Мое не мое тело. Пленница (СИ) - Семенова Лика (читать бесплатно книги без сокращений txt, fb2) 📗
Система всегда давала сбой почти сразу. Это означало провал и потерю донорского тела… Толстяк всегда называл порог в тридцать процентов пограничным. Утверждал, что его преодоление говорит об успехе.
Зорон-Ат будто копался в моих мыслях:
— Ваше превосходительство, вы в чем-то сомневаетесь? Отложим?
Я посмотрел в его щекастое лицо, скрестил руки на груди:
— Начинай.
Я боялся дрогнуть, если отложу.
— Вы уверены?
— Да.
Лицо Зорон-Ата мгновенно покрылось потом, он ежесекундно облизывал губы. Так было каждый раз. Он всегда нервничал. Я обычно был спокоен, лишь испытывал непередаваемую досаду, когда сцепка прерывалась и процесс прекращался. Теперь же не находил себе места. И все еще колебался, не смотря на собственный приказ. Это было слабостью. Непозволительной, разрушительной, неуместной. Я не отменю его. Но внутри бушевал ураган, швырял острое крошево мыслей, будто битое стекло. Я чувствовал, как вздулись вены на висках, на шее. Снова и снова вопреки желанию мысленно возвращался к тому мигу, когда касался ее. Дыхание, тепло, наир. Это было сильнее меня.
Зорон-Ат вновь пристально посмотрел, будто в последний раз просил подтверждения. Его лицо лоснилось, словно вымазанное маслом. Я коротко кивнул. Толстяк нервно облизал губы и запустил процесс.
Я испытал облегчение, избавившись от терзаний — прервать уже нельзя, как бы я не хотел. Процесс запущен — и метатор не может остаться пустым. Как утверждал Зорон-Ат, в этом случае может произойти взрыв такой силы, что взлетит на воздух все судно.
Нарастал легкий гул, похожий на завывание ветра в трубе. Приборная панель дрогнула, замерцала синим светом. В воздухе проявилась длинная пустая шкала, под ней — столбцы цифр, схемы, диаграммы. Таймер. Все это я уже видел неоднократно. Колба в держателе вспыхнула, прошитая белыми лучами, закрутилась, как в центрифуге. Световая шкала дрогнула, заполнившись синим на одно крошечное деление. Раздался размеренный высокий писк метатора. Процесс пошел.
Мы с толстяком переглянулись, будто предлагали друг другу назвать ставки. Но оба были напряжены. Я достал сигарету, закурил, хоть в этом не было теперь никакой необходимости. Но к этому дерьму привыкаешь. А в такие моменты дым всегда отвлекал. Зорон-Ат тоже потянулся к ящику.
Какое-то время мы стояли в совершенном молчании. Курили, не сводя глаз со шкалы, слушали мерный писк. Минута. Две. Три. Шкала снова дрогнула. Отметка в шесть минут казалась мне теперь роковой. Я то и дело смотрел на таймер, на бегущие цифры. Сцепил зубы.
Пять пятьдесят одна. Я мысленно считал секунды. Шесть тридцать. Шесть тридцать одна. Семь.
Зорон-Ат медленно повернулся, его лицо выражало плохо скрываемое ликование.
— Семь минут, ваше превосходительство.
Я кивнул:
— Но это ничего не гарантирует.
Толстяк кивнул в ответ, но восторга мои слова не убавили:
— Мой карнех, процесс может занять больше суток. Ваше присутствие не обязательно.
Я все еще не отрывал глаз от шкалы. Но толстяк был прав — потеря времени. Я хотел поговорить с Абир-Таном. Я кивнул толстяку:
— Докладывать мне о любых изменениях в любой час.
Зорон-Ат кивнул:
— Будет сделано, ваше превосходительство.
— Если ты посмеешь отойти от приборов…
Тот кивнул:
— Знаю, мой карнех. Я не сомкну глаз до исхода.
Я в последний раз взглянул на шкалу и вышел.
***
Я давно не видел Абир-Тана таким. Серым, землистым. На широком лице залегли глубокие тени, а глаза кололи. Он предсказуемо пил, но было не похоже, что хмель, по обыкновению, брал над ним верх.
Он смерил меня холодным взглядом:
— Не спится?
Я не ответил. Пересек каюту и без приглашения уселся за стол:
— Что с тобой?
— Ничего, — Абир-Тан нарочито долго пил из стеклянного стакана.
— Отвечай. Это приказ.
