Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП) - Куин Джулия (читать книги регистрация .TXT, .FB2) 📗
— Естественно, ты бы не упала, — отрезала Элизабет раздраженно. — Ты даже не ахнула, когда Грейс сообщила тебе об этом.
— На самом деле это звучит довольно захватывающе. — Амелия взглянула на Грейс с большим интересом. — Согласна?
И Грейс, о Боже, она покраснела.
Амелия наклонилась вперед, ее губы подергивались. Румянец мог означать все что угодно, и все это было весьма интригующе. Она почувствовала нарастающее волнение в груди, головокружение, то почти неуловимое чувство, которое всегда появляется, когда пересказывают чрезвычайно пикантную сплетню.
— Итак, он был красив?
Элизабет посмотрела на нее как на безумную.
— Кто?
— Разбойник, конечно.
Грейс поперхнулась, пытаясь сделать вид, что пьет чай.
— Он был красив, — подвела итог Амелия, которая почувствовала себя теперь намного лучше. Если Уиндхем любит Грейс… что ж, по крайней мере, она на его чувства не отвечает.
— На нем была маска, — парировала Грейс.
— Но все же ты можешь утверждать, что он был красив, — настаивала Амелия.
— Нет!
— Тогда его акцент был ужасно романтичен. Французский? Итальянский? — Амелию била дрожь восхищения, она представляла Байрона, совсем недавно ею прочитанного. — Испанский.
— Ты сошла с ума, — сказала Элизабет.
— У него не было акцента, — возразила Грейс. — Ну ладно, совсем чуть–чуть. Возможно шотландский. Или ирландский. Не могу сказать точно.
Амелия откинулась на спинку дивана, счастливо вздохнув.
— Разбойник. Как романтично.
— Амелия Уиллоуби, — раздраженно начала ее сестра. — Грейс подверглась вооруженному нападению, а ты называешь это романтичным?
Она бы ответила очень язвительно и умно, — в самом деле, над кем же еще умничать и язвить, если не над сестрой? — но в этот момент она услышала шум в холле.
— Вдова? — прошептала Элизабет Грейс, состроив гримасу. Как было замечательно, когда вдова не присоединилась к ним за чаем.
— Я так не думаю, — ответила Грейс. — Она все еще была в постели, когда я спускалась. Она была слегка… хм… не в себе.
— Я так и подумала, — заметила Элизабет и вдруг задохнулась: — Они забрали ее изумруды?!
Грейс покачала головой.
— Мы их спрятали. Под подушками сиденья.
— О, как умно! — одобрила Элизабет. — Амелия, ты согласна, что…
Но Амелия не слушала. Стало очевидно, что шум движения в холле принадлежит более крупному человеку, чем вдова. И правда, мимо открытой двери прошел Уиндхем.
Беседа прервалась. Элизабет посмотрела на Грейс, Грейс бросила взгляд на Амелию, а Амелия продолжала созерцать теперь уже пустой дверной проем. Переведя дыхание, Элизабет повернулась к сестре и сказала:
— Я думаю, что он не знает, что мы здесь.
— Меня это не волнует, — заявила Амелия, что не вполне соответствовало действительности.
— Интересно, куда он пошел, — пробормотала Грейс.
После чего они, как трио идиоток (по мнению Амелии), уселись неподвижно, повернув головы в сторону двери. Мгновение спустя девушки услышали ворчание и грохот и разом вскочили (но не сделали никакого другого движения), продолжая наблюдение.
— Черт возьми! — выругался герцог.
Глаза Элизабет расширились. Интерес же Амелии был скорее подогрет его вспышкой. Она одобряла все, что указывало на то, что он не всегда полностью контролирует ситуацию.
— Осторожней с этим, — они снова услышали его голос.
Довольно большая картина проплыла мимо открытой двери. Два лакея изо всех сил пытались удержать ее перпендикулярно земле. Это было довольно странное зрелище. Портрет был написан в натуральную величину, что объясняло трудность в его переноске, и изображал весьма красивого мужчину, поставившего одну ногу на большой камень и выглядевшего очень гордым и благородным.
Если не принимать во внимание тот факт, что теперь он был наклонен под углом в сорок пять градусов, что значительно уменьшило и его гордость, и его благородство.
— Кто это? — спросила Амелия, как только картина исчезла из виду.
