Поглощенные Грешники (ЛП) - Скетчер Сомма (читать книги полностью txt, fb2) 📗
Она поворачивает голову, чтобы укусить меня за руку, затем переворачивается лицом к окну, когда я отпускаю ее.
— Я подумаю об этом, — бормочет она, зевая.
— Сладких снов, Куинни.
Ночь образует яркий контраст с теплом моей машины, заставляя меня еще больше злиться на Анджело за вызов экстренного собрания в середине ночи. Я — Висконти, известный своей театральной репутацией, но Анджело также обладает драматической жилкой, когда его разозлят. Не сомневаюсь, что всё, что он хочет мне проорать мне в уши, могло быть сказано по телефону.
Закрыв дверь, свет фар, падающий на кончики моих туфель, заставляет меня остановиться. Шагая по гравию и льду, я подошел к припаркованной позади машины. После моего резкого тук-тук-тук по стеклу Гриффин неохотно опускает его и смотрит на меня.
— Контракт с албанцами сорвался. Мне понадобится усиленное наблюдение за моими казино в Вегасе. Роэн и его люди — мстительные маленькие ублюдки.
Взгляд Гриффина стал более хмурым.
— Итак, вы разозлили ирландцев и албанцев. Принял к сведению.
Я настороженно смотрю на него.
— С ирландцами проблема решена, — всё закончилось, когда судмедэксперт застегнул молнию мешка с телом Мартина О’Хара. Никто другой из этой семьи не был бы настолько глуп, чтобы прийти за Висконти без Мартина или Келли во главе. Они бы этого не пережили. — Но да, я разозлил албанцев.
— И все это меньше чем за неделю, — сухо говорит он. Его внимание падает на мои костяшки пальцев, обхватившие оконную раму. — К тому же, я уверен, что семья Блейка захочет получить ответы.
От раздражения у меня сводит челюсти. Грифф сказал мне около десяти слов с тех пор, как я оставил Блейка умирать на обочине дороги. Половина из них была «да, босс» в самом язвительном тоне, другая половина — невнятные ворчания. Несколько дней я не обращал на это внимания, потому что знал, что он, вероятно, разозлился, что я оставил его без одного подчинённого, но, думаю, я был более чем любезен.
— Ты хочешь что-то сказать по поводу того, что я убил Блейка? — спокойно спрашиваю я. Когда он только смотрит в ответ, я опускаю голову в машину и вглядываюсь ему в лицо. — Я плачу тебе не за то, чтобы ты высказывал свое мнение.
Не дожидаясь ответа, я направляюсь к церкви. Где-то между надгробием наших родителей и коваными железными дверями тяжелые шаги Габа попадают в ритм с моими.
— Анджело зол на тебя.
Мой смех сгущается на фоне ночного неба.
— И что он собирается сделать? Уволить меня?
Его внимание падает на мои костяшки пальцев, затем он ухмыляется.
— Я начинаю думать, что тебе нравится темная сторона.
— Ну, здесь в некотором роде весело.
Двери церкви распахиваются, и, к моему удивлению, оттуда выпрыгивает что-то маленькое и четвероногое. Вскоре появляется Анджело, наклоняясь, чтобы поднять собаку.
— Иди сюда, маленькая зараза, — ворчит он, трепля ее по голове и отвечает на мой молчаливый вопрос мрачным выражением лица. — Даже, блять, не спрашивай.
— Но ты же знаешь, что я собираюсь.
Он вздыхает.
— Она спасена из приюта. Рори не переставала говорить о ней с тех пор, как мы ее навещали, так что я вернулся и купил ее на Рождество.
— И ты таскаешь ее с собой, потому что...
— Потому что каждый раз, когда я выхожу из дома, моя жена отправляется на поиски сокровищ для ее рождественских подарков. Собака пока остаётся с экономкой, но она не переживет допроса Рори.
Сдерживая ухмылку, я рассматриваю запыхавшуюся собаку, уютно устроившуюся на руке брата. С ее золотистыми кудрями и большими карими глазами она на самом деле похожа на мою невестку, но у меня уже и так с Анджело достаточно проблем, поэтому думаю, лучше не говорить ему, что его жена выглядит как собака.
— Ты притащил нас сюда, чтобы погладить ее?
Анджело стискивает зубы.
— Нет, нам нужно поговорить.
— Мы можем поговорить в церкви? Кажется, у меня от холода уже синеют яйца.
