Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
— Странно, почему эта противоположность до сих пор не здесь, — специально отказываюсь маскировать вызов.
Нагло кладу руку поверх его руки там. Где именно? Именно там. Пальцы фон Вейганда неподвижны, зато мои бедра развивают порочный ритм, а припухший рот манит прижаться жадным поцелуем, сминать и подчинять.
— Чего добиваешься? — смело испытываю терпение. — Что именно я должна делать? Требовать кровавой расплаты — увольнения, ссылки на историческую родину, расфасовки по пакетам? Или пригласим ее в нашу игровую комнату? Как на счет попробовать втроем?
Недобрые огоньки вспыхивают в черных глазах, губы кривятся в плотоядной усмешке.
— Наша игровая комната, — медленно произносит фон Вейганд, смакуя каждое слово.
И слишком поздно понимаю, опять перегнула. Горящий взгляд красноречиво отражает все то, что жаждут со мной сотворить. Прямо здесь, не тратя драгоценное время на спуск в подземелья, сорвать остатки одежды, придать игрушке нужное положение и воплотить мечты в реальность. Трахать, пока опять не сорву голос от воплей. Сжимать до синяков и вонзать зубы в трепещущую плоть, оставляя метки, закрепляя власть над собственностью. Рычать нечеловеческим голосом, вынуждая содрогаться от ужаса в стальных объятьях.
— Наша — отлично сказано, — гнев с поразительной быстротой сменяется на милость.
Фон Вейганд любит сюрпризы, его действия практически нельзя предугадать. Он неожиданно отстраняется, сбрасывает мою руку и вкрадчиво повелевает:
— Приведи себя в порядок.
Обходит диван и садится рядом.
— Не стоит принимать поспешных решений, — слегка прищурившись, пристально наблюдает, как я поправляю трусики, натягиваю платье повыше. — Есть возможность поразмыслить, торопиться некуда.
Понимаю, если бы для моего гроба понадобились гвозди, Анна бы с радостью их принесла. Но однозначно отказываюсь принимать участие в рытье ее могилы.
— Уже решила, — медлю и для верности прибавляю: — Не надо с ней ничего делать. Пускай живет.
— Великодушно, — он не скрывает сарказма, явно желает развить тему, однако ограничивается коротким: — Подумай.
Знаю, мне следует отыграться на предательнице по полной программе, в лучших традициях графа Монте-Кристо. Тем более, причины нарастают, словно снежный ком. В памяти возрождаются разрозненные фрагменты — наводящие вопросы умилительного начальника, которым раньше не предавалось значения, выразительные взгляды секретарши, главной собирательницы офисных сплетен. Наконец, поведение самой Анны, главной виновницы торжества, — как она заливисто смеялась и напропалую кокетничала с моим шефом-монтажником, болтала по-немецки, втиралась в доверие, не подозревая, что козыри давно в распоряжении опытного соперника.
Успел собрать детальное досье на мою подругу, не поленился выяснить мотивы и соединить паззлы в цельную картину.
Представляю, как мило хлопая ресницами, Анна вещала фон Вейганду о моих подвигах в кровати Леонида, о корыстолюбивой родне, жаждущей отхватить кусок пожирнее. С тем же выражением лица она охотно лгала о счастливой судьбе блудной подруги, подключала к спектаклю свою мать, не стыдилась и не стеснялась. Скорее всего, искренне наслаждалась процессом. Ведь я заслужила наказание — родилась в более обеспеченной семье, жила в квартире, где на одну комнату больше, была повыше ростом, а в итоге и вовсе получила в любовники породистого двухметрового немца вместо седеющего женатика со скромными внешними данными. Сучка я, дрянь последняя, заслужила сдохнуть. А вот нечего быть счастливой такой. И родители пускай пребывают в неведении, когда спохватятся, поздно будет. Что такого? Сами виноваты, прощелкали дочурку.
Чувствую новый приступ ярости, невольно сжимаю кулаки, усилием воли пытаюсь усмирить зверя, лязгающего слюнявой пастью и жадно скребущего когтями по внутренней стороне ребер, завывающего под мятежным сердцем.
— Обещаю подумать.
Между истерикой и возбуждением трудно мыслить трезво. Все еще жажду ощутить внутри себя не только умелые пальцы, но и нечто большее.
