Любовь Химеры 2 (СИ) - Истомина Елена (читать полную версию книги TXT) 📗
Перед моими глазами предстала комната, обычная большая комната, высокий натяжной потолок со звездами. Напротив, меня — диван и 2 стеллажа с книгами и красивыми фигурками, слева — шкаф, как для одежды, женский туалетный столик, уставленный бутылками разных размеров и форм, справа — стол для письма и кресло и комод. Я лежу на большой кровати, и руки мои привязаны к спинке.
— Ни фига как себе нынче в раю встречают. Или все-таки в аду?
— Все зависит от субъективного восприятия индивидуума.
Я вздрогнула от голоса Люция
— Все-таки в аду, — вздохнула я.
— Ну, зови так, я не против, — пожал плечами Люций.
— А почему я связана? Ты типа мстишь.
— Нет. Не хочу просто, чтобы ты сама себе навредила.
— В смысле?
Попробовала выпустить ардонийские когти — не вышло. Перекинутся в урайскую ипостась — тоже. Нечего не давило и не мешало, не могла — и все, как будто всю свою жизнь я была обычным человеком.
— Я ничего не могу теперь — видишь? Развяжи.
— Попозже, — улыбнулся Люций, присаживаясь на кровать. — Не бойся, не трону.
— Где я?
— У меня в гостях, можно сказать.
— Зачем? А, я чистилище должна пройти, в грехах покаяться? А где Мара? Карна? (Богиня-Покровительница всех новых рождений и человеческих перевоплощений. От имени Богини появились слова, сохранившиеся до наших дней: инкарнация, реинкарнация. Она дарует право каждому человеку избавиться от совершенных в своей жизни ошибок, неблаговидных поступков и выполнить свое предназначение, уготованное Высшим Богом Родом.)
— Мы что, вдвоем будем, так можно?
— Это чуть позже, милая, отдыхай, — улыбался очаровательный правитель мира духов.
— А чей-то ты так гаденько-то улыбаешься? Я умерла вообще-то. Как с анунаками вопрос решать теперь?
— Да выкручусь как-нибудь, — махнул рукой чернобог.
— Слушай, если я умерла, то почему, пардон, в туалет так хочется-то, прям реально хочется, прямо очень хочется.
— Ну сходи.
Люций отвязал мои затекшие руки, они сразу нестерпимо заныли.
— Сколько я уже тут?
— Да сегодня сороковины близкие твои отметили уже, Перун курган тебе воздвиг с дольменом. Хочешь, покажу?
— Как сороковины? А как же погулять по значимым местам? С близкими проститься? Опять же руки ломит, и в туалет хочу… я не умерла! — осенило меня наконец. — Я жива!
— Ну конечно, жива, любимая! Разве я мог позволить тебе погибнуть, не проведя с тобой ни единой ночки, не исполнив договор. А вот для всех остальных ты действительно умерла. Я перенес тебя на свой корабль за секунду до столкновения с кораблем церенцев, так что тебя уже оплакали и смирились.
— Не смешно! Немедленно верни меня близким!
Возмущению моему и ужасу предела не было.
— Не будь жестокой! — поморщился Люцифер, — они только смирились.
— Что тебе нужно? — перешла я к делу.
— Твоя любовь! Твое «да» у меня уже есть, я могу хоть сейчас надеть тебе обручальное кольцо и разделить с тобой постель. Но я так не хочу. Прошло уже то время, когда меня возбуждали ужас и боль моих женщин. Давно прошло, Майюшка, по юности еще. Я и так знаю, что сильнее тебя. Никакой радости от демонстрации силы мне нет, поверь. Я хочу заслужить твою любовь, твое желание, хочу, чтобы ты становилась влажной внизу от одного моего прикосновения, умоляла меня войти в тебя.
— Что так, в лом 30 лет подождать? — усмехнулась я.
— Даже не представляешь себе, насколько.
Меня обожгли голодным взглядом.
Я соскочила с кровати и бросилась к двери за шкафом, не в состоянии больше думать ни о чем, кроме свидания с унитазом.
Выглядела я неплохо, только бледная. Сила не шла ни на грамм, у простого человека от вселенной и то больше, чем сейчас у меня предчувствие, например. Ну, поток силы он, допустим, блокирует куполом, но, а как же ардонийские гены, почему я не могу перекинуться, выпустить когти, зубы, охладить кровь? Надо подумать на досуге, время, сдается мне, у меня теперь предостаточно будет.
— С облегчением, — улыбнулся Люций.
Когда я вышла, на столике перед диваном стояло большое блюдо с жареными куриными ножками и молодой картошкой, желудок моментально громко заурчал. Аж судорогой свело. Люций щедро наполнил тарелку и протянул мне:
— Кушай, ты ведь это любишь.
