В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори (читать книги без сокращений .txt) 📗
Его воспитывала единственная бабушка. Мэган Рид действительно оказалась добрейшей души женщиной средних лет с невероятным чувством юмора и потрясающими кулинарными способностями, которыми она с удовольствием делилась со мной. Практически всё свободное время я проводила с маленькой, дружной семьёй Рид, но каждый раз с нетерпением ждала возвращения мамы домой.
Я подробно рассказывала ей о пройденном дне, историях с Остином, об успехах в учёбе, хвасталась достижениями в школьном танцевальном кружке, в который после долгого перерыва осмелилась вступить благодаря Остину. Я тараторила без умолку, описывая каждую деталь в красках, надеясь вызвать в ней хоть какие-либо эмоции, но день за днём моя душа медленно, беспрерывно разрушалась, покрываясь извилистыми трещинами, которые я не была в состоянии приостановить. Что бы я ни делала, мне не удавалось вызвать в маме даже слабый отблеск заинтересованности моей жизнью.
Годы шли, а вместе с ними дыра в моём сердце из-за смерти папы постепенно заживала, оставляя за собой багровые рубцы, которые вместо болезненного кровотечения лишь изредка тоскливо ныли.
Я приспособилась к новым обстоятельствам, к небезопасному району, сырой квартире, окружению в школе. Моя жизнь изменилась далеко не в лучшую сторону, но тем не менее она продолжалась.
В отличие от маминой.
Если вначале она просто вела себя со мной отстранённо, то спустя несколько лет, встречая её с работы, я начала ощущать исходящий от неё запах алкоголя. На первых порах я не придавала этому особого значения. Происходило это не часто, да и в подобных случаях мама пребывала в приподнятом настроении и даже сама изъявляла желание завязать разговор, что для меня было праздником и надеждой на улучшение наших отношений.
Но моя эйфория продолжилась недолго.
Прошло совсем немного времени, когда вместо лёгкого, еле заметного опьянения, мама начала приходить домой, еле волоча ноги, и, с трудом добравшись до постели, тут же отключалась.
Я пыталась достучаться до неё по-хорошему, в очередной раз стараясь вывести на откровенный разговор, чтобы вместо заливания горя алкоголем, к которому она начала прибегать всё чаще и чаще, найти в себе силы и смысл жить дальше.
Я всей душей хотела дать ей понять, что я рядом, что помогу, сделаю всё, что в моих силах, чтобы вернуть прежнюю Юну Джеймс. Но ей не были нужны ни моя помощь, ни поддержка, ни любовь.
Мне не передать, какое огромное количество слёз я пролила, безуспешно пытаясь возродить в маме желание жить и вернуть мне её любовь. И, как я уже говорила — когда слёзы кончились, к жгучей боли присоединилась ярость, которая из маленького, безобидного огонька день за днём разрасталась до масштабов лесного пожара.
К тому моменту мне уже было четырнадцать, и к моим неистово бушующим подростковым гормонам и постоянно скачущему настроению, которые и так значительно осложняли жизнь, добавилась ещё и крайняя озлобленность не только на маму, но и на весь окружающий мир.
Вместо мольбы и спокойных разговоров, я решила привлечь её внимание другими, более радикальными и, как сейчас осознаю, глупыми, необдуманными и крайне опасными способами.
Всего за несколько месяцев из светлой, порядочной и дружелюбной девочки я превратилась в грубую, вечно раздражённую, импульсивную хамку, которой было глубоко наплевать, к чему приведут её действия, а страх перед улицами словно и вовсе пропал. Я забила на учёбу, прогуливала школу, а если и соизволяла появиться, то постоянно встревала в конфликты с учителями и устраивала драки с любым, кто осмелится бросить на меня косой взгляд.
Изнутри меня разрывало непреодолимое желание доставить другим ту же боль, что постоянно испытывала сама. Именно это мерзкое стремление наносить вред и крушить всё вокруг придало смелости и привело меня в одну из многих неблагоприятных группировок Энглвуда.
Моя новая жизнь состояла из постоянных тусовок с членами банды, во время которых мы шатались по улицам, пугая людей, обворовывали их, разбивали витрины киосков и магазинов, автобусные остановки и стёкла чужих машин, занимались вандализмом и другими бессмысленными разрушениями.