— Отлично.
Фон Вейганд согласно кивает, а потом на правах законного хозяина укладывается на диван. Вытягивается во весь рост — голову кладет мне на колени, ноги — на подлокотник. Принимает по-мальчишески непринужденную позу, вольготно развалившись на спине.
— Умеешь танцевать? — располагающая улыбка абсолютно не сочетается с тем кровожадным оскалом, который он демонстрировал несколько минут назад, будто сорвана с лица другого человека.
— Получается вроде, — отвечаю уклончиво и, прежде чем успеваю себя одернуть, провожу кончиками пальцев по бритой макушке.
Этот мужчина умудряется заполнить пространство целиком и полностью, вызывает безотчетное желание касаться и целовать, ощущать биение сердца и теплоту кожи. Не бывает понятным, рушит представления о статистике и научных фактах, выходит за рамки стандартных примеров.
Следует поразмыслить об Анне, сплетнях и предательстве, вновь огорчиться или разъяриться, тем не менее, шквал разношерстных эмоций благополучно отправлен к черту. Мысли растворяются, уступая место инстинктам. Убеждения и принципы еще никуда не делись, но запреты рушатся, открывая путь, не отягощенный нормами моральности.
Не могу отвести взгляда от фон Вейганда, не в силах прогнать идиотскую улыбку с лица, бесцеремонно рассматриваю его тело, скрытое под очередным идеальным костюмом.
— Что на счет Венского вальса? — он делает вид, будто не замечает повышенного интереса к своей персоне, игриво трется щекой о мой живот, не выпускает из-под прицела пытливых глаз.
— Первый раз слышу, — невольно вздрагиваю, возвращаясь к реальности.
— Придется ознакомиться подробнее, у меня есть особый подарок, — запускает руку в потайной карман пиджака.
— Кажется, Рождество через неделю.
Мучительно хочется сорвать с него все эти обличья, обнажить истину, какой бы она ни была. Разорвать нескончаемый поток испытаний, пробить проклятую стену, вырезать вход по живому. Любыми путями, лишь бы позволил познать себя. Настоящего.
— Верно, это тоже ровно через неделю, как раз на Рождество.
Он протягивает мне небольшого размера продолговатый футляр с причудливым рельефом, скорее всего из бронзы, хотя черт его поймет, не разбираюсь в металлах. Долго рассматриваю штуковину, верчу, стучу по ней, тщетно пробую открыть. Наконец, фон Вейганд не выдерживает, смеется, накрывает мои пальцы своими, направляя, нажимает сбоку и легко раскручивает футляр:
— Очень просто.
— Спасибо, — недовольно хмурюсь, выуживаю на свет старинный свиток.
Полумрак мешает прочесть текст, долго вглядываюсь в строчки, однако изящные каракули с множественными завитками не становятся понятнее. Обилие «c'est», которые все же удается вычленить из общей бессмыслицы, напоминают французское "C'est la vie" (Такова жизнь). По сути, единственную известную мне фразу на языке любви.
— Не понимаю ни слова, — решаю не скрывать праведного раздражения и ядовитым тоном подвожу итог: — Издеваешься.
— Проверяю. Не злись, meine Kleine (моя маленькая) — озорной блеск в его глазах обезоруживает. — Нас приглашают на Рождественский бал-маскарад. Место действия Франция, замок на Луаре.
— Шинон? Шенонсо? Хм… Шамбор? — мгновенно оживляюсь. — Стоп! Наверное, Валансэ? Давай остановимся между Шамбором и Валансэ. Нормальные варианты. Всегда мечтала осквернить какой-нибудь музей непристойностями… хотя это совсем не то, о чем ты подумал, я…
— Руж, — мягко улыбается он, забирает свиток и прячет обратно в футляр.
— Что?
До меня редко доходит с первого раза.
Честно признаться, почти никогда с первого раза не доходит.
— Замок Руж, — произносит нарочито медленно. — Если перевести, получится «Красный замок».
— Типа Мулен Руж только без мельницы и канкана?
Конечно, уточнение совершенно идиотское, но фон Вейганду нравится.
— Типа, — насмешливо передразнивает мою интонацию. — Не знаю, что у них вместо мельницы, а вместо канкана будет вальс, который придется освоить в совершенстве.
