Фан-клуб - Уоллес Ирвин (мир книг txt) 📗
Наверху компьютер поглощал входную информацию издавая быстрое, монотонное жужжание и выплевывая команды для операторов.
Ни при каких обстоятельствах он не мог даже шепотом намекнуть кому-нибудь об этом, и уж конечно, не могло быть и речи о полиции и ФБР. Эта акция должна стать операцией одного человека.
Операция Зигмана.
Ему придется сохранять все в тайне, как священнику или психоаналитику.
Но все же был один человек, которому он должен обо всем рассказать. Ему следует повидаться с Нелли Райт и поделиться с нею этим секретом. Он мог с полной уверенностью положиться на нее, не нарушая указаний похитителей или похитителя. Нелли и он были едины в своей любви к Шэрон. Это были два самостоятельных человека, но они действовали как один, когда дело касалось Шэрон.
Кроме Нелли, надо посвятить в дело еще одного человека — такого, которого можно было бы быстро ввести в курс событий, не теряя ни минуты.
Денежного человека.
Внезапно он нашел такого. У него было много кандидатов, но только один из них — подходящий человек.
Натаниель Чедберн — партнер Зигмана по гольфу на уик-эндах в Брентвудском сельском клубе и старейший президент Национального банка Саттера.
Это был подходящий человек по двум причинам.
Чедберн управлял всеми банковскими делами Зигмана, от счетов его клиентов до займов и финансирования. Их отношения были близкими и ровными уже более десяти лет. Чедберн и банк Саттера работали не только на Зигмана, они много инвестировали в кинокомпанию «Аврора-Филмз», которая снимала в своих фильмах Шэрон и имела с ней контракт.
Чедберн был настоящим финансовым гением. Он обязательно найдет, где достать один миллион наличными за ночь. Возможно, он вхож в хранилища банка Саттера. А если это не так, он все равно знает, где достать денег, даже если для этого нужно будет иметь дело с Федеральным резервом в Лос-Анджелесе. Что же касается их нелепых, поглощающих время требований — половина банкнот старых, это количество в сотнях, другое — в двадцатках и в полусотнях, различия в серийных номерах — Чедберн наверняка знает других банкиров поблизости. Он получит в обмен на эквивалентную сумму такие банкноты, которые требуют похитители.
Но имелась еще одна причина, по которой именно Чедберна можно было считать подходящим человеком, и она была самой важной из всех остальных. За всю многолетнюю дружбу Чедберн ни разу не обсуждал с ним частные дела или финансовое положение других своих клиентов. За десять лет Чедберн даже не осмелился спросить его, женат ли он или был когда-то женат. Частная контора Чедберна была столь же священна и безопасна, как исповедальня Папы в Ватикане. И, кроме того, Чедберн был единственным человеком из окружения Зигмана, который никогда не плутовал со счетом при игре в гольф. Добавим последний фактор. Возможно, он не потребует плату за услуги, или, если он должен это сделать, то примет под залог недвижимость Зигмана и его ценные бумаги, просто поверив ему на слово.
Зигман раздумывал еще над одним вопросом.
Должен ли он рассказать банкиру, зачем Шэрон понадобился этот миллион долларов? Показывать ли ему письмо с требованием выкупа? Было бы вполне безопасным сделать так, и Зигман не сомневался в этом. Но затем понял, что в таком случае нарушил бы требование Шэрон об абсолютной секретности. Потому что с того момента, как Зигман попросит деньги в долг и подчеркнет необходимость получения их наличными, банкнотами определенного достоинства и в определенном количестве, и упомянет о срочности этого дела, Чедберн будет знать все. Банкир поймет, для чего и для кого предназначался миллион долларов. Он тоже любил кино и был страстным книголюбом. Он не станет расспрашивать, и не будет необходимости рассказывать ему обо всем. Доверительность не будет нарушена, равно как и секретность.
Зигман сложил письмо о выкупе и положил его в нагрудный карман. Только после того как он покинул свое кресло, ему впервые пришло в голову, почему похититель или похитители выжидали тринадцать дней, прежде чем потребовали выкуп, а затем он подумал о том, что пришлось пережить Шэрон за эти тринадцать дней.
