Vнутри (СИ) - Лаптева Маша (версия книг .TXT) 📗
Нынешняя Зина не уверена, что настоящая книжная любовь хотя бы как-то связана с сексом, и что она вообще существует. Забавно, но это не только не расстраивает, а напротив, радует! Сексуальность — главная кнопка воздействия на всю планету. Под гнетом этой кнопки миллионы женщин хоронят себя заживо, считая недостаточно красивыми/привлекательными по параметрам, которые объявила группа пузатых магнатов лишь с одной целью — сколотить больше денег. Миллионы женщин уродливо конкурируют друг с другом, не понимая что мало чем друг от друга отличаются — ибо являются сутью одной природы. Миллионы женщин, продолжают выслуживаться перед мужчинами, не веря в красоту своей внутренней энергии, которая и являяется главным фетишем мужской половины.
О нет, с этой минуты этих женщин на одну меньше!
Глава XXXVII: Эля
Эля сидела в ветеринарной клинике, где собака, что билась в конвульсиях вопила от боли.
Несколько ветеринаров боролись с чужим страданием, а она просто бессильно наблюдала за всем со стороны. Ее дорогущая сумочка Констанс покоилась на стуле рядом.
Эля с отвращением взглянула на нее: огромные деньги за безделушку, и копейки за спасенную жизнь — этот мир сходит с ума.
Собаку спасли.
"Так вот какая красота спасает этот мир", — подумала она.
— Во время вы ее привезли, — обратился к ней ветеринар.
— Какой-то ублюдок сбил и уехал, — начала она, но тут же переключилась на благодарность. Не было сил возмущаться. Ветеринар показался ей притягательным, она подумала, что с радостью дала бы такому, и вообще в этот момент, он казался ей желаннее всех кого она когда-либо знала.
Этот мир такой, этот мир сякой. Элю тошнило от однообразия собственных мыслей. Она не привыкла сдаваться, не привыкла пребывать в унынии, в любой ситуации ей необходимо найти выход, и она всегда знала что он есть. Просто так из ниоткуда в ней жила уверенность.
Она любит безделушки, дурацкую моду, любит выставляться в инстаграме любит внимание. И кто сказал, что все это нельзя обернуть в пользу? Эля во чтобы то ни стало, решила использовать неприличные доходы от своих увлечений, на помощь тем, кто творит настоящую красоту.
Глава XXXVIII: Валентин
Золотой Бог восседал на Золотом троне. Его стопы тонули в изумрудах и рубинах, а на скипетре болтался череп. Стены в Зале Роскоши украшены сюрреалистичными картинами: вот я повешенный умираю в нищете, и я же пускаю пулю себе в лоб, лежа в золотой ванне.
Он сидел недвижимый словно статуя, но игривый взгляд отражал жизнь. Он смеялся, и с его смехом содралася я, а со мной — все те несчастные, что обрекли себя быть его жрецами.
Он любит золото бессмысленно и беспощадно, он говорит, что он — это мы. Он сказал, что всегда желал больше без причины, просто так, просто потому что ничего не хотеть скучно.
Король предлагает пройти к столу. Там на алмазных блюдцах лежат стопки кредитных бумаг, договоров, задолженностей, финансовых отчетов, счетов. Приказ отдан, и я поглащаю в себя целлюлозу, запивая стаканом отцовских слез.
Король сказал, что завтра из меня выйдут слитки, которые я обязан проиграть.
"Кто сказал, что дружить с фортуной легко?", "Кто сказал, что проигрывать плохо?".
Я поперхнулся буквой Я, в ответ он многозначительно протянул "Наконец-то".
Кто-то должен проигрывать, кто-то должен падать. Многие начинают с гордо поднятой головой, но заканчивают неименно одинаково — скулят в одиноких корчах в углу пространства.
Я эстет, — говорит Король, и наблюдать одно и тоже в клалейдоскоп тысячи лет порядком утомило.
Вы падаете ниц и тянете руки, рыдаете, умоляете, смеха ради я даю вам шанс, заранее зная исход.
Стены мерцают радугой в такт королевскому хохоту.
Мой живот раздуло от съеденного, я почувствовал сильную усталость и упал лицом в стол. Но вместо соприкосновения с твердой поверхностью желтого металла, провалился в туманное пространство, где за одно мгновение узрел историю золотого владыки. Оказалось он был превосходным игроком, узнал секрет нескончаемой полосы удач, и тем самым угодил в западню: его мир схлопнулся в золотой шар, внутри которого он теперь и заперт словно джин. Его заточение длится ровно до тех пор, пока не найдется, некто кто сможет его сокрушить. Это его главная битва, в которой поражение желанее любой победы.
До меня доносятся рассуждения короля:
Я ведь еще не весь мир посмотрел. Не все узнал. Да что там, даже сотой части не познал. Блеск утомляет сильнее чем его отсутствие.
Меня одолела отрыжка, и каждый раз при этом из моего рта выходило по букве. В конечно счете все сложилось в "До упора вниз".
Король исчез, я несусь сквозь тысячу этажей. На восьмисотом я убил мать, не испытав ни грамма облегчения, на девятисотом разочаровал отца, на тысячном ползал среди собственных эксрементов, до тех пор пока совсем не выбился из сил. Я готов был отдаться смардной пучине, пока ее водоворот не заговорил со мной.
Коричневый король тоже твердил об усталости, жаловался на однообразие. Сказал, что рад бы благоухать розами, и даже проводит с этой целью профилактические меры, но каждый падший лишь усиливает гадкий запах. Он сказал, что очищается лишь в моменты, когда кто-то находит в себе силы встать и подняться на тысячу этажей вверх. Но чистота не долго длится, ибо на каждого поднявшегося, приходится тысяча рухнувших и утонувших.
"Они думают, что им полегчает, если они утонут"., - смеялся Коричневый Бог.
— Но они не знают, что будут вечно вариться в собственном дерьме, если только мое болото не очистится. Надеяться, пока не на что, — вздохнула масса.
Миллионы лиц бурлящих в коричневой жиже корчились в муках.
— Сюда очень легко попасть, путей миллионы, а выход один — тысяча этажей, — произнес Коричневый Бог, и на том успокоился.
Это не сон. Фантасмагория явилась мне в момент очередного слива. Отец открестился от сына лудомана и был прав. Я сижу в съемной квартире, радуясь поражению. Это последний шанс — выйти. И дело не в игре: в нее можно играть, лишь когда она ничего не значит. Дело в истинном азарте к жизни: если у тебя был азарт упасть, то будет азарт и подняться. В противном случае, вместо азарта, была лишь унылая инерция.
Конец
