Слезы Тесс (ЛП) - Винтерс Пэппер (бесплатные полные книги .txt) 📗

Девушка, которая была так добра ко мне вчера вечером, улыбнулась из-за столешницы:

— Bonjour (прим. пер. – Доброе утро), голодна?

Я не думала, что могла бы поесть, учитывая все эти странности, но в любом случае, кивнула. Мне нужно было поддерживать в себе силы, и я не смогла вспомнить, когда в последний раз ела. Нет, погодите, вспомнила — в ту ночь, перед тем, как Кожаный Жилет попытался меня изнасиловать. Гребаный мудак.

Я скривила губы, обдумывая, как так быстро превратилась из девочки, которая никогда не сквернословит, в сапожника. В некотором смысле, это поддерживало во мне силы быть такой неотесанной и грубой.

В животе заурчало, лишая меня контроля.

Горничная захихикала:

— Предполагаю, это и есть твой ответ. Но прежде, чем мы накормим тебя, хочу сообщить: хозяин попросил, чтобы ты присоединилась к нему. Он в столовой, — она махнула головой в другой конец зала. Пара стеклянных, скользящих дверей закрывала декадентскую столовую в староанглийском стиле.

Кью сидел во главе стола. Его лицо закрывала широко раскрытая газета.

Когда я увидела его, возникло ощущение, будто колючая проволока сжалась вокруг желудка. Дом в каком-то смысле успокоил меня, но я никогда не свыкнусь с тем, что буду принадлежать кому-то, буду чьей-то рабыней.

В любом случае он не покупал меня, меня приняли как взятку. Любопытство взыграло во мне, побуждая узнать, за что ему дали такую взятку, но я оттолкнула это желание. Мне было плевать, поскольку я не собиралась здесь надолго задерживаться. Я найду способ сбежать, и скоро.

Я покачала головой, вновь посмотрев на горничную.

— Я не хочу видеть его.

Служанка замерла, погрузив руки в тесто.

— У тебя нет выбора. Он зовет. Ты идешь. Таков закон.

— Закон? — дернула я бровью. Я тут же возненавидела это слово. Закон был тем, чем руководствовались полицейские. Слово подразумевало безопасность, а не правила, продиктованные безумным мужчиной.

— Закон, — послышался мужской баритон. Его присутствие послало холодок по моему позвоночнику. Я не подпрыгнула. Я гордилась этим, но мне нужно будет привыкнуть к тому, как бесшумно он передвигался. Я не хотела, чтобы он подкрадывался, заставал меня врасплох или использовал по своему желанию.

Не опуская голову и выпрямив спину, я повернулась лицом к хозяину.

— Я не подчиняюсь подобным законам.

Кью зарычал, проводя рукой по покрытой щетиной щеке. Его темно-каштановые волосы были блестящими и настолько короткими, что можно было разглядеть кожу на голове. Его холодный зеленый взгляд почти заморозил меня. Одетый в серый костюм и подходящую по цвету рубашку с черным галстуком, он выглядел утонченным и интеллигентным.

Я вскрикнула, когда он схватил меня.

— Я зову. Ты приходишь. Это единственный закон, который тебе нужно понять. Я твой хозяин. Неужели ты так быстро забыла это?

Он протащил меня через зал в столовую. Усадив меня на стул с высокой спинкой перед столом, который вместил бы двадцать человек, он тяжко вздохнул и наклонился ко мне.

— Ты моя. Ты моя. Повторяй, пока это не уляжется в твоей голове. Ты не можешь не подчиняться. Только если... — искорка заинтересованности тлела в его глазах, — ... только если ты хочешь, чтобы тебя наказали?

Мое сердце бешено заколотилось, порхая крылышками колибри. Я покачала головой. Мой язык стал бесполезным, неспособным говорить. Я никогда не была так потрясена чьим-то желанием, но Кью раздавил меня своей властной манерой поведения. Как я могла попробовать не повиноваться, когда он только пригрозил мне словами, и я тут же стала покорно-послушной?

— Ты так быстро забыла, как бороться? — его акцент усилился, а пальцы схватили мой подбородок и мучительно сжали. Из его груди вырвался рык, и молниеносно он поцеловал меня.

Сила атаки впечатала мою голову в спинку стула, которая отдалась болью в висках. Его решительные губы раскрыли мои, а его язык ворвался в мой рот, украв мою волю и мою борьбу. Он украл все одним лишь прикосновением.

