Навеки твоя Эмбер. Том 2 - Уинзор Кэтлин (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
– Благодарна, Генри? Когда такое бывало, чтобы страна или женщина испытывали благодарность за добро, которое для нее сделали? Ладно, я полагаю, моя сестра уже пошла спать. Вы много работали последние дни, Генри. Выпейте снотворное и ложитесь спать. – С этими словами Карл вышел из комнаты.
Когда король вошел в спальню Ринетт, он увидел, что она ожидала его, сидя на огромной кровати с пологом. Последняя из ее служанок выходила из спальни, а на коленях Ринетт засыпал маленький черно-коричневый спаниель Мими. Карл поставил стул рядом с постелью, и они молча посидели, глядя друг другу в глаза. Карл взял Ринетт за руку.
– Ну вот, – произнес он. – Дело сделано.
– Наконец-то. Даже не верится. Я много работала над договором, мой дорогой, потому что считала: это то, чего ты хочешь. Людовик часто обвинял меня, что твои интересы волнуют меня больше, чем его. – Она засмеялась. – Ведь ты знаешь, какое у него ранимое самолюбие.
– Я думаю, это больше, чем самолюбие, Ринетт, не так ли? – Его улыбка поддразнивала ее – до сих пор ходили слухи, что Людовик, страстно влюбившись в нее несколько лет назад, и до сих пор ее обожает.
Но Ринетт не желала говорить об этом.
– Не знаю. Брат мой, ты должен кое-что пообещать мне.
– Все что угодно, моя дорогая.
– Пообещай мне, что ты не станешь спешить с провозглашением себя католиком.
Карл удивился:
– Почему ты просишь об этом?
– Потому, что этот вопрос тревожит короля. Он боится, что ты провозгласишь католицизм и отделишь от себя германских протестантских отцов церкви, а они будут ему нужны, когда мы будем драться с голландцами. И еще он боится, что народ Англии станет этому противиться. Он полагает, что наилучшее время для такого заявления – в разгар победоносной войны.
Карл еле сдержал улыбку.
Так, значит, Людовик считает, что англичане не станут мириться с королем-католиком, и боится, как бы революция не перекинулась из Англии во Францию. К своему французскому кузену Карл относился с насмешливым презрением, но его устраивало, что он всегда мог обвести француза вокруг пальца. Карл никогда и не думал насильно перевести свой народ в католицизм, конечно же, они будут протестовать и бунтовать, а он предпочитал остаться на троне, надеялся спокойно умереть в своей постели в Уайтхолле.
Тем не менее он ответил Ринетт вполне серьезно, ибо даже ей Он не доверял всех своих тайн:
– Я не стану провозглашать католицизм, не посоветовавшись с ним, так можешь и передать ему от меня.
Она улыбнулась, пожала ему руку:
– Я рада, ибо знаю, как это важно для тебя.
Почти усладившись своих слов, он быстро опустил, глаза.
«Я знаю, как это важно для тебя, – повторил, он мысленно. – Как это важно…» Он от души пожелал, чтобы oнa всегда так думала, он не хотел, чтобы она знала, что это такое – не верить ни во что и ни в кого вообще не иметь никакой веры. Он снова поднял глаза, поглядел на лицо сестры серьезно и сурово.
– Ты похудела, Ринетт.
– В самом деле? – Казалось, она была удивлена. – Ну что ж, возможно. – Она оглядела себя. Потревоженный ее движением спаниель недовольно зарычал, словно велел ей сидеть спокойно. – Но я никогда и не была полной, сам знаешь.
– И ты себя хорошо чувствуешь?
– Да, конечно. – Она ответила быстро, как говорят люди, не любящие лгать. – Ну, бывает головная боль временами. Возможно, я просто устала от всего этого. Но это скоро пройдет.
Лицо Карла стало жестким,
– Ты счастлива?
Теперь Ринетт выглядела так, будто он поймал ее в ловушку.
– Бог мой, ну и вопрос? А что бы ты сам ответил, если бы тебя спросили: «Ты счастлив?» Думаю, я так. же счастлива, как большинство людей. Никто никогда мне бывает истинно счастлив, ты так не считаешь? Даже если ты получила половину того, чекго хочешь от жизни… – Она чуть пожала плечами. – Ведь на это можно только надеяться, не правда ли?
– И ты получила от жизни половину того, чего хотела?
Ринетт отвернулась, перевела взгляд на резные колонки кровати, ее пальцы гладили надушенную шелковистую шерсть спаниеля.
– Да, пожалуй. У меня есть ты, и у меня есть Франция, и я люблю обоих… – На ее губах появилась задумчивая улыбка. – И я думаю, что оба любят меня.
– Я люблю тебя, Ринетт. Я люблю тебя больше, чем кого-нибудь или что-нибудь на свете. Я никогда не считал, что многие мужчины достойны дружбы что многие женщины стоят мужской любви.
Но с тобой все иначе, Ринетт. Для меня ты – то единственное, что имеет значение в этом мире… В ее глазах сверкнула озорная улыбка.
– Единственное, что имеет для тебя значение? Ну – ну, ведь не хочешь же ты сказать, что когда ты…
Он ответил ей почти грубо:
– Я не щучу. Ты – это все, что имеет для меня значение. А те, другие женщины… – Он пожал плечами. – Ты сама знаешь, для чего они.
Ринетт мягко покачала головой:
– Иногда, брат мой, я почти жалею твоих любовниц.
– Не надо их жалеть. Они любят меня так же мало, как я – их. Они получают то, чего хотят, а большинство – больше, чем заслуживают. Скажи мне, Ринетт, – как отнесся к тебе Филипп после изгнания Шевалье? Каждый англичанин, вернувшись из Франции, рассказывает о его отношении к тебе такие истории, что кровь стынет в жилах. Я сожалею о том дне, когда ты вышла замуж за эту злобную маленькую обезьяну. – В его глазах сверкнула холодная ненависть, и начали ходить желваки.
Ринетт ответила ему тихо, и на лице появилась почти материнская жалость:
– Бедный Филипп. Не надо судить о нем слишком строго. Ведь на самом деле он любил Шевалье. . Когда же Людовик его выгнал, я боялась, что Филипп с ума сойдет, – и он считал, что это я виновна в его изгнании. Честно говоря, я была бы рада, если бы он снова вернулся, тогда у меня была бы более мирная жизнь. Филипп так ревниво относится ко мне. Он ужасно страдает, даже если кто-то скажет мне комплимент по поводу нового платья. Он прямо озверел, когда узнал, что я собираюсь приплыть сюда. Ты не поверишь, но он спал со мной каждую ночь, надеясь, что я забеременею и путешествие можно будет снова отложить. – Ринетт засмеялась, но смех был невеселый. – Он был в таком отчаянии. Даже странно, – задумчиво продолжала она, – но перед тем, как. мы поженились, он думал, что влюблен в меня. А теперь он говорит, что его чуть не выворачивает от мысли лечь в постель с женщиной. О, прости, мой дорогой, – быстро произнесла она, увидев, как побледнел Карл: лицо стало серым, утратив обычный бронзовый оттенок. – Я не собиралась рассказывать тебе об этом. Все это пустое…
Неожиданно лицо Карла исказилось болью, он наклонился и закрыл лицо руками. Ринетт встревоженно прикоснулась к нему.
– Сир, – тихо промолвила она, – сир, прошу тебя. О, прости меня, пожалуйста, я наболтала глупостей, как последняя дура! – Она отодвинула спаниеля в сторону, поспешно встала с кровати и приблизилась к Карлу, но он прятал лицо. – Дорогой мой, ну погляди на меня, пожалуйста… – Она взяла его за обе руки и стала медленно отводить их от его лица. – Брат мой! – вскричала она наконец. – Не смей так смотреть!
Он тяжело вздохнул и сразу расслабился,
– Прости меня. Но я клянусь, что убью его собственными руками! Он больше не будет так обращаться с тобой, Ринетт. Или Людовик заставит его исправиться, или я порву этот чертов договор на мелкие кусочки!
В маленькой комнате каменные стены были задрапированы красно-золотой тканью с вышитыми на ней эмблемами дома Стюартов. Горели канделябры со множеством тонких свечей-, хотя время было еще не позднее, в помещении сгустились сумерки из-за отсутствия окон: свет проникал лишь сквозь узкие щели в стенах. Тяжелый запах духов и пота бил в нос. Слышались негромкие голоса, шелестели веера, полдюжины скрипачей наигрывали негромкую нежную музыку.
В креслах сидели только Карл и Ринетт, остальные стояли, некоторые мужчины сидели на толстых подушках, разложенных на полу. Монмаут сидел прямо у ног своей тетки, скрестив руки на коленях и глядя на нее с откровенным обожанием. Снова все влюбились в Ринетт, жаждали стать жертвами ее очарования и шарма. Ее страстное желание нравиться – и в этом она походила на своего старшего брата – заставляло людей влюбляться в нее, порой бессознательно, не зная за что.
