Бегущая от любви - Картленд Барбара (читать книги регистрация .txt) 📗
«Поговорю с ней сегодня», – окончательно решил герцог, когда они ехали к вилле великого князя.
Но Имоджин куда-то исчезла. Герцог недоумевал, почему она еще не вернулась. Он нетерпеливо встал из-за стола. – Неужели вы бросите игру? – воскликнул один из его партнеров. – В середине такой удачной партии?
Не отвечая, герцог оставил на столе деньги и поспешно направился к выходу из гостиной.
Он даже не задумывался, что его поведение покажется странным и о нем будут судачить. Так или иначе его поступки всегда обсуждают, но, если он пожелал остановить игру, это, кроме него, никого не касалось.
Утопающий в цветах сад великого князя был необыкновенно красив: он считался одним из самых знаменитых садов Лазурного берега.
Правда, деньги великого князя были тут ни при чем: своим великолепием сад был обязан заботам старушки садовницы, которая на склоне лет с любовью ухаживала за ним.
Воздух был напоен ароматом цветов, нежно журчал маленький водопад, с деревьев неслышно падали, кружась, яркие лепестки, зеленела трава, – герцог не замечал ничего.
Он искал взглядом алое платье: Имоджин надела его сегодня вместе с ожерельем с рубинами и алмазами, которое подарил ей герцог перед отъездом из Англии.
Герцог шел мимо пышных цветов, мимо беседок, мимо удобных скамеек, стоящих вдоль песчаных дорожек… Сад казался пустым – и внезапно герцог увидел Имоджин.
Платье девушки алым пятном выделялось на фоне белой беседки, построенной в античном стиле. Дорожка, ведущая к этой беседке, сплошь заросла цветами.
Имоджин стояла в столь хорошо знакомой герцогу эффектной позе, которая как нельзя лучше подчеркивала красоту ее фигуры и высокую лебединую шею.
Увидев, как великий князь обнял Имоджин за талию и притянул к себе, герцог остановился.
Она не сопротивлялась, более того: она с готовностью приблизила свои губы к его губам и, когда он поцеловал ее, страстно обхватила князя за шею.
«Классическая поза влюбленных», – еще больше мрачнея, подумал герцог. Несколько мгновений он смотрел на слившуюся в долгом поцелуе пару, а потом повернулся и ушел.
Герцог не вернулся на виллу. Он прошел через сад к небольшой калитке, ведущей туда, где стояли экипажи гостей великого князя.
Слуги были удивлены, увидев хозяина. Обычно герцог задерживался за полночь, а иногда и до рассвета, – в Монте-Карло это было в порядке вещей.
Грум открыл дверцу, и герцог сел в экипаж.
– На яхту, – коротко приказал он.
Колеса застучали по извилистой дороге, круто спускавшейся к гавани.
Герцог откинулся на сиденье, радуясь, что никто в эту минуту не видит его лица, перекошенного от злости.
Те, кто слышал его в палате лордов, знали, что он не только умен, но умеет убедительно и вместе с тем жестко настоять на чем-то.
Несколько законопроектов были приняты исключительно благодаря его настойчивости, и премьер-министр был признателен ему за поддержку.
Слуги считали герцога справедливым и великодушным хозяином, но к тому, кто позволял себе проявить вероломство или небрежность, он был поистине беспощаден.
Коляска подъехала к причалу; герцог торопливо спрыгнул на землю и широкими шагами направился к своей яхте, бросив лакею:
– Сегодня ночью вы мне не понадобитесь.
Вахтенный матрос у трапа, так же как и остальные слуги, был удивлен столь ранним возвращением герцога.
– Добрый вечер, ваша ев… – начал было он, но герцог перебил его, сказав сухо:
– Передайте капитану Барнету, пусть немедленно снимается с якоря!
– Немедленно, ваша светлость?
– Вы слышали, что я сказал?
– Слушаюсь, ваша светлость! По-прежнему хмурясь, герцог прошел на нос судна и увидел матросов, торопливо выбегающих на палубу.
Многие из них, вероятно, спали, но команда давно привыкла к неожиданным приказам герцога. Он с самого начала предупредил матросов и капитана, что они в любой момент должны быть готовы к отплытию без предварительного уведомления.
И сейчас он не сомневался, что капитан Барнет не удивится, получив приказание покинуть Монте-Карло, – только попросит указать ему курс.
Но если команда яхты привыкла не задавать вопросов в такой ситуации, у личного камердинера герцога они возникли. Этого человека звали Дэлтон, и он начал служить у герцога, когда тот был еще ребенком.
Дэлтон был рассудительным и здравомыслящим человеком. Отец нынешнего герцога всецело ему доверял и потому приставил к своему сыну.
– Прошу прощения, ваша светлость, – сказал Дэлтон, подходя к герцогу. – Не знаю, известно ли вашей светлости, что ее светлости нет на борту?
– Известно.
Ответ не допускал дальнейшего обсуждения, но камердинер настаивал:
– Вещи ее светлости еще на яхте, ваша светлость.
– Мне известно и это!
Камердинер поклонился и ушел. Герцог взглянул на берег, в том направлении, где была вилла великого князя, и губы его сжались в полоску.
Он прекрасно понимал, что Имоджин будет потрясена его уходом, тем более что он не предупредил ее о том, что уйдет.
А еще больше она поразится, узнав, что «Афродита» уплыла, увозя с собой не только ее многочисленные платья, но и драгоценности, которыми Имоджин так дорожила.
«Ничего, великий князь купит ей новые!» – со злостью подумал герцог.
Потом ему пришло в голову, что в случившемся есть свои плюсы.
Скверно, конечно, что женщина, которая уверяла, будто любит его, «как никого не любила прежде», позволила себе флиртовать с отъявленным сердцеедом, но было бы еще хуже, если бы она сделала это, уже будучи женой его, герцога.
Теперь он понимал, как глупо было считать, что женщина, которой все восхищались, сможет хранить верность какому-то одному мужчине.
Герцог расценивал это как удар по его гордости и самолюбию.
Он привык, что женщины – и те, кто его интересовал, и те, что были ему вовсе не интересны, – сами падали в его объятия.
А Имоджин дала ему понять, что на нем, как сказала бы его няня, «свет клином не сошелся».
Загрохотала якорная цепь, и когда яхта, покачиваясь, медленно вышла из бухты в Средиземное море, на губах герцога появилась язвительная улыбка.
Дул легкий бриз. Размышляя, какой курс указать капитану, герцог неожиданно поймал себя на мысли, что ему нравится быть одному.
Он уже не помнил, когда в последний раз мог отдохнуть от смеха, болтовни и шумного общества.
Лондонский дом герцога был неизменно полон друзей и родственников, которые считали, что всегда имеют право остановиться здесь, когда приезжают в столицу.
Зато сейчас, в одиночестве, у него наконец будет возможность спокойно почитать и поразмыслить о делах и о своем будущем.
Яхта была уже достаточно далеко от берега. Оглянувшись, герцог увидел сверкающие огни казино на фоне темных холмов.
Пейзаж был великолепен, и князь с усмешкой подумал о тех, кто гостил у великого князя. Ночи напролет они просиживали за игрой и редко отрывали взгляд от столов, а днем почти все валялись в постелях до самого вечера, пока не приходило время вновь усаживаться за зеленое сукно.
«Игра обладает своей притягательностью, – подумал герцог. – И она столь же обманчива, как и притягательность Имоджин».
И, вспомнив об Имоджин, герцог сказал себе, что чем скорее он забудет ее, тем лучше.
Он не хотел хранить в памяти отвращение и злость, которые она вызвала в нем: он считал эти чувства недостойными.
С самого детства герцог никогда не признавал своего поражения и усилием воли заставлял себя забывать те унижения, от которых страдал в школе.
Эта гордость досталась ему в наследство от знаменитых предков и служила постоянным напоминанием о том, что он не должен никому позволять посягать на его достоинство – за исключением, быть может, тех людей, которыми он дорожит.
В детстве отец рассказал ему, как Гладстон однажды составил список своих врагов и запер его в шкафу.
Несколько лет спустя, достав список и перечитав его, он обнаружил, что в большинстве случаев не в состоянии вспомнить, почему считал врагом того или иного человека.
