Эрос за китайской стеной - Виногродский Бронислав Брониславович (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Третьим подвидом педерастии была дешевая уличная самопродажа, четвертым — самопродажа актерская.
В актерской среде гомосексуализм процветал хотя бы уже потому, что в ней не было женщин — ни зрительниц, ни актрис. Дамам посещать театр считалось неприличным, а на сцене все женские роли тоже исполняли мужчины. Эти исполнители настолько перевоплощались, что и в жизни нередко брали на себя женские функции.
Среди «чунь гун ту» встречаются изображения актерской педерастии. В собрании библиотеки университета штата Индиана хранятся несколько таких картинок. Одна из них «Два актера, или Облако, перевернутое вверх дном» (XVIII в.), другая — «Актеры в коридоре» (начало XVIII в.). Особенно любопытна вторая, ибо в ней трое мужчин «разыгрывают» сцену любви с подглядыванием. Причем подглядывающий, согласно его сценической половой принадлежности, является женщиной (илл. 92, 66).
Пятый подвид, в отличие от предыдущих проявлений китайских гомосексуальных привычек, не был связан с выездной жизнью. Это были домашние развлечения со слугами. Им предавался и главный герой романа «Цзинь, Пин, Мэй» Симэнь Цин, ища разнообразия от своих жен и певичек. Возлюбленный Симэнь Цином слуга со служанками вел себя как мужчина, а с господином — как женщина. Порой, в дни пиршеств, он одевался в женское платье, прекрасно музицировал и пел, развлекая гостей и будоража в них «весенние» желания. Нередко он использовал расположение хозяина в своих меркантильных целях. На иллюстрации «Оплаченное любовью с «заднего дворика» осуществляется посредничество» — любовь двух мужчин представляется весьма гармоничной и страстной. Во всяком случае она взаимна, в отличие от двух других случаев гомосексуализма, описанных в романе (илл. 32).
Эти два случая следует выделить в дополнительный, неизвестный доктору Корсакову, шестой подвид китайской педерастии — педерастия монашеская. В главах 76-й и 93-й «Цзинь, Пин, Мэй» монахи, причем, разумеется, не тех школ, что проповедовали эротику, а, наоборот, безбрачные брали на себя роль активного начала в гомосексуальном контакте, против которого ответная сторона или протестовала — «Хуатун, плача, уворачивается от поднявшегося подсолнуха учителя Вэня», или, по крайней мере, воспринимала его без восторга — «Даосский учитель развращает младшего из братьев мужеложством».
Роман, разумеется, нельзя считать полностью достоверным историческим свидетельством, и тем не менее описываемые в нем факты вряд ли не имеют под собой реальной основы. Вообще, вероятность существования гомосексуальной любви в среде безбрачных монахов, увы, не вызывает особых сомнений. Человек часто бывает не в силах вытравить из себя все свои природные желания, забыть свое телесное. Факты монашеской педерастии известны, увы, не только культуре даосов или буддистов, где, кстати, возможно они были и не столь уж самоубийственным криминалом, в силу известной терпимости этих учений к плоти. Печально то, что эти факты встречаются и в христианской культуре, особенно в отдаленных провинциальных монастырях. Для христианства, почитающего плоть началом низменным, порочным, дьявольским, предаваться блуду, содомии в стенах святой обители — это даже больше, чем просто смертный грех. Но, увы, и это порой не сдерживает страждущих.
Однако вернемся на китайскую землю.
С религиозной точки зрения, с точки зрения небесных законов гармонии, педерастия и здесь была явлением малопривлекательным. Однако это не мешало ее распространенности. Кстати, с духовной точки зрения, малопривлекательны и анальные отношения с женщиной. Для «нефритового перста» создана «нефритовая ваза» (или «нефритовая пещера»), а не гнусный «медный таз», предназначенный для нечистот.
На этом я хотела бы завершить общие размышления о китайской эротической живописи и графике, о культуре и искусстве «весеннего дворца», которые в былые века буйно процветали в границах Срединной империи, и перейти к более частным вопросам.
