Благословение небес (История любви леди Элизабет) - Макнот Джудит (мир бесплатных книг txt) 📗
– Да, продолжайте. – Головы на верхних галереях резко наклонились вниз, и Элизабет показалось, что над ней нависло все здание. – Когда в последний раз ваш муж был жесток с вами?
– Ну, как раз перед тем, как я уехала, он угрожал сократить мое личное содержание. Понимаете, я превысила расходы и долго не признавалась ему в этом.
– Вы боялись, что он изобьет вас?
– Нет, я боялась, что он не даст мне денег в следующем квартале! Кое-кто на галерее засмеялся, и в ту же секунду смех перешел в кашель. Сазерлэнд потемнел лицом и нахмурился, но Элизабет рвалась высказаться:
– Мы с мужем как раз обсуждали это – я хочу сказать, мое содержание, за два дня до того, как я сбежала с Бобби.
– Он угрожал вам во время разговора? Это было в ту ночь, когда вы плакали, по свидетельству вашей горничной?
– Да, полагаю, что так!
– Почему вы плакали, леди Торнтон? Головы на галереях наклонились еще ниже.
– Я очень переживала, – ответила Элизабет. – Чтобы уехать с Бобби, мне пришлось продать прекрасные изумруды, которые подарил мне лорд Торнтон. – В приливе вдохновения она доверительно наклонилась в сторону лорда-канцлера. – Конечно, я знала, что потом он купит мне новые, но к этим я уже привыкла…. – На галерее снова послышался изумленный смех, и это послужило ободрением так нуждавшейся в нем Элизабет.
Лорд Сазерлэнд, однако, не смеялся. Он чувствовал, что его пытаются одурачить, но уверенный, как и все мужчины, в интеллектуальном превосходстве своего пола, был не в состоянии поверить, что женщина может быть достаточно умна, чтобы преуспеть в этом намерении.
– Видимо, от меня ожидают, что я поверю, будто вы бежали с человеком, которого называете своим братом, повинуясь капризу?
– О Боже, я не знаю, чего от вас ожидают. Я знаю только, что сделала это.
– Миледи! – резко выкрикнул он. – По показаниям ювелира, которому вы продали изумруды, вы были на грани истерики. Если все это было только капризом, то почему вы находились в таком состоянии?
Элизабет уставилась на него непонимающим взглядом.
– Я любила свои изумруды.
Взрыв хохота огласил палату. Элизабет подождала, пока смех утихнет, затем снова наклонилась вперед и с гордостью призналась:
– Муж часто говорил, что изумруды идут к моим глазам. Ну разве это не мило?
Элизабет заметила, как Сазерлэнд в ярости стиснул зубы. Боясь взглянуть на Яна, она бросила быстрый взгляд на Петерсона Делхэма, и тот одобрительно кивнул ей.
– Итак! – напыщенно провозгласил Сазерлэнд. – Теперь нас хотят убедить в том, что в действительности вы не боялись своего мужа?
– Конечно, боялась. Разве я не доходчиво объяснила, каким он бывает жестоким? – спросила Элизабет, напуская на себя вид невинной дурочки. – Естественно, когда Бобби показал мне свою спину, я подумала, что человек, который в состоянии урезать содержание своей жене, способен на все…
На этот раз смех не умолкал еще дольше, и даже после того, как все успокоились, на лицах большинства мужчин остались иронические ухмылки.
– И мы также должны поверить, что вы убежали с человеком, которого называете своим братом, и спокойненько проживали где-то на берегу…
Элизабет энергично закивала и помогла ему:
– В Хелмшиде – в прелестнейшей деревушке на берегу моря. И я очень прият…. очень мирно проводила время до тех пор, пока мне в руки не попала газета и я не узнала, что моего мужа судят. Бобби считал, что мне не следует возвращаться, потому что все еще злился на мужа за то, что тот посадил его на свой корабль. Но я решила, что должна поехать.
– И что же послужило причиной, побудившей вас принять такое решение? – оскалился в усмешке Сазерлэнд.
– Я подумала, что лорду Торнтону вряд ли захочется быть повешенным… – новый взрыв веселья потряс палату лордов, и Элизабет пришлось выждать целую минуту, прежде чем она смогла продолжить. – Поэтому я отдала деньги Бобби, чтобы он мог жить, как ему заблагорассудится, а сама поехала в Лондон.
