Скажи, что простишь (СИ) - Дюжева Маргарита (мир книг .TXT, .FB2) 📗

— Егор, спасибо еще раз. Я, пожалуй, пойду.

— Лена! — возмущается Мирон, — погоди меня.

И плетусь прочь, запинаясь нога об ногу. Меня штормит.

Он нагоняет меня через десяток шагов, но вместо того, чтобы просто обнять и поддержать, хлещет претензиями.

— Я не понял, какого хрена ты с ним внизу обнималась?

Я останавливаюсь, оборачиваюсь к парню, которого до недавнего времени считала хоть. Нудным, но и положительным и холодно произношу.

— А кого мне обнимать? Тебя что ли? Так ты даже подойти не соизволил.

— Я же сказал, далеко это было. Смысл тащиться, если все равно не успел бы?

— Правильно. Девок много, а ты у мамки один. Беречься надо.

— Лена! — возмущается, — я вообще-то говорил, что пора завязывать с катанием! И если бы ты меня послушала, этого бы не…

— Иди к черту, Мирон.

У него вытягивается лицо:

— Что?

— Не звони мне больше. Никогда.

Глава 5

Он все-таки звонит. Через полчаса после того, как я молча вызываю такси и уезжаю из дурацкого парка, полного злых собак, бывших мужей и мамкиных сахарных пирожочков.

— Лен, ты считаешь это нормальным? Вот так уехать, не поговорив по душам?

— Ты считаешь нормально стоять в сторонке, когда у твоей девушки проблемы? — возвращаю ему вопрос.

Я уже дома. Устало скидываю обувь, вешаю куртку, теплые штаны отправляю на батарею и ставлю чайник. Мне нужен чай с травками и малиной, как в детстве.

— Я же объяснил, — снова возмущается он, — расстояние большое было. Даже если бы побежал, то не успел бы вперед собаки.

Мы ходим кругами, и это бесит.

— Поэтому решил, пусть жрет?

— Лена!

— А когда меня спас другой человек, почему не спустился, чтобы поддержать? Всю опасную работу за тебя к тому моменту уже сделали. Надо было просто взять меня за руку и завести наверх. Что помешало?

— Не успел!

— А так бежал, так бежал. Аж волосенки назад сдуло, — я издеваюсь и это плохой знак. Потому что, когда во мне просыпается циничная стерва, шансов на продолжение не остается. Она запросто загрызет любого, кто слабее, а с того момента, как Мирон оставил меня на растерзание псине, он воспринимается как слабый и ненадежный.

— Лена!

Боже, сколько можно ленкать. Можно подумать, я от этого растаю и пущу восторженную слезу.

— Мог бы просто бежать ко мне, — ласково подсказываю вариант, — пусть не успел бы, но зато потом гордо всем сказал, что старался изо всей дурацкой мочи. Запоминай лайфхак, может, в следующий раз пригодится.

Я не могу остановится. Распирает. Столько переживания на одну меня, бедную и несчастную, что нет сил быть тактичной.

— Ну прости меня, — его голос ломается, а на меня накатывает слабость. Такая противная и липкая, что иду в комнату и падаю на диван.

Молчу.

— Лен, ты тут? — пыхтит Мирон в трубку.

— Тут.

— Ты слышала, что я сказал?

— Да.

— И?

— И я не готова пока продолжать эту беседу. Мне нужно время, — это все, что я могу ему сказать.

Но он воспринимает это как белый флаг и тут же уточняет:

— Сколько? — и не дождавшись ответа, накидывает варианты, — давай завтра вечером встретимся. Только больше никаких парков. Идем в кино? Или в кафе?

Лучше в бар, чтобы напиться и забыться.

— Созвонимся, — коротко реагирую на его самозабвенную речь, и когда Мирон что-то там продолжает бухтеть, сбрасываю звонок, — Пока.

Может, я не несправедлива? Может, у мужика страх перед собаками и поэтому он не ринулся меня спасать?

Хотя…

Мне кажется, если бы у Егора была кинофобия, он бы все равно встал между мной и оскаленной пастью, просто потому что иначе не смог бы. Он всегда защищал то, что дорого.

От мысли об этом сердце щемит. Была бы дорога, не променял бы меня на кальяны в компании с шалавами.

В голове полный разброс, про сердце молчу. Оно вообще на износ. Что-то мечется, дергается, то через горло пытается наружу вырваться, то в трусы провалиться. Грустно, что Мирон оказался таким изнеженным и еще грустнее от того, что хочется обратно в парк в компанию к Малову.