— Средний сын вдовы, — встревоженно ответила Грейс. — Он умер двадцать девять лет назад.
Амелии показалось странным, что Грейс так точно знает дату его смерти.
— Почему они его переносят?
— Вдова хочет видеть портрет наверху, — прошептала Грейс.
Сначала Амелия хотела спросить о причине, но кто мог знать, чем руководствуется вдова, когда что–то делает? И, кроме того, как раз в этот момент Уиндхем снова прошел мимо двери.
Три леди молча за ним наблюдали, и вдруг, словно время повернулось вспять, он сделал шаг назад и заглянул в гостиную. Одет он был как всегда безупречно, в накрахмаленную до хруста снежно–белую рубашку и жилет из изумительной парчи глубокого синего цвета.
— Леди, — произнес он.
Все трое немедленно присели в легком реверансе.
Он коротко кивнул.
— Извините.
И ушел.
— Хорошо, — произнесла Элизабет, чтобы хоть как–то заполнить наступившую тишину.
Амелия моргала, пытаясь понять, что именно она думает по этому поводу. Она не считала себя знатоком в этикете поцелуев или того, как следует себя вести после него, но, конечно, после того, что случилось вчера вечером, она ожидала большего, чем «извините».
— Возможно, нам следует уехать, — предположила Элизабет.
— Нет, вы не можете, — ответила Грейс. — Пока не можете. Вдова хочет видеть Амелию.
Амелия застонала.
— Я сожалею, — оправдывалась Грейс, и было совершенно ясно, что так оно и есть. Вдова, без сомнения, получала удовольствие, выискивая недостатки Амелии. Если речь шла не об осанке, значит, обсуждалась ее манера разговора или выражение лица, а если не то и не другое, значит поводом для осуждения становилась новая веснушка на ее носу.
А если новых веснушек не было, тогда критиковались веснушки, которые непременно появятся в ближайшее время, поскольку, даже если Амелия находилась внутри помещения, полностью в тени, вдова точно знала, что ее шляпка не будет прикреплена надлежащим образом перед тем, как выйти на солнце.
Действительно, то, что знала о ней вдова, пугало.
«Вы родите следующего герцога Уиндхема!» — Не раз повторяла вдова. — «Не должно быть никаких дефектов!»
Амелия представила себе оставшуюся часть дня и вздохнула.
— Я ем последнее печенье, — объявила она, снова садясь.
Две другие леди сочувственно кивнули и также сели на свои места.
— Может заказать еще? — спросила Грейс.
Амелия подавленно кивнула.
И тут вернулся Уиндхем. Амелия издала недовольное рычание, поскольку теперь она снова вынуждена была сесть прямо, ее рот, разумеется, был полон крошек, а он, конечно, конечно же, даже не обратился к ней, так что волновалась она совершенно напрасно.
Невнимательный мужчина.
— Мы почти потеряли его на лестнице, — герцог заговорил с Грейс. — Он качнулся вправо и почти наткнулся на перила.
— О, мой… — пробормотала Грейс.
— Еще немного, и он был бы пронзен прямо в сердце, — сказал он с кривой улыбкой. — И это того бы стоило, чтобы увидеть выражение ее лица.
Грейс начала подниматься с дивана.
— Ваша бабушка встала с кровати?
— Только чтобы наблюдать за переноской, — сказал он ей. — Пока вы в безопасности.
Было видно, что Грейс почувствовала облегчение. Амелия не могла сказать, что обвиняет ее.
Уиндхем посмотрел на поднос, где недавно лежало печенье, и, увидев одни лишь крошки, вернулся к Грейс.
— Не могу поверить, что она настолько безрассудна, чтобы потребовать от вас принести его прошлой ночью. Или, — добавил он голосом, который был скорее сух, но не резок, — что вы на самом деле думали, что смогли бы это сделать.
Грейс повернулась к своим гостям и объяснила:
— Вдова просила, чтобы я принесла ей портрет вчера вечером.
— Но он же огромен! — воскликнула Элизабет.
Амелия ничего не сказала. Она была слишком занята, будучи поражена самообладанием Грейс. Все они знали, что вдова никогда ничего не просила.
— Моя бабушка всегда предпочитала своего среднего сына, — мрачно пояснил герцог. И затем, словно только что заметил женщину, на которой собирался жениться, взглянул на Амелию и произнес:
