Метаморфозы вампиров - Уилсон Колин Генри (читать полную версию книги .txt) 📗
За окнами снова проплавился реальный мир. Еще минута, и будет Колумбус. Время выходить из контакта. Вместе с тем, пребывание в женском теле до странности утешало, так что Карлсен все не решался его прервать. Это было не просто сексуальное возбуждение, но ощущение непомерной свободы, основанное на сознавании, что сущность человека совершенно отличается от вмещающего ее тела.
Женщина вздохнула и пригладила волосы.
— Ну что, приехали.
— Вы уходите? — услышал он свой голос, и уже в следующее мгновение смотрел на нее собственными глазами.
— Выходит, да. Здесь я живу.
Сказала, а сама не двинулась. Понятно, почему: взаимное влечение между ними было мощным, как гравитационное поле, а усвоенная Карлсеном энергия, похоже, его еще и усиливала. Когда женщина, наконец, поднялась, Карлсена потянуло к ней, словно магнитом.
— Увидимся!
— Надеюсь, что да.
Встретившись с ней взглядом, он хотел выкрикнуть: «Я тоже здесь сойду!», но сдержался. Она пошла, а между ними словно потянулась нить. Как-то и завораживает, и вроде бы неловко. Что, если все-таки не отцепляться? В конце концов, когда стюардеса потянулась к вешалке за ранцем, научное любопытство возобладало, и Карлсен «устремился вслед». В ту же секунду он снова смотрел через призму ее глаз.
Поезд замер окончательно. Ощущение такое, будто спускаешься в лифте (вагоны снижаются на рельсы). Женщина с улыбкой оглянулась. Что удивительно, сам он, Карлсен, улыбнулся в ответ. Вот двери разъехались, и она ступила на платформу. Секундное беспокойство (ого, пошла к выходу!) перекрылось любопытством. Женщина явно не замечала происходящего. Чувствовалось, что незнакомца она покидает с неохотой и жалеет, что не спросила, как часто он ездит экспрессом. Ей, очевидно, было абсолютно невдомек, что они вдвоем разделяют сейчас ее тело. Спустя минуту к ней примкнула другая стюардесса, Гэйл Сэндберг, и они вдвоем вышли через служебный вход в кассовый зал. Все это время Карлсен двойным изображением сознавал умещенное в пассажирском кресле собственное тело.
Когда женщины удалялись по привокзальной площади, Карлсена шарахнуло вдруг так, что искры из глаз — будто кувалдой кто огрел. И вот он опять у себя в кресле, а новая стюардесса предлагает пассажирам газеты. Несколько секунд прошло, прежде чем он сообразил, что к чему. Между ними вклинилось электрическое поле, грубо оборвав психическую связь. Карлсен какое-то время восстанавливал дыхание: настолько резко шибануло. Интриговало то, что получилось отрешиться от собственного тела, да при этом еще и кому-то улыбаться. Ясно, что тело в каком-то смысле может функционировать и без личностного сознания.
Когда потускнели оконные стекла, отлегло окончательно. Взволнованность происшедшим создала энергетическую струйку, постепенно зарядившую жизненные батареи. А размышляя сейчас над ощущением, Карлсен уяснил вдруг его основную суть: помимо физического, у человека имеется еще и ментальное тело. Сейчас это показалось очевидным. Используя для ухода от сиюминутности воображение, люди в качестве носителя неизменно используют ментальное тело. Нестойкость воображения всегда мешала им понять, что происходит; они полагали, что попросту проецируют умственный образ на своего рода внутренний экран. Теперь же видно было, что это — просто заблуждение. Правда в том, что они пользуются фактом: ум не ограничивается ни пространством, ни временем. При мысли о стюардессе он уловил, что какая-то часть ее сущности все еще удерживается в его теле, давая уже знакомый трепет сексуальности. Когда новая стюардесса — стройная брюнетка со вздернутым носиком — спросила, чая ему или кофе, Карлсен, не глядя ей в глаза, покачал головой. Казалось предательством раздумывать о ее теле — такое же ли оно теплое, и радушное, как у Карин Олсен.
