Парижское Танго - Холландер Ксавьера (книги без сокращений TXT) 📗
— Они хороши, — с энтузиазмом ответил он. — Пусть они работают как хотят, они все великие художники.
Я немного надавила на него, чтобы он выразился более конкретно.
— Послушай, я не хочу излагать свое личное мнение, — в конце концов признался он. — Все они воображают себя великими мастерами — пусть они будут счастливы этим. Мне не нужно покупать их картины. Но я скажу тебе одну вещь. Меня не интересуют жестянки из-под супа или почтовые штемпеля и конверты, как объекты искусства. Я — неоклассицист и сюрреалист. Иногда мне хочется написать что-нибудь в традиционной классической манере, в том числе тщательно выписать поясок на талии, накидку или роскошное боа. А иногда мне хочется рисовать голым, абсолютно голым в лунном свете! Однако, вернемся к этим «поп»-художникам; я скажу так: обиженным природой и воображением людям нельзя прикрывать свою ущербность прекрасным словом «искусство».
Черт возьми, по крайней мере хоть это заявление стоило того, чтобы его запомнить. Он в конце концов раскрылся и изложил свое мнение. Но когда он говорил об уродстве, Фиона заметила, что не понимает, как Доминик может ценить уродство — уродливых людей, уродливые ситуации.
— В уродстве есть своя прелесть — заметил он. — Все зависит от того, как взглянуть на него. Большинство художников смягчают уродство в своих картинах. Но иногда нужно изображать уродство. Оно может быть жестоким, но покажите его правдиво.
Его совет молодым художникам сегодня: «Позабудьте о времени, в котором вы живете, и современном искусстве. Будьте академичны».
Доминик зарабатывает бешеные деньги на своих произведениях, в его распоряжении даже небольшая международная юридическая контора, стоящая на страже его интересов. Он ведет исключительно интересный образ жизни, много путешествуя, а его хобби являются классическая музыка, теннис и фехтование, хотя если бы двум последним увлечениям он уделял больше времени, то был бы в гораздо лучшей форме.
В три часа утра наш «вечер» кончился. Фиона поехала к себе, а Доминик и я вернулись к нему в номер. Он гостеприимно выделил мне отдельную комнату, к моему облегчению и радости, и объяснил, что утром уезжает в Западный Берлин для участия в большой выставке своих работ, и не знает точно, когда вернется.
— Все в порядке, — сказала я. — Я не против побыть в одиночестве. Хотела бы как следует познакомиться с городом. Я всего лишь на несколько дней задержусь здесь.
— Нет, нет, тебе не следует быть одной. У меня есть молодой приятель, с которым я хотел бы познакомить тебя — с твоего разрешения, конечно, — от знакомства с ним ты наверняка получишь удовольствие. Его отец приобрел несколько моих работ, да и он тоже. Он несколько скован, а в остальном в высшей степени интеллигентный молодой человек.
— Хорошо, если ты думаешь, что я получу удовольствие от знакомства с ним…
— Да, думаю, что так. Он необычен для своего возраста… Молодого человека звали Антонио, и я удивлялась, что же в нем такого необычного. Неужели у него две головы или же у его пениса две головки? Гм-м, это было бы и в самом деле необычно.
29. МИЛАНСКИЙ ЛЮБОВНИК
Когда на следующее утро я проснулась, хорошо отдохнув после долгого, крепкого сна, Доминик уже уехал. В столовой лежала записка, объясняющая, что где лежит. В ней также говорилось, что около полудня позвонит Антонио, чтобы познакомиться.
Я побаловала себя поздним завтраком (или же ранним ленчем, в зависимости от того, как его расценивать), а почти ровно в полдень зазвонил телефон, и Антонио (для меня пока просто элегантный голос на другом конце провода) спросил, не буду ли я так любезна провести с ним некоторое время для экскурсии по городу.
Я поблагодарила за вежливое приглашение и сказала, что буду готова через двадцать минут. Я прямо сгорала от любопытства познакомиться с молодым человеком — обладателем такого приятного, интеллигентного голоса.
Как оказалось, мой полуденный новоявленный знакомый совсем не был заколдованным чудовищем из «Аленького цветочка». Его надменное лицо с тонкими чертами выдавало нервный характер. Ему было около двадцати четырех лет, он был высокого роста, худощав и очень хорошо воспитан. Но более всего впечатляло лицо: полные чувственные губы, заостренный нос, большие зеленовато-коричневые глаза и густые черные волосы, опускавшиеся завитками на уши. Действительно, интересное лицо!