Он бросает раздраженный взгляд в сторону моей машины.
— Я думаю, твои яйца получают достаточно тепла, брат. Вот, — он обращает свой гнев на Габа и пихает собаку ему в руки. — Выведи ее на прогулку.
Я приподнимаю бровь.
— Ты никогда не читал «О мышах и людях»? Габ — это Ленни, только сильнее.
Он игнорирует меня, пристально глядя на Габа, который удаляется, волоча за собой комически маленькую собачку.
Когда мы остаемся вдвоем, он издает тихий, напряженный вздох.
— Ты чокнулся, Раф.
— Это официальный диагноз или...?
Он прерывает меня.
— Хоть раз в своей гребаной жизни перестань нести чушь и будь со мной откровенен. Что происходит? Твоя голова не занята этой войной. Черт, я даже не уверен, что твоя голова всё ещё прикреплена к твоей шее.
Пламя моей Зиппо рассекает темноту. Я прикуриваю сигарету и прислоняюсь головой к двери церкви. В чем-то он прав. Я бы солгал, если бы сказал, что эта война приходила мне в голову хотя бы раз за последнюю неделю.
— Я был занят.
Анджело выдавливает ироничный смех.
— Ты убил другого О’Хара?
— Да.
— Как?
Поднося сигарету к губам, я оглядываю мои разбитые костяшки пальцев.
— Хаотично.
— Боже, Раф. Что с тобой случилось?
Что-то за пределами горящей сигары привлекает мое внимание. Я задираю подбородок, чтобы посмотреть на свою машину. Пенни уже проснулась, ее лицо освещено светом экрана телефона. Маленькая проказница прихлебывает газировку. Мою газировку. Ухмылка появляется на моих губах, но я сдерживаю ее. Она случилась со мной.
Я выдыхаю дым в ночное небо и даю брату менее сложный ответ.
— Случились плохие вещи, брат.
— Так составь план и исправь их.
Мой взгляд скользит к нему.
— Что?
— Это то, что ты делаешь в этой семье, ты строишь планы, как все исправить. Когда последняя телка Тора умерла от передозировки в туалете отеля Visconti Grand, ты отвез ее обратно к ней в квартиру и написал предсмертную записку. Когда турки взяли Бенни в заложники из-за тех сомнительных дробовиков, которые он им продал, ты прилетел в Стамбул и договорился о его освобождении.
— Этот пиздюк до сих пор не сказал спасибо, — ворчу я.
— Черт возьми, даже когда я поджег Роллс-Ройс дяди Эла, ты каким-то образом вытащил меня и из этой передряги тоже.
Его тяжелые шаги отдаются эхом, когда он поднимается по ступенькам и присоединяется ко мне, прислонившись к дверям. Я передаю ему сигарету, и он делает длинную затяжку. Он прав, я все исправляю. Но тот привычный огонь, который горит в моих венах, когда что-то идет не так, сменился рекой принятия, холодной и бездеятельной. Судьба победила, и я чувствую твердую почву под ногами. Точно так же, как Судьба обещала дать мне весь успех в мире, она также подарила мне карту гибели. Королева Червей поставила меня на колени, и я не могу найти в себе сил беспокоиться.
Может быть, это потому, что когда я стою на коленях, она садится мне на язык.
— Я даже не помню, чтобы ты был суеверным в детстве.
От замечания Анджело у меня перехватывает дыхание, отметая все мысли о киске Пенни.
— И сейчас я не суеверен.
Он смеется.
— Ты думаешь, я этого не вижу? Как ты обходишь приставные лестницы каждый раз, когда мы проверяем ход работ по реконструкции в порту? Как ты бросаешь соль через плечо каждый раз, когда я приглашаю тебя за мой обеденный стол? — он передает мне сигарету. — Может, у меня и вспыльчивый характер нашего отца, но у тебя мамины убеждения.
Я стискиваю зубы, а затем затягиваюсь дымом.
— Ты видишь только половину дерьма, — бормочу я. — Если бы это происходило с тобой, ты бы тоже поверил в невезение.
Краем глаза я вижу, как он кивает.
— Я верю в невезение, брат. Но я также верю в то, что говорила мама.
Я поворачиваюсь к нему.
— Хорошее всегда компенсирует плохое?
Он грустно улыбается.
— Нет, другое. Плохое не может длится вечно.