Мама, если и была в курсе о моей новой компании и варварских деяниях, то виду не подавала. Ни одного, чёрт побери, упрёка или воспитательного слова не сорвалось с её уст. Ничего не изменилось. И её неподдельное равнодушие вызывало во мне ещё более мощную вспышку ярости.
В общем, моя жизнь превратилась в замкнутый круг из злости, боли и непонимания, с каждым днём прогрессивно увеличивающийся в размерах, который, в конце концов, вредил лишь мне одной.
Даже мой вечный спаситель Остин, которому я в то время неслабо потрепала нервы и ввязала в огромное количество стычек с бандой, не мог достучаться до меня и уберечь от проблем.
Однажды, во время очередного разгрома магазина, по невнимательности мне не удалось сбежать от оперативно прибывших полицейских. Не церемонясь и не сдерживая грубой силы, меня схватили и затолкали в машину, и ни один член банды, с которыми я совершала преступление, не попытался помочь. Они просто сбежали, спасая свои шкуры. Каждый был сам за себя.
Помню, как поразилась, когда увидела маму в полицейском участке. Она всё-таки пришла за мной, хотя, честно говоря, я и не надеялась.
И видимо тот факт, что ей пришлось потратить последние сбережения за мой выкуп из полиции и на оплату штрафа за причинённый урон владельцу магазина, послужил тому, что её наконец прорвало.
Мама рассвирепела — это был длительный, полный злости и негатива монолог, во время которого её холодные синие глаза метали молнии; крылышки ноздрей активно расширялись, словно у огнедышащего дракона; из ушей точно пар дымился, а лицо покрывалось неравномерными бордовыми пятнами. Незабываемое зрелище!
Я смотрела, слушала и еле сдерживала проступающую на губах улыбку, словно на меня вовсе не изливался разгневанный поток лавы. Моё внезапное удовлетворение было глупым и неуместным, но маленькая любящая дочь, живущая на самом дне моей обиженной на весь мир души, втайне ликовала — ей наконец удалось обратить внимание мамы, заставить высказаться, вывести на долгожданные эмоции, пусть и столь отрицательные. Всё лучше, чем постоянно убивающее меня равнодушие.
Но улыбка исчезла с лица так же быстро, как и появилась.
Вернувшись из полицейского участка в нашу сырую, неуютную квартиру, мама раздражённо сбросила сумку прямо на пол и, не теряя ни секунды, направилась в кухню, где её уже ждала очередная бутылка вина.
Я неотрывно следила, как она наполняет бокал красной жидкостью до самых краёв и, осушив залпом, поднимает усталый взгляд на меня и еле слышно произносит:
— Ты думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься своим поведением? Не сомневайся, я не слепая и всё вижу, но и ты должна кое-что наконец понять, Николина… понять и смириться. — Она сделала короткую паузу, заполнив ещё один бокал. — Я не могу дать тебе того, что ты от меня ждёшь. Знаю, это несправедливо, ты ни в чём не виновата и заслуживаешь совсем другого отношения, но я не могу. Это выше меня… После смерти… — Её голос предательски сорвался, а руки затряслись, расплескав по столу капли вина.
— Мама… — Мне так хотелось подойти к ней, обнять и успокоить, но резко выставленная передо мной рука дала понять, что ей это не нужно.
— Нет! Я хочу, чтобы ты услышала. Большая часть меня умерла вместе со Стивеном, и я ничего не могу с этим поделать. Не могу и не хочу. Не проси и не жди от меня больше, чем я могу тебе предложить. Этого не будет. Либо ты смиришься и между нами останется всё так, как есть, либо рано или поздно своими выходками ты добьёшься того, что меня лишат родительских прав, а тебя отправят в интернат или, ещё хуже, в воспитательную колонию для несовершеннолетних, — ровным голосом закончила мама.
И на этом всё.
Я окаменела от страха, забыла, как дышать. Моим самым жутким кошмаром после смерти отца был потерять маму. Её слова о детдоме подействовали на меня отрезвляюще, словно ледяной водой с головы до ног окатили, а затем ещё пустым ведром залепили для закрепления эффекта. Злость, обида, разочарование, чувство несправедливости и непонимания никуда не делись, а лишь сильнее наполняли меня с каждым последующем днём, но я больше не могла позволить себе рисковать и вытворять глупости, которые приведут к ужасающим последствиям.