Он зарычал, и его язык потерся об мой безжалостно и неконтролируемо. Пальцы переместились от моего подбородка до горла, хватка их была собственнической, с невысказанной угрозой. Он мог бы убить меня, и никто не узнал бы и не беспокоился бы об этом. Я была его, чтобы делать все, что ему нравится.

Я застонала и оцарапала его лицо поломанными ногтями.

Он оторвался от меня, дыша как свирепый бык. Его губы блестели из-за опустошения моего рта, оставив после себя вкус дорогого кофе и чего-то темного — обещания большего.

Он уставился на меня, вытирая щеку манжетой рубашки. На нем осталась капля темно-красного цвета. Все его тело напряглось от вида крови.

Мое сердце преисполнилось гордостью. Он, может быть, в состоянии досадить мне, но и он бы не остался невредимым после того, как сделал это.

Схватив со стола салфетку, он вытер щеку.

— Ты подчинишься. Не заставляй меня использовать тебя так, как сделал бы любой другой покупатель.

— А разве ты не это хочешь сделать? Изнасиловать и сломить меня?

Бросив салфетку, он вернулся к своему месту во главе стола. Отброшенная газета зашуршала, когда он положил руки перед собой на стол. Каждое движение было четким и просчитанным, как будто он знал, что каждый нюанс показывал доминирование.

Четыре пустых места разделяли нас, давая чувство пространства. Я задышала свободнее, желая, чтобы вкус темноты и греха исчез. Почему он поцеловал меня? Поцелуй означал что-то интимное и романтическое, но этот поцелуй — он возбуждал меня больше, чем любой поцелуй Брэкса. Это заставляло меня еще больше ненавидеть Кью.

Проигнорировав мой вопрос, он настойчиво спросил:

— Как тебя зовут?

Я скрестила руки, и уставилась на него. Никогда.

— Ладно, — рявкнул он. — Я буду звать тебя Голубка, пока ты не ответишь. Из-за твоих серо-голубых глаз.

Мое сердце разбилось на крошечные, невосстановимые кусочки. Голубкой? Гнев пронесся по моей шее и вспыхнул, когда появились воспоминания о Брэксе. Мягкая игрушка, которую он купил мне, когда я лежала в больнице. Как много раз он называл меня своей маленькой Голубкой.

— Нет! — яростно вскрикнула я.

Он даже глазом не моргнул из-за моей вспышки. Невозмутимо уставившись на меня, он неторопливо провел пальцем по нижней губе. Властное выражение появилось на его лице, и к моему позору, мои соски напряглись. Мое тело вспомнило манеру его поцелуя, отвечая каждой частью, которую я не осмеливалась признавать. Частью, которую я не желала признавать существующей. Это заставило меня почувствовать, будто я сама вовлекла его в происходящее, своими испорченными желаниями.

Подумать только, неужели я притянула это, мечтая о грубости с Брэксом? Неужели моя судьба решила, что у меня была слишком идеальная жизнь и осуществила мои порочные желания самым худшим из возможных способов?

Мне было трудно дышать. Я уставилась на скатерть, когда служанка вошла в комнату с осторожным стуком и поставила прямо передо мной тарелку с яйцами пашот. Она слегка поклонилась Кью, поставив перед ним такое же блюдо.

Даже при том, что все мое тело было слабым от голода, я отодвинула от себя тарелку. Как я смогу поесть, если чувствую отвращение к самой себе? Именно я была ответственна за свои ненормальные желания.

— Ешь, чтоб тебя, — приказал Кью со стоическим выражением на лице.

После всего, через что я прошла, после захватывающего поцелуя и крови мексиканца, и моей глупой наивности, я могла бы продолжить список, я воспользовалась свои грязным ротиком:

— Пошел. Ты. На. Хер.

Его глаза расширились, а челюсть сжалась, но он не ответил мне. Он положил еду в рот и тщательно прожевал. Каждый укус был сдержанным и уверенным, как будто он держал себя в ежовых рукавицах. С чем он боролся? Поскольку он боролся, и я видела это в его глазах.

— Если ты не хочешь сказать свое имя, тогда расскажи что-нибудь о себе.

Почему он хотел что-нибудь узнать? Он уже сказал, что важно только то, что я принадлежу ему.