Если ты осмелишься (ЛП) - Уэст Хармони (лучшие книги .TXT, .FB2) 📗

— Уэс, пожалуйста, — умоляю я, сердце бешено колотится.

— Откройся, детка.

Я держу рот на замке. Это не любовь и не удовольствие — это наказание.

Он резко дергает за ремень. Я задыхаюсь, непроизвольно открывая рот, когда его ремень сдавливает мою шею.

Уэс проводит своим грубым пальцем по моей нижней губе.

— Хорошая девочка. Держи рот открытым, или я не дам тебе дышать.

Его рука возвращается к джинсам, и его толстый член высвобождается, длинный и твердый для меня.

У меня пересыхает во рту. Он даже более великолепен, чем я ожидала. Я никак не могу вместить всю его длину в рот. Его кончик широкий, капелька предварительной спермы уже ждет меня. Длинная, толстая вена на нижней стороне его члена выступает вперед.

Каждый дюйм его тела внушает страх.

Его свободная рука обхватывает мое лицо. Почти нежно. Почти ласка любовника.

— Сейчас я собираюсь трахнуть тебя в рот, маленький цветочек.

Он проводит кончиком по моим губам, все еще открытым по его команде. Мое возбуждение растекается между ног. Часть меня хочет вернуть удовольствие, которое он мне подарил, другая хочет, чтобы он трахал мою киску, чтобы я могла кончить снова.

— Умоляй меня, — рычит он.

— Что?

— Умоляй меня о моей сперме. Умоляй позволить тебе проглотить. — Он теряет терпение, двигая своим членом перед моим лицом долгими, смачными движениями и затягивая ремень.

— Пожалуйста, — шепчу я, опуская взгляд.

— Смотри на меня, — рычит он, дергая за ремень, так что я вынуждена встретиться с ним взглядом. — Что «пожалуйста»?

— Пожалуйста… Позволь мне проглотить твою сперму.

— Для тебя все, что угодно, маленький цветочек. — Это бормотание было бы почти сладким, романтичным, если бы он не держал меня на коленях с ремнем вокруг горла.

Он просовывает кончик своего уже пульсирующего члена мимо моих губ и стонет, чувствуя, как горячая, гладкая кожа скользит по моему языку. Моя челюсть уже чувствует, как натягивается его обхват.

— О, черт, детка. Вот и все.

Он медленно входит, и я хватаюсь за его бедра, зная, что любая попытка оттолкнуть его будет бесплодной. Его вкус солоноват у меня на языке, и когда мои глаза поднимаются к его лицу, паника исчезает.

Его пронзительные голубые глаза прикованы ко мне, и я никогда в жизни не чувствовала себя более желанной. Внезапно мне становится все равно, что он груб со мной, если он возьмет то, что хочет. Я хочу доставить ему такое же удовольствие, какое он доставил мне. Хочу показать ему, что не только у него есть власть.

Я втягиваю щеки, и он шипит от того, что они обволакивают его член. Я принимаю его так глубоко, как только могу, пока не начинаю чувствовать нарастающий рвотный позыв, и скольжу языком обратно по его стволу. Грубая рука опускается на мои волосы.

— Черт, Вайолет. Ты хорошая девочка.

Моя грудь трепещет от похвалы.

Добравшись до кончика, я пробую обвести его языком, пробуя соль его предварительной спермы. Его рука сжимает мои волосы.

— В глотку, детка.

Я снова посасываю его член по всей длине, но когда начинаю подниматься, он двигает бедрами вперед, ударяясь о заднюю стенку моего горла.

Его таз ударяется о мои зубы, и я брызгаю слюной вокруг его члена, пока он душит меня им и ремнем. Схватив мои волосы, он контролирует мою голову, заставляя мой рот ритмично двигаться вверх и вниз по его члену.

— Тебе это нравится, не так ли? Тебе нравится давиться моим членом.

Твердый кончик упирается в заднюю стенку моего горла снова и снова. Мои глаза щиплет, когда его пальцы тянут меня за волосы, а член выворачивает мне челюсть.

Мой желудок начинает болеть с каждым движением, но ему все равно, и с долгими, низкими стонами, вырывающимися из его горла, искаженными его маской, мне тоже все равно.