Мы немного посидели за чашкой кофе, и Антонио показал себя приветливым и охотно идущим на сближение. За короткое время я узнала о нем очень много. Во-первых, он ненавидел полицию — результат проживания в странах коммунистического блока. Его отец, итальянский еврей, которому удалось избежать нацистских концлагерей, вскоре после войны выехал из Италии в Румынию с целью открыть там фабрику. Тем временем Антонио с матерью оставался в Милане, пока отец пробовал найти счастье в Бухаресте. Его счастье включало и то, что он обзавелся молодой любовницей-румынкой.
В то время отцу Антонио было 63 года, а его любовнице — 18. В течение нескольких лет их отношения были нормальными, а затем девица стала предъявлять требования. Она, хотела, чтобы он тайно доставил ее вместе с матерью в Италию. Он согласился, тут-то и начались неприятности.
Румынская полиция выследила и стала настойчиво преследовать его, поэтому он вернулся в Италию и послал вместо себя в Бухарест сына, чтобы он возглавил там дело.
Антонио очень быстро ухитрился попасть в беду и жил в постоянном кошмаре, опасаясь, что в любой момент коммунистическая полиция арестует его и бросит в тюрьму. Я так и не узнала, что же он совершил, что так боялся ареста, или это был просто плод расстроенного воображения?
Кроме этого, он презирал свою мать-католичку за то, что она третировала отца во время войны — фактически, до момента рождения Антонио. Очевидно, она стала антисемиткой и чуть ли не отправила своего мужа в концлагерь.
Он сказал также, что до войны Милан был одним из первых итальянских городов, оказавших поддержку Муссолини и в то же время встал на борьбу против немецкой оккупации. В войну город понес большие потери, многие прекрасные здания были разрушены.
— Однако, красота все еще сохранилась, — сказал Антонио, предлагая совершить прогулку в Брера, району вокруг школы изящных искусств и музея Брера. Также в этом районе процветали черный рынок и торговля наркотиками, а бары, расположенные там, часто посещались студентами-художниками и молодой элитой города. Двумя наиболее популярными барами были «Бар дель Анголо» на Виа Форментини и «Иль Негро». Антонио не знал, почему, но ему больше нравился «Бар дель Анголо», туда мы и направились.
«Бар дель Анголо» занимал два этажа. На первом был только ресторан, а на втором — бар и ресторан. Прямо с улицы мы попали в большое помещение с деревянным полом и стойкой бара, а в дальнем углу расположилась небольшая ресторанная зона, очень небольшая, примерно на десять столиков. Все было выдержано в белых тонах, а на стенах висели старые плакаты, рекламирующие кока-колу и различные старинные безделушки. В помещении находилось около ста человек, всех их ловко и без задержки обслуживал круглолицый буфетчик, который, казалось, любил и знал каждого.
Обстановка была очень приятной, должна признаться. Мы провели очень мило два часа, беседуя со студентами и некоторыми хорошо подкованными молодыми друзьями Антонио; казалось, что в этой смеси нищих студентов-художников и молодых процветающих коммерсантов нет ничего необычного. Правда, разница между ними все же была — студенты пили самое дешевое красное вино, а коммерсанты — шотландское писки или выдержанное итальянское шампанское. Оно по американским меркам было дешевым (около 2,5 долларов за литр в магазинах). Дешевое красное вино (разливное) стоило 45 центов за литр. Миланцы обычно ходят за вином в магазин с пустой посудой.
Трезвенница Ксавьера, конечно, и в этот раз довольствовалась минеральной водой и лимонадом.
Когда подошел час обеда, Антонио повел меня в расположенный рядом ресторанчик, который ему очень нравился. Там было не более шести столиков со скатертями в красную и белую клетку; хозяева — сицилийцы и их родственники — стряпали и обслуживали посетителей, причем блюда были приготовлены изумительно. Антонио заявил, что поданная ему рыба-меч явно неземного происхождения, а я занялась потрясающими спагетти с «сальса верде» — зеленым соусом, включавшем оливковое масло, чеснок и свежую петрушку. Восхитительно!
