольклоре многих других народов мира. Они существуют и у других народов тибето-бирманской семьи; трудно определить, насколько такие развязки — дань литературной традиции, насколько — отражение кровавых войн и распрей XVI–XVIII вв. Но эта специфическая черта выражена не очень сильно, сказалось нивелирующее влияние процессов, происходивших среди бирманцев последние два столетия.
В XVIII в. окончилась тысячелетняя борьба бирманцев и монов за то, кто станет ведущим народом на западе Юго-Восточной Азии, окончилась она победой бирманцев. Эта победа, как показало последующее развитие, не была случайной — бирманцы быстро превратились в наиболее развитый культурно и экономически народ этого района. Темпы их экономического и социального развития оказались выше, чем у их соседей. Именно бирманцы стали основной движущей силой национально-освободительного движения, у них первых сформировались рабочий класс и буржуазия, у них возникли первые марксистские организации. Бирманцы объединила остальные народы в борьбе за новую Бирму. Динамизм и относительная быстрота развития привели и в духовной сфере, в том числе и в фольклоре, к более быстрому пересмотру традиций. Именно у бирманцев в языке фольклора масса городских элементов, влияние городской культуры видно в композиции, в процессе упрощения и укорачивания сюжетов, зашедшем достаточно далеко. Не менее существенно и то, что только они дают сюжеты, где имеются элементы критики буддизма, выходя тем самым за рамки традиционного мировоззрения. При этом критика буддизма ведется не с позиций другой религиозно-философской системы (как во Вьетнаме, где буддистов критиковали конфуцианцы), а изнутри. Но наиболее интересной чертой бирманского фольклора в рамках Бирманского Союза надо считать широкое распространение в нем анекдота и развитой плутовской новеллы, т. е. того, что столь характерно для городской простонародной (не придворной) культуры позднего средневековья.
В целом всем жанрам фольклора собственно бирманцев присущ ряд черт, на которых целесообразно остановиться подробнее. Начнем с набора реалий, который очень современен, но не сиюминутен, в нем часто упоминаются письма, книги, но составитель удержался от включения сюжетов с нефтью и т. д. Среда действия — город и деревня в равной степени, и то и другое — свое. Очень много буддийских реалий, идей, ситуаций, восходящих к буддийской литературе. Что касается жанрового состава, о котором уже несколько раз говорилось выше, то даже мифы и волшебные сказки обычно переработаны в буддийском духе и не противоречат ему, сохранившиеся в большем числе наты все более напоминают литературные персонажи, уважение к ним весьма невелико или вообще отсутствует. Широко представлены связанные с буддизмом мотивы судьбы, почитание учебы и учителя.
Утратив религиозные функции, нат сохранил свою необходимость для развития сюжета, его вмешательство создает завязку большинства волшебных и части бытовых сказок собственно бирманцев. В этом отношении наты (в их бирманском понимании — лешие, домовые) — важнейший признак собственно бирманского фольклора. Ни один другой народ Юго-Восточной Азии не придает такого значения духам типа натов, да и не у всех они есть именно в таком виде. Сохранившись в условиях многовекового господства южного буддизма, наты стали важной частью местного фольклора, а в значительной степени — и быта, даже современного.
Среди людей популярной фигурой фольклора собственно бирманцев является уже упоминавшийся богач. Фигура богатого, но социально равного остальным горожанина возникла в этой части Индокитайского полуострова давно и до XIX в. была важным элементом жизни и литературы, потому что противоречие между имущественным положением и социальным бесправием порождало коллизии, типичные для??? и продуктивные для литературы: выбор короля (а не борьба за власть), брак королевской дочери по «королевскому обещанию». Примечательно, что в фольклоре бирманцев, как и других народов Юго-Восточной Азии, дракон рассматривается не как враждебное существо, а просто как существо сверхъестественное, могущее относиться к герою и дружественно, и враждебно. Напомним, что праздники, связанные с драконом, до сих пор составляют значительную часть крупных праздников народов региона, в частности знаменитого праздника воды.
Мифы, как уже говорилось, плохо сохранились у бирманцев. Собраны все основные элементы мифологии, но ее полная научная реконструкция еще не проведена. Лучше сохранилась волшебная сказка — явление более позднее. Этих сказок больше, и сохранность сюжетов у них лучше. В волшебных сказках видно влияние бирманских летописей, куда включались исторические легенды, ставшие фактом письменной литературы и, видимо, оказывавшие обратное воздействие на фольклор. Этот контакт с записанными легендами был одним из путей отхода от чистой волшебной сказки. Другим, более распространенным путем было смешение с бытовой сказкой, уже встречавшееся ранее. Волшебные сказки (как и бытовые) заметно проникнуты идеей государственности, как и у монов; король — лицо знакомое и вполне реальное, мораль «хорошего подданного» настойчиво насаждается. Вообще «казенная мудрость» не чужда многим бирманским сказкам, но в разной степени.
Бытовая сказка сильно отличается от волшебной. Это уже вполне сформировавшийся жанр со своими законами, стилем, своими героями, Значительное место занимают трикстерские сюжеты, весьма типичные именно для бирманцев. Но есть и архаические бытовые сказки, такие, как история лентяя-победителя, хотя в других бытовых сказках бирманцев он уже осуждается и наказывается. Есть сюжеты о скупых, о вредных женах, глупых женах — в общем, набор бытовой восточной сказки. Аналогично выглядит и комплекс сказок о животных, где почти нет этиологических сказок и много — о животном-хитреце.
Многочисленны у бирманцев рассказы («Кто не боится своей жены», «Кто настоящий друг» и сл.), являющиеся сказками лишь при очень широком толковании этого термина. Это — небольшие по размеру произведения, явно сложившиеся в городе и связанные с письменной литературой; сверхъестественное в них сплошь и рядом — литературный прием, а не знак принадлежности к фольклору. В этих рассказах проявляются и видение крупным планом, и личностные характеристики, и пр. Явно характеризует персонажа специфическая речь, в частности такое позднее явление, как сложная богатая ругань, В этом разнообразном комплексе чувствуется и неизменное монское влияние; оно и в цикле о мудром зайце спасителе, и в наличии сюжетов о третейском суде, и в сказках о животных в целом. Отметим, что почти всегда бирманцы добавляли что-нибудь свое, хотя бы их вечную присказку «почему мы так говорим».