— Ой, дура, — ругаю саму себя, и иду на кухню.

Мне срочно надо заесть печаль.

Завариваю себе ароматного травяного чая, достаю банку с малиновым вареньем и режу несколько ломтей белого хлеба с хрустящей корочкой – и жизнь уже не кажется такой сложной.

По закону подлости, новый звонок застигает меня в тот момент, когда набит полный рот. Смотрю на экран – номер незнакомый. Пофиг. Пусть звонит. Обойдусь без нового кредита, приглашений на открытие какого-нибудь салона, или бесед с подставными представителями правоохранительных органов.

Ем дальше, но на том конце провода кто-то упорный, поэтому звонок повторяется. Видать, очень настойчивый банковский работник попался.

Я все-таки отвечаю, готовая тут же дать отпор и доходчиво объяснить, что ни в каких супер-пупер предложениях не нуждаюсь.

— Да! — максимально грозно. Смесь ледяной королевы и солдата Джейн.

И вся эта грозность в одночасье разбивается о простое:

— Привет. Ну ты как там?

Егор.

— Хорошо, — голос подводит и в конце превращается в тоненький писк.

— Трясет еще?

Боже, почему Мирон так и не поинтересовался трясет ли меня? Не спросил, как я? Почему об этом спрашивает бывший муж, о котором я отчаянно мечтала забыть?

У Вселенной очень интересное чувство юмора. Обхохочешься.

— Немного потряхивает, — признаюсь, — сижу вот, заедаю стресс.

— Дай угадаю. Малиновое варенье?

Я склоняюсь над столом, замираю, а потом звонко тюкаюсь в него лбом.

Невыносимо.

Зачем Малов это говорит? Какого хрена вообще он это помнит?

— Лен!

— Прости, задумалась, — еле выдыхаю.

— Насчет варенья угадал? — в голосе слышится усмешка.

Я чувствую себя беззащитной, поэтому вру:

— Нет. Селедку с черным хлебом жую.

— Странно.

И не говори-ка.

— Ты номер сменил? — зачем-то спрашиваю, будто это хоть как-то касается меня, будто собираюсь его на всякий случай сохранить. Ну мало ли, вдруг понадобится…

Ой, дурында…

— Пришлось. Я же говорил, что потерял телефон.

— Ах, да, — взгляд перемещается на дверцу кухонного ящика, за которой стоит мусорное ведро.

— Сохрани этот номер на всякий случай.

— Зачем?

— Сохрани, — произносит с нажимом, — вдруг на тебя снова нападет стая диких псов, и некому будет придти на помощь.

Глаза щиплет.

— Спасибо, Егор. За то, что спас.

— Не бери в голову, — по голосу слышу, что улыбается, и очень хочется увидеть эту улыбку вживую, но на заднем плане раздается капризное женское:

— Егор, иди к нам.

Закрываю глаза, выдыхаю:

— Тебе, наверное, пора.

Малов отвечает не сразу. После паузы и тяжелого вздоха выдает тихое:

— Наверное.

— Спасибо еще раз.

После разговора с ним, душа не на месте. Я отодвигаю в сторону банку с вареньем, иду к мойке и, распахнув под ней дверцу, достаю из мусорного ведра телефон Егора. Не знаю, как буду объяснять тот факт, что мобильник оказался у меня, но вернуть его надо.

***

Телефон был выключен. Я зажала кнопку «вкл», но он был слишком разряжен, чтобы хоть как-то отреагировать на мои прикосновения.

— Ну и ладно, не зачем мне его включать, — проворчала я, но на зарядку все-таки поставила. Ну мало ли. Вдруг. Просто на всякий случай.

Этот дурацкий день, наконец, подходит к концу. Я вымотана, опустошена и чувствую себя как пластиковая игрушка, которую пожевал сладкий ласковый алабай из парка.

Казалось бы, ничего плохого не произошло. Просто набор кусочков, но если сложить их всех вместе, то не знаю, как вообще мне удалось пережить это сегодня.

Утро с Фроськой, появление Егора у меня дома, увлекательный отдых юных пенсионеров вместе с Мироном, снова Егор, Дружочек, опять Мирон, и еще раз Егор. Голова кругом, в душе полный разлад и даже килограмм вкуснейших мандаринов не спасает от хандры, поэтому я делаю единственное, что можно в такой ситуации – иду спать.