Отказаться я была не в силах, поэтому ела долго, сосредоточенно и с наслаждением. Люций не сводил с меня глаз, а я — с курицы и картошки, запивая все вкусным квасом.
— Спасибо большое, — искренне поблагодарила я, — все было очень вкусно.
— Десерт принести?
— Нет, спасибо.
Люций взял тарелки, исчез и вернулся через несколько секунд с огромным блюдом спелой черешни.
— Тарелками в тебя кидаться, пытаться удавить, ударить и прочее, я так понимаю, бесполезно? Разозлю еще на свою голову, — задумчиво изрекла я, жуя ягоду.
— Ну, я так не играю! — надулся Люций, — сообразительная больно.
— Ни повеситься, ни с голоду помереть, ни вены вскрыть ты мне тоже не дашь?
— Как можно, любимая моя, — ужаснулся Люций, — даже думать не смей.
— А упрямиться стану, пытать начнешь лютой пыткою, пока согласия не дам?
— Не думаю, что до этого дойдет. Ты увидишь, я хороший.
— Сказал человек, убивавший невинных детей за свою жизнь, наверно, тысячами, — усмехнулась я.
— Работа у меня такая, — пожал плечами Люцифер. — Как бы ты узнала, что свет — это действительно свет, если б не было тьмы?
— Я мужа люблю.
— Люби. Этого я запретить не могу, да и не хочу. Тем слаще будет наслаждаться твоими стонами подо мной.
— Смотри, слюни не пусти, Ромео! — грубо оборвала я своего пленителя.
— Начну и пытать, возможно, — обидевшись, тяжко вздохнул Люций.
— Ну что ж, я согласна… начинай, пытай.
— Не, ну, блин, реально так неинтересно даже, — засмеялся Люций. — Ты все ж подумай по-хорошему, пока до завтра.
— Думай — не думай, все одно не пойду за тебя раньше срока! Нарушаешь договор, между прочим!
— Договор исполнят дети! Это я так, для себя. В качестве компенсации за обманутые надежды. Да и ко сроку не пойдешь, я чувствую, не отдаст тебя Ант. Зря, что ль, Перун прощение роду Велеса даровал. И тут мне — оба! Шанс такой подвернулся! Ну грех же не воспользоваться было.
— А в чем выгода моя согласие тебе давать, близких я все равно не увижу, сварожичи отвернутся от меня, Ант детей не отдаст.
— Дай мне шанс, милая! У нас будут другие, свои, ты быстро утешишься, поверь. В постели лучше меня тебе не сыскать, это факт. Я знаю все, что тебе нравится, все, что тебя заводит, все, от чего ты кончаешь. И еще открою много всего, от чего ты будешь без ума и в восторге.
— Ну, вшивый все про баню! — отмахнулась я. — А сердца материнского тебе вообще не понять, заменить одного ребенка другим невозможно! Для матери каждый незаменим и драгоценен! Нет, нет и нет! Либо возвращай меня, либо убей! Не видать тебе моей любви! Ты у меня жизнь мою отнял! Лишил всего, что мне дорого! Ты близким моим боль причинил, ты детей малых матери лишил! И ты — дебил, если думаешь, что я полюблю тебя после этого!
— Посмотрим, — хмыкнул Люций и исчез.
А на меня навалился неодолимый сон.
Часов в комнате не было, окна — тоже, и дверь одна только в ванную. Я не знала, сколько проспала и когда проснулась. Обошла всю комнату, залезла во все ящики в шкафу. Одежда и белье в комоде, в первом шкафу — украшения, во втором — карандаши, бумага и раскраски, в третьем — наборы для вышивания и пяльцы, четвертый был заполнен еще какими-то наборами. Пятый и шестой были пусты. Позаботился типа, чтоб нескучно было, мило. Книги на стеллажах были, огромные сборники стихов, мифов, сказок — все, что я так люблю. В ванной — любимые гели, шампуни, косметика, халат, стиральная машинка даже. И все, более ничего — ни притока силы, ни единой искорки.
Ардонийские гены тоже молчали, как и не было их. Взяла ручку, бумагу, решила порисовать, может, удастся войти в медитативное состояние и пробить стену. Но начать решила с внутреннего зрения, с самого простого упражнения распознавания ауры. Положила руку на белый лист, сосредоточилась — и ничего. То нос зачешется, то чихнуть захочется, то живот свело. Сосредоточиться должным образом не выходило. Под конец я почувствовала себя выжатой, как лимон, и подумала, что неплохо бы поспать, может, во сне сознание освободится. Фиг вам, ворочалась, сбила всю постель, уснуть не получилось. Еще раз посмотрела ауру — то же самое: мгновенно свело живот и жестко пронесло, еле до унитаза успела.