Он постарался поскорей выбросить эти мысли из головы. Не желал больше думать об этом. Хотел только, чтобы его девочка скорее вернулась к нему, здоровая и невредимая.
Он быстро пересек комнату, выбежал из дверей и устремился к лифту.
Сейчас позднее утро среды, и, так как остальные считают сегодняшний день самым праздничным за весь период нашего пребывания в Мас-а-Тьерре и отпраздновали его, напившись до изумления, я решил, что это событие достойно записи.
Ушел подальше — они столь пьяны, что вряд ли обнаружат мое отсутствие. Нашел тенистую дубовую рощицу примерно в полумиле от дома. Там, опершись о ствол дерева, укрывавшего меня от солнца, стал записывать свои наблюдения, слухи и впечатления.
Случилось же следующее: несколько часов тому назад Страховой агент сел в вагонетку и отправился в пригород, чтобы купить утренний выпуск «Лос-Анджелес Таймс». Вернулся довольно быстро, учитывая опасную, холмистую дорогу, и прямо-таки ворвался в дом, где мы занимались уборкой стола после завтрака. Он издал победный клич и швырнул газету на обеденный стол.
— Мы богаты! — заорал он.
Все столпились вокруг газеты, открытой на странице с заголовком «Объявления Таймс». Во второй колонке, между рубриками «Потеряно и найдено» и «Обмены» был раздел «Личное». Под ним было шесть объявлений, одно из которых Страховой агент обвел чернилами. Оно гласило:
«Дорогая Люси. Все разрешилось. Я жду твоего возвращения. Люблю, отец».
Это был в точности тот текст, который мы продиктовали Объекту; слова, которые она включила в свое письмо менеджеру. Таким образом, он объявил, что получил наше послание, заинтересован в нашем деловом предложении и готов заплатить. Ранее меня занимала мысль, не примет ли он наше письмо за фальшивое, но очевидно, ее почерк и использование имени «Люси», которым она пользовалась только для переписки с близкими, убедили менеджера в том, что к письму надо отнестись серьезно и ответ на него послать в отдел объявлений газеты.
Когда мы увидели адресованное нам объявление, Механик чуть не прошиб головой крышу от восторга. Он обнимал Страхового агента, колотил его по спине и кричал: «Видали, видали, я говорил, что мы добьемся своего! Моя идея сработала! Чистый миллион, вот что мы получили!»
Более сдержанный и старший среди нас Бухгалтер пытался несколько поубавить их радость, сказав: «Мы пока не получили его, давайте подождем, прежде чем веселиться». Но его консерватизм был осажден Механиком, который распевал во все горло: «Он в банке! Он наш, вот что это значит, и целиком наш!»
Его энтузиазм был столь заразительным, что в конце концов Бухгалтер тоже был охвачен общей радостью.
Даже я, не одобрявший эту операцию с самого начала, не захотел быть одиноким, мрачным неудачником. Поэтому засмеялся и поздравил их с победой.
Страховой агент принес виски, лед, бокалы, настаивая, чтобы мы подняли тост и выпили за самый памятный день нашего отдыха.
Я принял от него бокал и долго пил из него, отпивая понемногу. Лицемерно присоединился к общему тосту за этот знаменательный день, хотя втайне был уверен, что это был не мой самый незабываемый день. Моим лучшим днем был тот, когда я завоевал полную любовь Объекта и слился с ней в полном экстазе. Удовлетворение, полученное в любви, я убежден в этом, никогда не может стоять в одном ряду с грубым удовольствием от материальной выгоды.
В то время как мы переносили наши бокалы в гостиную, мне было интересно наблюдать, что никакой успех с самой желанной на земле женщиной не может для них сравниться с радостью внезапно обретенного богатства. Мужчины, видимо, высочайший оргазм в конечном счете получают не от общения с женщиной, а от денежных успехов. Конечно, такой вывод из своих наблюдений я ни в коей мере не отношу к собственной персоне. Очевидно, принадлежу к меньшинству, являюсь по сути нонконформистом.