Интриговало то, как легко удавалось оставаться в теле у Карин Олсен. Поскольку она оставила частицу себя, доступ к гамме ее ощущений получался полный. Можно было мысленно проследовать за ней домой — через торговый центр, где она попутно кое-что купила — дождаться, пока она снимет синюю служебную униформу и примет ванну, после чего переоденется в зеленый спортивный костюм, после этого она включает свою любимую телевикторину (рядом на подлокотнике кресла — бокал сухого мартини), звонит родителям (по пятницам это у нее заведено), а там ужин с новым другом из административного отдела университета Огайо, и мысль: «Лечь с ним в постель или пускай пока подождет?»…
Из этих грез он вырвался с некоторым чувством вины. Подглядывание было на редкость соблазнительным, поскольку освобождало от всегдашнего чувства запертости в собственном теле. Хотя в основе — это был лишь своеобразный психический вуайеризм.
Но пока пил чай, любопытство возобновилось. Что произойдет, если решить остаться в ее теле незваным гостем? Ответ до неуютности очевиден: этот «гость» просто поглотит ее личность. Если же после этого решиться ее оставить, тело женщины останется без контролирующего «я», подживляясь лишь рефлекторным, растительным сознанием. Она, по сути, сделается слабоумной. Как и он сам, если б владеющему Обенхейном вампиру удалось похитить его, Карлсена, собственное тело…
Чувствовалось, что, несмотря на электрическое поле поезда, он все еще мог ощущать личность той стюардессы. Получалось своего рода взаимное притяжение, явное и безошибочное, все равно что натянуть между ними ленту из эластика. Электрический барьер ослаблял его на манер плохой телефонной связи, но полностью оборвать не мог.
Недавний удар вселял осторожность, но опять пересилило любопытство.
Карлсен, закрыв глаза, попытался уяснить, где она и что сейчас делает. Вскорости различилось: стоит перед каким-то не то прилавком, не то стендом с фруктами и тыкает пальцем зимние дыни (выделялись заостренные, хорошо наманикюренные ногти), проверяя спелость. Где именно это происходит, виделось смутно — рынок ли, или супермаркет. Зыбко перемежающаяся стена силы размывала фон.
Через мгновение падающая скорость поезда вернула Карлсена в себя, давая заодно понять, что приближаются пригороды Нью-Джерси. Однако восторженное изумление осталось. Стоило лишь сконцентрировать ум, как в мозг пузыристо хлынул хмелящий поток силы. Когда пассажиры, повставав, начали стягивать свой багаж, он уже ясно сознавал ложность физического восприятия. С виду это были просто люди, довольные, что переезд, наконец, закончился. По внутренней же сути они представали как неопознанные боги, божества, владеющие силами, которых совершенно не сознают.
В кассовом зале стоял телефон-автомат, и Карлсен набрал Грондэла.
Удивительно, тот ответил лично.
— Это Ричард Карлсен.
— А, замечательно, вы рано. Где вы?
— В Хобокене, на вокзале.
— Хорошо. Сейчас буду.
Линия смолкла. Непонятно — отключили, что ли? Карлсен хотел было перезвонить, но передумал, Грондэл, видимо, возьмет аэротакси. В таком случае, минут через десять уже будет.
Распахнув дверь будки, он округлил глаза. В нескольких футах стоял…
Грондэл; с неба свалился, что ли? Даже и не найдешься, что сказать.
— Я… а я-то… я же вот только с вами говорил.
Грондэл как ни в чем не бывало кивнул.
— Как же тогда?…
Лицо у Грондэла сложилось в характерную гримасу, напоминающую изваяние.
— Вопросы потом.
Он двинулся к боковому входу, где в запрещенном для стоянки месте стоял серый, с откидным верхом автомобиль, а рядом — носильщик. Сунув носильщику чаевые, Грондэл открыл дверцу. Усаживаясь, Карлсен обратил внимание, что на Грондэле с какой-то стати белые перчатки. Мягко говоря, странно, в такой теплый день.
Вместо того, чтобы повернуть направо к туннелю Линкольна, свернули по кольцу налево и поехали в сторону Ньюарка.
— Куда это мы?
— К моему загородному местечку, возле Форкед-ривер.
— Почему, интересно…
Хотелось спросить: «Почему, интересно, на вас перчатки?», но пригляделся, а перчаток, оказывается, вовсе и нет.
— Что именно?
Карлсен сменил тематику.