— Боже, мне нравится, что ты едва можешь это вынести. Ты хочешь, чтобы ремень затянулся потуже, детка?

Он не дает мне возможности ответить. Ремень на моей шее затягивается, ограничивая поток воздуха. Я вынуждена шире открывать рот, чтобы попытаться втянуть воздух, что только заставляет его трахать мой рот сильнее и быстрее. Единственные звуки, наполняющие комнату, — это прикосновение его кожи к моему лицу и мое бульканье вокруг его члена, чуждое моим ушам.

Мои ногти впиваются в его бедра, но он не замечает, поскольку его толчки в мой рот становятся все быстрее и быстрее.

— Ты проглотишь все до последней капли моей спермы, — предупреждает он.

Прежде чем я успеваю запротестовать, он вонзает свой член в меня по самую рукоятку, загоняя струйки своей соленой спермы мне в горло. Слезы текут из моих глаз, когда я давлюсь и хватаюсь за его бедра, но он не двигается, пока его член в последний раз не дергается у меня во рту.

Когда он, наконец, отрывает свою все еще твердую длину от моих губ и снимает ремень с моей шеи, я падаю на четвереньки на пол, задыхаясь и кашляя. Зная, что я буду ощущать его вкус в своем горле и на языке в течение нескольких дней. Ощущать призрачную хватку его ремня на своей коже.

Он застегивает молнию на брюках с ноткой решительности.

— Никому об этом не рассказывай.

Я выпрямляюсь, прислоняясь спиной к полке позади себя, ноги слишком слабые и трясутся, чтобы стоять.

— Кому мне сказать?

Я не могу сказать Анисе. Она назвала бы меня сумасшедшей за то, что я связалась с Дьяволом, который издевается надо мной с тех пор, как я вернулась в кампус. У меня больше никого нет.

— Продолжай в том же духе. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я засунул свой член в рот Вайолет Харрис.

Уэс поворачивается, не сказав больше ни слова, оставляя меня одну в темной библиотеке.

Стыд пронзает меня насквозь. Я слышала, как другие хоккеисты говорят о девушках в кампусе. Они ухватятся за любую возможность похвастаться тем, что им отсосали.

Но я — постыдная тайна. Девушка, о которой никто не должен знать, что он хочет.

На уроке истории профессор задает мне вопрос, но я слишком отвлечена мыслями об Уэсе и остальных Дьяволах, чтобы правильно ответить. Профессор разочарованно качает головой. Мне никогда не нравилась история, никогда не удавалось хорошо запомнить все различные даты и годы различных войн и трагедий, но у меня также никогда раньше не было тройки в классе.

Теперь у меня тройка по этому предмету и по продвинутому уровню написания художественной литературы. Единственный курс, на котором, как я думала, я гарантированно сдам. Какой писатель получает тройку на уроках творческого письма?

Если я вообще могу еще называть себя писателем.

После занятий я так быстро, как только могу, запихиваю свои книги и ноутбук в сумку. Как только я выхожу за дверь, я обнаруживаю Трея, прислонившегося спиной к соседней стене и небрежно открывающего перочинный нож.

Я останавливаюсь, когда его изумрудный взгляд находит мой, и по его лицу расползается пугающая улыбка.

Мое сердце подскакивает к горлу, кровь стучит в ушах.

Мне нужно убраться подальше от Трея, пока он не осуществил свои планы относительно меня и этого ножа.

Я спешу по коридору и ныряю в туалет, который почти никогда не бывает занят, спрятанный в темном углу верхнего этажа Университетского центра.

Комната пуста. Я брызгаю водой в лицо и медленно дышу через нос, беря себя в руки.

Я в порядке. Со мной все будет в порядке. В конце концов дьяволам надоест меня мучить. Все, что мне нужно сделать, это дожить до окончания Уэсом следующего семестра.

Позади меня со скрипом открывается дверь. Когда я смотрю в зеркало над раковиной, то вижу, что в туалет входит не девушка.

Трей закрывает за собой дверь, запирая нас.

— Привет, красотка.

У меня сводит желудок.

Нож снова вынут у него из кармана, лезвие раскрыто.

Я прижимаю к себе сумку — единственный щит, который у меня есть против Трея и его ножа.