Прикосновение Купидона - Кинг Валери (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗

Валери Кинг

Прикосновение Купидона

ПРОЛОГ

Лето 1818 года

«Летом 1818 года в порыве полного отчаяния я начала одно довольно безнадежное дело. Принимаясь за него, я никак не могла предположить, что мне придется испытать так много минут истинной радости, достичь таких высот счастья, изведать такую глубину полнейшей безысходности. Сколько раз я впадала в непреодолимую тоску, но, увы, от природы я наделена не слишком нежною душою. В своей жизни я руководствуюсь стойким здравым смыслом, чувством юмора и строго следую самым взыскательным требованиям общества.

Хотела бы я, лежа в шезлонге, кутаться в бесчисленные шелковые и кашемировые шали, вдыхать аромат горящих курительных палочек – или даже свечей, раз на то пошло, – и чтобы горничная прикладывала к моим векам примочки с лавандовой водой, а я прижимала бы к своему бедному сердцу флакон с нюхательной солью – как это было бы замечательно, но абсолютно не для меня! Что касается обмороков, это случилось со мной однажды и, я надеюсь, больше не повторится. Правда, в тот раз, придя в себя от сильного запаха, исходящего от косынки Джулии, чересчур надушенной амброй, я чуть было тут же не упала без чувств снова.

Но довольно об этом! Я не предрасположена ни к обморокам, ни к судорогам или ипохондрии. Неудивительно, что капитан Эверард не мог любить меня – я была слишком здравомыслящей и практичной особой, чтобы вызвать в его душе что-либо, кроме стойкого отвращения к моей приземленности и нечувствительности.

К тому же его любовью была моя сестра Джулия – сверкающий бриллиант великолепной огранки с птичьими мозгами и скверным характером. Я помню, что однажды мы сидели и спокойно болтали у нас дома в Девоншире, и вдруг она ударилась в слезы, увидев, как муха попала в стакан с лимонадом и не сумела выбраться. Джулия была безутешна. Я совала ей в руки свой платок, называла ее дурехой, велела ей высморкаться и наконец выплеснула содержимое стакана вместе с мухой за ограду. К большому изумлению Джулии, я не пролила ни единой слезинки, она же весь остаток дня убивалась, лежа на своей кушетке. А я сидела и думала о плачевном состоянии общества, в котором живут такие бесполезные и бестолковые особы.

И все же я всегда подозревала, что за моей строгой внешностью, аккуратно заплетенными косами, опрятным платьем и непоколебимым спокойствием духа скрывается поэтическая душа. Не потому, что я могу слагать рифмы – нет, этого я не умела и не умею, – но потому, что я совершила самый непрактичный, самый неразумный и нелепый поступок на свете – я влюбилась в капитана Эверарда.

Когда я поняла это? Когда в день святого Михаила он поцеловал меня в щеку, и я вдруг почувствовала, что страстно желаю большего. Я помню, что с трудом сдержала себя, чтобы не броситься ему на шею, не обвить его руками и не поцеловать. Он было спросил, отчего у меня на щеках выступил такой яркий румянец, но тут же его взгляд устремился, как обычно, на Джулию, и я поняла, что могу уже не отвечать ему.

С тех пор я была осторожна и держала свое сердце в узде, но с чем я была не в силах бороться, так это с тем, что Эверард проник в мои сны. Там он был со мной повсюду, и с приближением вечера я начинала томиться, словно лунатик, ожидая, когда же окажусь в своей постели и наступит ночь и, может быть, я опять увижу его.

Что мне оставалось делать? Конечно, я не могла позволить событиям идти своим чередом, не могла позволить судьбе благословить темные локоны Джулии, а не мою бедную светлую голову. Не в моих правилах сдаваться без боя. Нет! Тысячу раз нет!

Со мной произошло то, что происходит с каждой влюбленной женщиной от сотворения мира – я превратилась в полную дуру. На ум приходят и другие выражения, но дура – это довольно точно. Не могу сосчитать, сколько глупостей я наделала, и остается только удивляться, как за эти несколько сумасшедших недель поздней весны 1818 года я не потеряла рассудок окончательно. Сказать по правде, я не думаю, что ко мне когда-нибудь вернется мое прежнее хваленое здравомыслие. Я надеюсь, что этого никогда не случится».

