Жестокая болезнь (ЛП) - Вольф Триша (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT, .FB2) 📗
— Отпусти ее, — это все, что я говорю. На мою жизнь никто не спорил, поэтому я поставил на Блейкли. Не то чтобы я доверял кодексу чести человека, который проткнул ледорубом мозг моей сестры, но это был мой единственный вариант попытаться защитить ее.
Я с трудом выдыхаю, смесь сожаления и облегчения сжимает мою грудь. Я хочу, чтобы Блейкли была вне опасности, но также хочу верить, что мы связаны вместе, сильнее, чем просто успешное лечение и ее злоба по отношению ко мне.
Да, я страстно хотел, чтобы она пришла за мной.
Грейсон отталкивается от стены и неспешными шагами направляется к карманным часам.
— Я человек слова, — говорит он ей. — Можешь идти, Блейкли.
Она облизывает губы, оттягивая время.
— А что будет с Алексом?
Стоя посреди комнаты, он дотрагивается до карманных часов, поворачивая их.
— Тебе не все равно?
Она немного помолчала, прежде чем сказать:
— Если ты человек слова, тогда ты должен освободить его. Ты получил то, о чем изначально просил…
— Ты пытаешься спорить с психопатом, — перебиваю я. — Подумай, Блейкли. Никогда не было реальной сделки. В его методологии полно лазеек. Так и должно было закончиться. Грейсону просто нравится сначала играть со своими жертвами.
Мы обсуждали это. Я говорил ей, что у нас не было выбора. Когда пытался убедить ее помочь мне убить Грейсона и Брюстера, превратив ее в полноценного убийцу. Сейчас эта идея кажется такой нелепой, ведь я верил, что спроектировал ее разум так, чтобы он соответствовал ее навыкам мести.
Она ударила Эриксона ножом не поэтому.
Она убила его не из справедливости, не из мести и даже не из-за своих неконтролируемых эмоций — а для защиты невинной девушки.
Она никогда не была чудовищем.
А вот я — да.
— Вот почему тебе нужно уйти, — говорю я, начиная чувствовать головокружение, отвечая на свой собственный внутренний монолог. — Позволь мне все исправить.
Грейсон внимательно наблюдает за ней, рассматривая ее любопытным взглядом. В ответ на напряженное молчание он понимающе кивает.
Блейкли роняет свою сумку на пол, ее ответ озвучен одним движением.
— Независимо от лазеек, — говорит Грейсон, — освобождение Алекса — это не мое решение. А твое, Блейкли.
Она вызывающе вздергивает подбородок, и мое сердце колотится о грудную клетку.
— В чем ловушка? — спрашивает она.
Мои глаза на мгновение закрываются в знак поражения. Она собирается играть в его игру.
— Я был впечатлен тем, что ты задумала, — говорит ей Грейсон, направляясь к зоне груминга. — Очень простая, но точная конструкция вокруг жертвы, с помощью часов Алекса ты заманила его в клетку. Я уважаю индивидуальный подход. Мне это так понравилось, что, на самом деле, я решил использовать это сам. Только чуть изменил.
Он отодвигает белую перегородку в сторону, чтобы показать, что находится за панелью.
Блейкли делает шаг вперед, затем останавливается, переосмысливая. Она не привыкла действовать импульсивно.
Аддисин пристегнута ремнями к каталке, очень похожей на ту, которую я использовал для своих подопытных, на ту, к которой я был привязан, пока Грейсон пытался сварить мой мозг. Девушка перевернута в вертикальное положение, во рту кляп. Ее глаза яростно моргают, пока она борется с ремнями.
Грейсон достает телефон из заднего кармана и нажимает на экран.
Телефон Блейкли вибрирует от сообщения. Когда она читает его, я вижу, что она полностью отключается от реального мира. Последние несколько дней она общалась с Грейсоном, а не с Аддисин. Пока я мочился и гадил в собачий туалет, пил из миски с водой и получал собачьи лакомства от серийного убийцы, я не знал, что случилось с девушкой, которую Блейкли оставила за главную.
Предположил, что он убил ее. Но это, наверное, противоречит его долбанутому моральному кодексу.
Мои бицепсы начинают гореть, спина болит от давления на сетчатую решетку. Я пытаюсь изменить положение, и тросы туже сжимают мои запястья.
