Город грехов (СИ) - Траум Катерина (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
— А ты пыталась её искать, зная фамилию и имя? — осталось решить, что теперь делать с полученной информацией.
— Нет, — решительно отвергла Бекки, — Я не хочу её знать, не хочу её видеть, и даже если мы столкнёмся нос к носу, я предпочту проигнорировать её присутствие. Думаешь, меня можно винить в этом?
— Нет. Я понимаю. Вряд ли бы я на твоём месте жаждал встречи, — кивнул Грант, принимая решение: Бекки знать о местонахождении её родительницы совершенно ни к чему. Лишние нервы и переживания, а их и без того предостаточно.
За долгим разговором они и не заметили, что уже давно пришли к дому Чейз и стоят, не в силах прервать его и разойтись по разным направлениям. Она — в тёплую семью, вероятно, с самыми добрыми и чистыми на свете людьми, способными растить вполне способную оказаться чужой девочку. Он — к отцу с докладом о происшествии у Бакстер.
— Зак? — позвала вдруг она и прикусила губу, — Я думаю, мне давно пора.
— Да. Конечно, — а ноги приросли к земле, не способные двинуться. Снова расстаться… До среды? До пятницы? Слишком долго. Опять поймал её взгляд, безнадёжно утопая в его расплавленном золоте в окружении мягкой зелени. Она похожа на Лили? Нет, она — её отражение.
— Я так тебя и не поблагодарила, — для неё решиться было невероятно сложно. Но преодолеть давно терзающее желание просто нереально. Уничтожив разделяющий их шаг с тихим стуком каблуков по асфальту, Бекки глубоко вдохнула, выпалив, — Спасибо.
Лёгкое, осторожное касание губами прохладной щеки, скорее попадая в скулу — смазано, неумело. Она не знала, с кем связалась, лишь могла подозревать.
Яркое, пестрящее, как подожжённый бензин, пламя от этого жеста подпалило гранату в груди Гранта. Он не умел быть робким подростком — недаром негласный девиз Змей это «бери всё, и не отдавай ничего». Чуть повернув голову, Зак умело поймал её тёплые губы своими, срывая этот совершенно не поддающийся логическому объяснению поцелуй. Казалось, их тянуло сделать это с того вечера, как он впервые вышел на свет, представ перед ней во всей своей неприглядной красе. Тела потянулись сами, следуя за мягким движением соединившихся уст, руки Гранта легли на тонкую талию девушки, собирая в кулак ткань плаща — держать себя в руках непередаваемо сложно, когда от жара кипят все внутренности, когда сердце выламывает грудную клетку, а тот трепет, с которым отвечает Бекки, путает все мысли, смывает заложенные незыблемыми правилами барьеры, как цунами. Сладкий аромат её кожи, отдающий печёными яблоками, прописывается замысловатой закорючкой на каждой клеточке тела, заставляя углубить поцелуй слишком неприлично для молодой леди.
Она пыталась. Пыталась не поражаться его настойчивости и властности, когда Зак уверенно вёл вперёд, словно в танце. Проскальзывая в плен её рта, выпивая из её души что-то важное, горячее. То, что она была готова с радостью подарить ему. Поделиться. Согреть его. Дыхание пропало, и лёгкие горели без кислорода, но остановиться Бекки не могла, подчиняясь тому ритму, с которым стучал их синхронно ускоряющийся пульс. Руки сами взлетели на его шею, касаясь кожи, и внезапно всё прекратилось.
Резко отшатнувшись, словно не заметив лёгкого сопротивления, Грант потрясённо вдыхал ртом ночной воздух, пытаясь прочистить голову. Кто он — и кто она, стало понятно моментально, отрезвив хуже прохладного душа. И если губы горели от поцелуя, то шею, которой только что коснулись хрупкие пальчики, сводило судорогой, вызывая лишь отвращение и злость — его яд, его проклятье.
— Спокойной ночи, Бекки, — пока всё не испортил окончательно, проснувшийся Аспид резко развернулся, лишь бы не видеть недоумевающего взгляда девушки и стремительно исчез в ночи. Пытаясь унять дрожь во всём теле и своих внутренних демонов, устроивших карнавал вокруг горящих тем самым костром из книг воспоминаний. О том, к чему ведут любые касания его тела чужими руками.
«Не трогай меня.»
Удар кулаком по скуле, выбивая молочный зуб.
