Тихий шепот любви (СИ) - Роа Виктория (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— Я ненавижу тебя. — кричала девушка. — какого черта здесь приказы отдаешь ты? Почему находясь в моем лагере, ты смеешь раскрывать свой рот и отдавать приказы?
— Александра Семеновна, простите, что мое положение стоит выше Вашего, и будь другая ситуация, то я, конечно же, как покорный слуга, склонился бы Вашим приказам, — мужчина грубо сжал ее локоть. — здесь ты мышь, а я ночная, хищная птица, что сожрет тебя и не подавится. Смирись с этой участью, или отправишься за этой гадкой предательницей, что сдает со всеми потрохами своих людей.
— Да только ты не лучше ее. — закричала Шура толкнув в сторону особиста. — сгоришь в аду, жестокая скотина!
Чтобы сгладить нарастающий ком хаоса в лагере, к Андрею медленно подошла Мария. Игриво водя лепестками крупной ромашки по своей румяной щеке, она нежно припала ею на крепкое, мужское плечо, и Андрей по привычке обнял ее.
— Андрей, не звертай на Шурочку увагу. Дівчинка явно загралася, але не сірчай, пройде час, і жіноча ніжність ту годину ж повернеться до неї.-проурчала своим нежным голосом санитарка.
*Андрей, не обращай на Шурочку внимание. Девочка явно заигралась, но не серчай, пройдет время, и женская нежность тотчас же вернется к ней.
Андрей ничего не ответил Марии, а лишь повернулся ко мне, что заставило жилки вздрогнуть.
Глава 9
Ника.
*Лагерь Андрея.
*С момента смерти Джун прошел месяц.
И если мне дали еще один шанс обнять Генриха, то не раздумывая, я бы крепко обнимала его тело, и знаю, что была бы не в силах ослабить свои руки, чтобы позволить ему уйти снова в свой последний путь. Что со мной происходит? Почему с каждым днем я тоскую по нему все сильнее? Разве это чувство моей влюбленности уже не должно было просто выветриться? Или…может быть, я ощущаю взгляд Андрея и мне просто хочется видеть вместо него Генриха? Я позволила себе смотреть на особиста, как на мужчину, чем вызывала настоящий протест в обществе Шурочки и его солдат. Они откровенно смеялись надо мной, подшучивали (весьма пошло, нужно признать), и все время шептались. Я была готова начать ругаться со всеми, но каждый раз меня останавливала Мария. Она возникала из ниоткуда, резко, и смело. Если честно, то я восхищалась ее смелостью.
— Я дивлюся вам всім так весело. Дивіться, не надірвіть животи, тварини. — говорила уверенно Мария, и стоило кому-то возразить ей, как она резко разворачивалась, и ее белый халат развеивался на ветру чуть задираясь на ее округлых ягодицах. — Якби я була вашою мамою, то давно б померла з сорому, що хтось із вас мій син.
*Я смотрю вам всем так весело. Смотрите, не надорвите животы, животные. *Если бы я была вашей мамой, то давно бы умерла со стыда, что кто-то из вас мой сын.
Это был один из тех вечеров, когда я, словно предательница гонимая, прошла мимо насмехающихся надо мной людей к озеру, где Мария собирала ярко-желтые цветы, что так любят воду, чтобы сплести венок. Она вообще любит плести разные вещи: цветочные венки, браслетики-однодневки, и видно, что это приносит ей удовольствие. Я села все на тот же высокий булыжник, поджала колени к локтям, и санитарка, повернувшись ко мне, нежно надела мне на волосы венок из этих пахучих летом цветов.
— Дя… — я задумалась, но быстро вспомнила слово, что обычно произносит санитарка, когда Андрей снимает сухое белье с веревки, и приносит ей. — дякую. — я залилась стеснительным румянцем, ибо говорить что-то человеку на его языке, когда слова ты знаешь не полностью, как-то волнительно.
— Бычу ти потихоньку начинаешь мене понимать. — улыбнулась санитарка, ласково погладив мои мягкие волосы.
*Вижу ты.
— Маша, можно вопрос? — я подняла на нее глаза, и увидела поистине материнскую улыбку, что полна добра и заботы.
— Звісно. — Мария поджала под себя юбку, и аккуратно села с краю на камень рядом со мной.
*Конечно.