Чего бы Грейсон, в конечном счете, ни захотел, за это придется заплатить — цену, которая будет слишком высока для любого из нас.
Мы не уйдем отсюда невредимыми, даже если нам удастся выжить.
Грейсон наблюдает, как я смотрю на Блейкли, получая какое-то болезненное удовлетворение от моих страданий. Она поднимает взгляд от телефона, ее лицо бледное, и все следы замешательства исчезли.
— Что еще я должна сделать? — Блейкли спрашивает Грейсона, ее тон теперь неуверенный, утративший часть своей резкости.
С возбужденным блеском в глазах Грейсон достает из кармана флакон и ставит его на стойку, затем ставит рядом с ним второй. Я прищуриваюсь на бутылки, как будто могу прочитать этикетки без очков.
После продолжительной паузы, во время которой он удерживает взгляд Блейкли, говорит:
— Иногда мы не знаем, чего хотим, и не понимаем, кто мы такие, пока не встречаемся лицом к лицу со своими самыми темными страхами. Выбор открывает нам глаза.
Она опускает телефон и смотрит на него через всю комнату.
— Значит, это все из-за меня? — она издает напряженный, издевательский смешок. — Блять, я должна тебя благодарить?
— На самом деле, — говорит он, доставая коробку с одноразовыми перчатками из шкафчика и надевая пару, — ты можешь поблагодарить Лондон. Она придумала твое «пробуждение», как она это называет. Я всего лишь инструмент.
— О чем он говорит? — я спрашиваю Блейкли, но она не отвечает. Она изучает Грейсона со сдержанным опасением и острой сосредоточенностью.
Внезапно я понимаю, что все это — подстава Брюстера; объекты, которые я убил, связанные с Грейсоном, — не касалось меня. Это касается Блейкли и Лондон.
— Но больше всего на свете, — говорит Грейсон, — я эгоист. Это моя гарантия того, что каждая свободная ниточка завязана красиво и туго. Ненавижу эти неряшливые свободные концы.
Он достает третий флакон и ватный тампон. Когда прерывает зрительный контакт с Блейкли, чтобы подойти к Аддисин, тревога охватывает каждый нерв в моем теле. Грейсон погружает тампон в жидкое содержимое флакона, соблюдая крайнюю осторожность, чтобы ничего не закапать, его движения медленные и точные. Тугой комок ужаса скручивает мой позвоночник.
— Это токсин, — говорю я, во рту пересохло, голос хриплый. — Блейкли, уходи. Сейчас же. Убирайся!
Она остается на месте, отказываясь двигаться, реагировать или даже смотреть на меня. Что, черт возьми, он написал ей в сообщении?
Яростный кнут гнева хлещет меня изнутри. Я пытаюсь освободиться, но только туже затягиваю чертовы тросы. Каждый раз, когда я сопротивляюсь, подъемник поворачивается, и я в мучении растягиваюсь. Мои мышцы горят. Призрачные языки пламени лижут шрам на руке. И я, оцепенев, наблюдаю, как Грейсон промокает ватным тампоном скользкую от пота ключицу Аддисин, пока она извивается, ее крик заглушен кляпом.
— Это нервно-паралитическое вещество, — поправляет меня Грейсон. Он держит пропитанный ватный тампон на безопасном расстоянии от своего тела. — Одно из самых смертоносных паралитических веществ, созданных человеком.
«XV31», — думаю я, чувствуя, как учащается пульс на шее.
— Это невозможно, — говорю, хотя я мог бы сам попробовать разработать состав — но как, черт возьми, Грейсон получил доступ к этим химикатам?
Вместо того чтобы подтвердить заявление, Грейсон поворачивается в мою сторону.
— Кстати, хорошее послание от Мэри. Пока ремонтировал часы, я продолжал читать его, и до меня, наконец, дошло, почему у тебя такая одержимость часами.
— Пошел ты, — говорю я, удерживая его внимание сосредоточенным на мне и подальше от Блейкли. — Ты ничего обо мне не знаешь.
— Алекс, я создал тебя, — говорит он, в его глубоком голосе звучит ложная гордость. — Смерть мозга превращается в перерождение. Некроз разума. Ты сам изложил это в своем дневнике, и я с тобой согласен. Я убил то, что делало тебя человеком, когда отнял жизнь у твоей сестры, ты — продукт моего замысла, — он наклоняет голову. — Очень лирично для человека науки.