«Не трогай меня.»
Пинок по рёбрам, до хруста собственных костей.
«Не трогай меня.»
Хлёсткий, резкий звук и приземляющаяся поперёк позвоночника плеть, оставляющая тонкий красный след.
«Не трогай меня.»
Мамина рука, пытающаяся погладить по щеке — поздно, нельзя, только не снова…
«Не трогай меня, Бекки. Не смей прикасаться. Никогда.»
7. Грешница
«Прости меня, Боже, ибо я согрешила».
Никогда ещё Ребекке не было настолько некомфортно в церкви. Сидя на деревянной лавочке рядом с бабушкой, она не могла перестать теребить подол своего голубенького скромного платья. Громкие проповеди, в которые Сара Чейз вслушивалась с привычным вниманием, почему-то вызывали у её внучки лишь жгучее чувство стыда. Ладошки потели, душное помещение, пропахшее миртом и ладаном, пробивало на тошноту. Она и раньше не особо любила эти воскресные визиты, но сегодня была здесь явно не в своей тарелке. Словно проститутка среди монахинь — именно такая ассоциация возникла первой.
А всему виной произошедшее в пятницу. То, что не поддавалось никакой логике и никакому контролю — о каком контроле вообще может идти речь, если замешан Зак Грант?! Превративший невинное касание в первый в жизни девушки поцелуй. Да, в восемнадцать лет вполне не возбраняется иметь хоть какой-то опыт в таком вопросе, но не для Бекки. Ни разу еще не случалось такого, чтобы она настолько потеряла голову, настолько увлеклась кем-либо, настолько глубоко завязла в сиянии чужих глаз. Наставления бабушки и религии вообще учили её, что она должна свято хранить себя для будущего супруга, не допуская ничего подобного с человеком, с которым знакома меньше месяца.
Лишил неприкосновенности её губы и тут же ушёл, словно ничего не случилось. Будто для него это ничего не значило, так, небольшой знак внимания. Оставил её посреди улицы задыхаться своим потрясением от осознания силы, которой обладают простые касания. И внезапной, скручивающей внутренности в тугой клубок жаждой повторения. Вот за что Ребекке было стыдно по-настоящему: за то, что она отчаянно хотела ещё. Ещё немного вдохнуть смеси табака и цитруса. Ещё немного сильных рук на талии, от которых мурашки по коже. Ещё капельку терпкого вкуса амаретто на языке и, самое главное, хоть одно мимолётное прикосновение к острым скулам… Плечам, груди, торсу — всему, до чего дотянутся руки. Воображение у Бекки всю ночь после того поцелуя работало слишком усердно, мысленно раздевая этого худощавого парня и предлагая варианты того, что она увидит под плащом и костюмом.
«Прости меня, Боже, ибо я согрешила».
Согрешила не в реальности, ведь ничего ужасного не произошло. Согрешила в своих снах, изгибаясь навстречу крепким ладоням с аристократичными запястьями, согрешила, просыпаясь в мокрых простынях с гулко стучащим сердцем. Продолжала грешить даже в этот момент, находясь в храме Господа и всё равно думая лишь о бархатном голосе, в котором звучало беспокойство и забота. А потому щёки пылали, а речи священника не могли пробиться сквозь словно заткнутые ватой уши. Бекки все эти два дня была не здесь. А с ним. С чёртовым (да, именно чёртовым! Ругаться оказалось так приятно) Змеем Грантом.
«Прости меня, Боже, ибо я намерена грешить».
Из церкви она, под руку с бабушкой, выходила в совершенно подавленном состоянии. Ей казалось, словно не оправдала надежд своей самой родной кровинки. Что у нее на лице написаны все неправильные мысли.
— Милая, ты что-то совсем притихла сегодня, — заметила Сара странное состояние внучки, — Всё в порядке?
— Конечно, ба, — натянуто улыбнулась Бекки, — Душновато сегодня.
Оправдание сошло за правду — приходской дворик и правда, был залит светом, а тропинку, по которой неспешно покидали церковь люди, припекало солнце. Последняя неделя весны. Совсем скоро придёт жаркое лето, раскалив воздух и наполнив его ароматами цветов. Ребекка тут же подумала, что ни разу не видела Гранта днём, без костюма — он что же, и спит в нём? А как, наверное, невероятно сверкают на солнце его глаза, должно быть, становятся светлей…