— Тебя ждет дома кто-нибудь? — спросила я, и заметила, как на глазах Марии выступили слезы.
— У меня с мамою дома остались две дочки, и знаешь, я чувствую, как девочки скучают по мне, по Олеже. Муж мой летчик, Ника, он так любит небо, что я боюсь однажды понять, — она облизнулась. — понять, что Олежа совершил свой последний в жизни полет, и я с этим ничего не смогу поделать. Ты не представляешь, как я за ним скучаю. Безумно скучаю. — Маша вздохнула. — я жду, когда война кончится, чтобы наконец-то обнять семью. Это мое единственное желание, мила моя. — санитарка.
Я не могла сдержаться, и рассказала Марии все, как было у меня. Наверное, это была ошибка с моей стороны, но держать в себе все это становится просто невыносимо. Мне скоро шестнадцать, а я не могу разобраться, что со мной происходит. Почему детская любовь, что переполняла меня к Генриху сейчас больше напоминает дикую, сжигающую изнутри страсть к Андрею, и как объяснить то, что, когда он говорит с Шурочкой меня охватывает настоящая ревность. Как объяснить то, что я мозгами понимаю абсолютно все: для Андрея я всего лишь глупая, влюбленная в некий идеальный образ девчонка, но, как тогда я могу объяснить себя? Я беспомощно тону в собственных чувствах, и сделать с этим ничего не могу. Тяжело. Мне очень тяжело.
— Быть может, твоя сердце просто не может отпустить Генриха, в то время, как повзрослевшее тело, — ее нежная ладонь приобняла меня за талию. — осознанно желает Андрея, маленька моя?
— Повзрослевшее тело? — удивленно переспросила я. — что это значит?
— Каждая женщина проходит этот странный период в свого життя. — Мария улыбнулась. — тело начинает реагировать на другое тело совершенно иначе. Если, когда тi была в борделе, то приходилось просто это делать, то сейчас, — санитарка пыталась подобрать слова, но почему-то стеснялась что-ли.
*своей жизни
— Я понимаю о чем ты говоришь. — я вздохнула. — хочешь сказать, что это совершенно нормально?
— Зовсім. — Мария ласково погладила мои волосы.
*Совершенно.
Если все так, как говорит санитарка, то это многое объясняет. Все это какой-то минутный позыв, минутное требование, а не постоянное желание. Нужно ли с этим бороться? Что если я смогу подыграть Андрею, чтобы мой план все же осуществился? С другой стороны, я постоянно слышу, как Шура рассказывает Маше о том, как хочет убить особиста, и тогда я начинаю волноваться за Андрея, но вспоминая то, как жестоко он обошелся с азиаткой, я начинаю разделять чувства Шуры. Опять же, мое желание полюбить его или же убить всегда оставляют весы в равновесии, что меня, если честно, то пугает.
С каждым днем выбирать становится все тяжелее и тяжелее. Я словно хожу по краю, и в лицах солдат, Шуры вижу то равнодушие, каким награждают исключительно предателей. Не приходится ждать ответа, ибо на все мои вопросы они всегда молчат, не говорят ничего, и как-то раз, когда я возвращалась в коморку Андрея, один из солдат выставил ногу вперед так, чтобы я полетела через него, но тут вовремя поспела Маша. Она не дает другим обижать меня, и, хотя мне абсолютно все равно, я все чаще думала о побеге. Да, словно загнанный щенок желает всем своим сердцем вернуться к ногам хозяйки, так и мне тесно в этом лагере. Словно все вокруг сдавливает меня, сжимает по рукам и ногам, и самое противное, что от меня ровным счетом ничего здесь не зависит.
Каждую ночь я впадаю в безумие. Тело непослушно мне, и я, как его раба, не могу совладать с той страстью, что оно испытывает с заходом солнца. Голос садиться от поскуливаний, а мои руки стараются незаметно касаться шеи, груди, живота, и жар, что обжигает мои руки становится только сильнее. От похоти женской страсти не существует лекарства, и даже всевышний бессилен при одном только взгляде на женщину. Но я стараюсь не терять головы, хотя речи становятся тише, грубее. Это схоже с ломкой по любви, наркотическому опьянению, желанию забыться. Андрей знает…он все знает, что со мной, но только не говорит. Еще недавний план по его соблазнению во имя справедливой мести, сейчас мне кажется настоящим спасением.