Он скривился, откинулся на спинку стула. Какое-то время смотрел на меня, гоняя во рту вино, будто боялся сорваться. Наконец, проглотил:
— Твоя девка чуть не пристрелила Фиру.
— Чуть? Тогда к чему эта трагедия?
— Ты не допускаешь, что у меня тоже могут быть любимые игрушки? Или это лишь твоя привилегия?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Он выбрал не то время… Мне было не до шуток. Внутри будто тикали часы, как таймер бомбы, нервы натянулись канатами. Я словно незримо стоял рядом с Зорон-Атом, смотрел на шкалу, слышал писк приборов. Я каждое мгновение ждал, что появится Пруст и доложит о провале. Даже прислушивался, стараясь различить его шаги. Это было невыносимо, похоже на сумасшествие.
Я взял бокал с серебряного подноса, потянулся к бутылке. Сейчас это выглядело хорошей идеей. Загасить предательскую тревогу. Будто залить тлеющие угли. Но я сомневался, что поможет — на кону стояло слишком много. Я с трудом держал себя в руках, и это казалось недопустимым. Я почти ненавидел себя за это волнение.
И до одури боялся признаться самому себе, что жалел. Уже жалел. До звона в ушах, до пересохшего горла. Каждую секунду, которая звучала в голове писком таймера. Так, что будто горел заживо. Я поторопился. Ярость — слишком плохой советчик.
Нужно было взять все, что только возможно. Насытиться. Утолить этот чудовищный голод. Получить все, опустошить. И лишь потом рисковать. Я невольно сжал руки в кулаки, до ломоты, до побеления костяшек. Прикрыл глаза, вспоминая плотные волны наира. Одуряющие, невообразимые, проникающие в каждую клетку. Наслаждение и мука. Ее запах, биение ее сердца, нежную плоть под моими пальцами. В эти моменты в моей груди будто билась птица. Я стиснул зубы, чувствуя, как мучительно каменеет в паху. Я никогда не желал женщину настолько сильно. Ни одну. Кьяра умело управляла моим телом, но ее власть заканчивалась с разрядкой. Она хотела меня всегда. Любила. Это было удобно, но не больше. Она была не способна вызвать во мне бурю. А Этери… это иное. Совсем иное.
Я сделал пару глотков, стараясь взять себя в руки, посмотрел на Абир-Тана. Он внимательно разглядывал меня, даже облокотился о стол и подался вперед. Один неосторожный вопрос — и я разнесу ему башку. Но тот молчал, чуял. Только пыхтел и покручивал бокал. Наконец, выпрямился:
— Прости, если я позволил себе лишнего. Мне было бы жаль потерять эту девку.
Я кивнул:
— Принимается. А теперь по существу. Как они покинули территорию.
Абир-Тан нахмурился:
— Ты спрашиваешь у меня? Сам заешь, что там творилось. Нужно допросить охрану.
— Это не ответ. Ты отвечаешь за своих солдат.
Он приосанился, кивнул:
— Я займусь этим завтра, если ты хочешь
— Только делай это без лишней огласки.
Абир-Тан напрягся:
— Почему?
Я смочил горло:
— Тарис была заперта на корабельной гауптвахте. Дверь не открыть без кода, ты прекрасно это знаешь. Это кто-то из своих.
Лицо Абир-Тана вытянулось:
— Может, повредило коммуникации? Упали блоки?
Я покачал головой:
— Электроника исправна.
Я смотрел в его лицо, которое только теперь начинало едва заметно краснеть. Он нахмурился, откинулся на спинку стула, вцепившись в столешницу, покачал головой с каким-то особенным рвением:
— Она не пойдет против тебя. Нет! Никогда. Ты сам это знаешь.
— Боюсь, что в ее понимании это борьба не против, а за. Она вбила себе в голову, что борется за мою любовь.
— Но это предательство. Она имеет звание и…
— Женщины не имеют званий. Когда вмешивается то, что они называют чувствами, все звания превращаются в пыль. Я могу обвинить ее в пособничестве, имея доказательства. И это будет справедливо.
— Кьяру? Пойдешь на это?
— Но ведь это измена. Или тебе жаль ее?
Он покачал головой:
— Ведь нет доказательств.
Я кивнул:
— Так найди их. Допроси свою девку.
— А если не удастся?
— Тогда я выбью их другим способом. Ты сказал верно: это измена.
Абир-Тан побледнел:
— Но если она не причастна?
— Значит, она не причастна. Но тогда причастен кто-то другой. Найди мне его.