Эротической продукции в Китае прошлых трех веков было действительно немало, и была она, согласно запискам В. Корсакова, недорога. Европейцы, разумеется, с удовольствием ее закупали, и она в огромных количествах рассредоточивалась по миру. В настоящее время свитки, альбомы, лубочные картинки, подобные тем, что описаны выше, можно встретить в различных музеях, библиотеках, в частных коллекциях и т. д.
Немало китайской эротической продукции в течение XVIII–XIX вв. поступало и в Россию и оседало в разных руках. Увлекались экзотическими «срамными безделицами» и при дворе. Какая-то часть дворцовой коллекции хранится и в настоящее время в Государственном Эрмитаже. Сейчас трудно сказать, какова эта часть — лучшая или худшая, большая или меньшая, но даже если худшая и меньшая, то все равно сам факт, что хоть что-то сохранилось, уже приятен.
В Европе и Америке с 60-х годов нашего столетия начался активный процесс раскрепощения нравов и параллельно ему возрос бурный интерес к сексуальным практикам, а затем и теориям классического Востока. Одна за другой начали выходить книги, альбомы, в первую очередь на индийском и японском материале, ибо культура этих народов все же ближе и понятней западному человеку, но тем не менее загадочный Китай тоже не был оставлен в стороне. Переводы, исторические, медицинские изыскания, поиск изобразительного материала — все это в итоге привело к тому, что Запад в настоящее время в целом неплохо осведомлен о чудесах восточной сексуальности, и многие из них уже перестали казаться столь уж чудными. Среди ученых появились даже своего рода эротические «мэтры» (о «мэтрессах» не знаю), специализирующиеся в данной области.
Впервые исследование о китайском эросе выходит на русском языке, впервые публикуются эрмитажные остатки дворцовой коллекции развлекательных диковин. До сих пор никто, включая сотрудников музея, не мог их видеть.
Первая публикация этих вещей осуществлена благодаря активной и добронаправленной деятельности сотрудников Института востоковедения АН СССР, Государственного Эрмитажа и Государственного музея искусства народов Востока.
Всего эрмитажный фонд насчитывает семнадцать китайских эротических предметов, из них: восемь свитков, один альбом, один стеклянный складень, одна вышивка, две картинки в технике слоновая кость на шелку, одна чашечка и три амулета с одинаковыми изображениями, но разнящиеся по величине.
Амулеты и чашечка, вероятнее всего, имели какую-то конкретную функцию, однако на данный момент установить, какую именно, представляется затруднительным.
Применение вышивки и складня прослеживается более явственно. По всей видимости, они являлись принадлежностями веселых домов, хотя не исключено и домашнее их использование (илл. 64, 65).
На изнаночной стороне вышивки едва виднеется плохо сохранившееся изображение прекрасной дамы, рядом с которой в чаше стоят свитки. Известно, что свиток в чаше воспринимался китайцами как знак пениса в вульве. То есть изнаночное изображение содержит подспудные эротические аллюзии.
Пируя в будуаре милой дамы, юноша мог видеть поначалу только эту благопристойную сторону, содержащую, правда, определенные намеки. Затем, если он проходил глубже, во «внутренние покои», то ему открывалось совсем иное зрелище: на лицевой стороне гладью вышито изображение эротической пары в классической позе «мандариновых уточек». Образ «мандариновых уточек» традиционен для Китая, они почитались символом супружеской верности, однако это совсем не значило, что сия поза не должна была применяться в случае стороннего блуда. Вообще, в связи с гаремными обычаями, понятия блуд и верность были весьма конкретными для женщины и весьма приблизительными для мужчины.
Таким же двусторонним произведением является и складень. Причем на центральной створке его пристойной стороны разыгрывается сцена музицирования двух дам и одного юноши. Согласно китайской традиции, музицирование ассоциировалось с любовными действами. Музыка, как не без основания считали китайцы, возбуждает, задает тон, ритм и характер чувственных взаимоотношений.