1

Диана Хартланд наблюдала за тем, как капитан Эверард танцует контрданс, и с отвращением ощущала, как в ее груди нарастает уже знакомое волнение. Никогда раньше любовь не настигала ее, и этот первый опыт оказался крайне тяжким и утомительным. Во-первых, ее начали беспокоить собственные недостатки – мысли о них неотступно терзали, как гончие, травящие лисицу. Диана чувствовала, что, в надежде привлечь к себе внимание Эверарда, она пытается стать такой, какой на самом деле не была и быть не могла. Кусая губы, она посмотрела на свои руки в перчатках и обрадовалась – впервые в жизни обрадовалась – чему? – тому, что, танцуя с ней, Эверард не увидел веснушки на ее руках. Что за отвратительная мысль! В душе она тут же осудила себя, ведь никогда раньше она не стыдилась своих веснушек. Почему же надо делать это сейчас, пусть даже она влюблена?! Но она их стыдилась.

Мало того, она начала каждый вечер делать клубничные маски на лицо и смазывать руки лимонным соком и мужественно сносила эту утомительную процедуру, пока у нее оставалась надежда избавиться хотя бы от одной из этих проклятых веснушек, усыпавших ее кожу. Если она сделает это – она будет удовлетворена, по крайней мере в том, что касается ее внешности. Что до характера, все свойства ее натуры отдаляли Диану от предмета ее любви.

За этот сезон в Лондоне, уже стремительно приближающийся к закрытию, она пришла к выводу, что капитан Эверард видел в ней лишь благопристойную и скучную особу, заслуживающую презрения за то, что она ужасно боится дать злым языкам повод для сплетен. Джулия же, казалось, наслаждалась тем, что вызывала недовольство столпов высшего света, а Эверард, в свою очередь, не только сочувствовал неприятностям Джулии и с радостью выносил ее отчаянный флирт и хлопанье веером по его персоне, но и являл все признаки того, что намерения у него самые серьезные.

Ягненок, которого ведут на убой, – думала о нем Диана, потому что, по ее наблюдениям, Джулия не любила капитана Эверарда.

Что с ней происходит? Какая сумятица в ее бедной глупой голове! И как ее угораздило безнадежно влюбиться в мужчину, который видел в ней только статистку в восхитительной пьесе под названием «Джулия»? Однако собственное сердце было сильнее ее, сильнее ее характера. И потому ее не могли обескуражить ни веснушки, ни все различия между нею и той, кого капитан Эверард избрал предметом своего обожания. Да, в ее душе всегда теплилась надежда, и если иногда она уступала место сомнениям и отчаянию, то лишь для того, чтобы потом возродиться с силой, неведомой прежде. Способность надеяться была, возможно, лучшей частью ее натуры, и сегодня вечером эта надежда разгорелась ярким светом. Ее сердце было полно предчувствия, что Эверард наконец обратит внимание на нее, потому что Джулия не выходила из дома уже больше недели, подхватив корь. Диане казалось справедливым, что ее сестра – ее младшая сестра, очень красивая и совершенно пустоголовая – заболела детской болезнью, которая раз в жизни сравняла их: Диану с ее веснушками и Джулию с ее гадкой красной сыпью.

Диана очень старалась не злорадствовать, но чем чаще Джулия надувала губы и, накрыв голову подушкой, начинала оплакивать свою судьбу, тем чаще Диана находила предлог покинуть комнату больной и танцевала джигу в зале. Это было нехорошо с ее стороны, очень нехорошо! Но после пяти лет страданий, когда она танцевала сезон за сезоном, приглашаемая – и она об этом знала! – только как сестра Прекрасной Джулии, Диане казалось, что боги наконец сжалились над ней и поразили Джулию похожей бедой – сыпью.

Сестры были как день и ночь – Джулия с ее темно-каштановыми волосами и большими карими глазами и Диана с ее светлыми косами и ясными глазами небесного цвета. Джулия с рождения походила на мать, тогда как Диана была вся в отца. За различием их обликов не скрывалось никакой тайны, было только неравенство, но теперь – теперь Джулия покрылась сыпью.