– Леди Торнтон, – угрожающе ласковым голосом заговорил Сазерлэнд, и Элизабет внутренне вздрогнула, – вам что-нибудь говорит слово «лжесвидетельство»?
– Я полагаю, оно означает говорить неправду в таком месте, как это.
– А вам известно, как верховный суд карает лжесвидетелей? Их приговаривают к тюремному заключению, и они проводят жизнь в темном сыром подвале. Вам хочется, чтобы это случилось с вами?
– Конечно, для меня это неприемлемо, – сказала Элизабет. – Мне ведь не позволят взять туда мои платья и украшения?
От взрыва хохота задрожали огромные канделябры, свисавшие с куполообразного потолка.
– Нет, не позволят!
– В таком случае я очень рада, что не сказала неправды. Сазерлэнд уже не был уверен в том, что его дурачат, но чувствовал, что ему не удалось представить Элизабет коварной изменницей или запуганной до смерти женой.
Рассказанная ею история эксцентричного бегства с братом, похоже, не вызвала недоверия у собравшихся лордов.
– Миледи, может быть, вы клевещете на себя, чтобы выгородить этого человека? – с бьющимся сердцем, бешено сверкая на нее глазами, спросил обвинитель. Он указал рукой на Яна, и Элизабет перевела взгляд на место для подсудимого. Ее сковал ужас, когда она увидела, что Ян сидит с еще более скучающим и безразличным видом, совершенно отстранившись от происходящего.
– Я спросил вас, – снова загремел Сазерлэнд, – не клевещете ли вы на себя, чтобы спасти этого человека от виселицы в следующем месяце.
Элизабет умерла бы, чтобы спасти его. Оторвав взгляд от лица Яна, которое своей отстраненностью разрывало ей сердце, она заставила себя снисходительно улыбнуться.
– В следующем месяце! Как можно говорить такие немыслимые вещи! В следующем месяце леди Нортхэм дает бал, и маркиз Кенсингтонский твердо обещал, что она может рассчитывать на наше присутствие… – громовые раскаты хохота заглушили последние слова Элизабет, – …и я собиралась надеть свои новые меха!
Элизабет замолчала и стала ждать. Она чувствовала, что добилась успеха – и не потому, что ее игра показалась такой уж убедительной, а потому, что у большинства лордов были жены, способные думать только о новых платьях, мехах и балах, именно поэтому ее слова показались им абсолютно правдоподобными.
– У меня больше нет вопросов! – прогремел Сазерлэнд, бросая на нее последний презрительный взгляд.
И тут медленно поднялся Петерсон Делхэм, и хотя его лицо оставалось совершенно бесстрастным, Элизабет скорее почувствовала, чем увидела, что мысленно он аплодирует ей.
– Леди Торнтон, – официальным тоном обратился он к пей, – вам есть еще что сказать суду?
Элизабет поняла, что он добивается от нее чего-то еще, но расслабленная успехом, не могла понять, чего именно. И потому сказала единственное, что пришло ей в голову, но начав говорить, сразу поняла – это именно то, чего он хотел.
– Да, милорд. Я хочу сказать, что очень сожалею о том беспокойстве, которое мы с Бобби всем причинили. Я была не права, когда поверила брату и сбежала, никому ничего не сказав. И Бобби тоже был не прав, столько времени злясь на моего мужа за поступок, который в конечном итоге был проявлением милосердия с его стороны. – Она почувствовала, что перестаралась, рассуждая слишком разумно, и потому добавила: – Если бы Кенсингтон упрятал Бобби в тюрьму, я думаю, ему бы это не понравилось так же, как и мне. Надо сказать, – призналась она, – мы с Бобби с детства привыкли к утонченной жизни.
– Леди Торнтон! – обратился к ней лорд-канцлер, когда утих новый взрыв смеха. – Вы можете покинуть свидетельское место. – Язвительный тон, каким это было сказано, заставил Элизабет поднять на него взгляд, и она чуть не оступилась, увидев его горящие бешенством глаза. Другие лорды могли считать ее безнадежно глупой курицей, но лорд-канцлер смотрел на нее так, словно с наслаждением лично задушил бы.
Сопровождаемая помощником Делхэма, Элизабет на негнущихся ногах пошла к выходу, но когда они подошли к двери, ведущей в холл, она замотала головой и умоляюще прошептала:
