Любовь дикая и прекрасная - Смолл Бертрис (мир бесплатных книг .txt) 📗
Раздираемый между чувством долга и желанием приятно провести время с главным евнухом семьи Кира, Осман заколебался. И пока негр пребывал в растерянности, Кат выскользнула из носилок и шагнула к нему. Под кисейным покрывалом ее глаза угрожающе сощурились.
— Насекомое! — зашипела она. — Как ты смеешь ослушаться своей госпожи Латифы Султан? Если сию же минуту не пойдешь обратно в дом, то я расскажу моему господину Чика, как дерзко ты вел себя с его первой женой! За твое непослушание он прикажет забить тебя до смерти!
И, повернувшись спиной, она плутовски улыбнулась Латифе, которая едва сдерживала смех. Испуганный евнух, лицо которого стало пепельно-серым, убежал в дом.
Когда молодые женщины рассаживались в паланкине, Латифа захихикала:
— Ты, может, и родилась шотландкой, моя западная кузина, но в тебе есть и османская кровь. Это дает себя знать.
— Когда враг колеблется, Латифа, никогда не позволяй ему собраться с мыслями или с силами. Старая боевая мудрость горцев.
Паланкины быстро двигались по шумным улицам.
Когда снаружи стало тише. Кат почувствовала, что носильщики с напряжением идут в гору. Наконец они остановились. Латифа наклонилась и открыла занавески.
Шагнув наружу, она подала руку кузине.
Перед ними возвышались обугленные руины великого дворца, который увенчивал когда-то один из семи холмов Константинополя. Внизу, сверкая в лучах заходящего солнца, лежал Золотой Рог. Отсюда был виден весь город, а вдали, где угадывались очертания Ени-Сарая, голубел Босфор. Все три женщины замерли, очарованные этой величественной картиной. Затем Эстер Кира сказала:
— Пойдемте, дети мои, я покажу вам Лесной двор, где некогда жила Чира Хафиз. — И она дала знак двум стражникам идти следом. — Они все услышат, но ничего не расскажут, — пояснила старая дама с хитрой улыбкой. — Они немы.
Эстер повела своих спутниц вокруг обвалившихся стен Старого дворца, и вскоре они подошли к небольшим железным воротам, совершенно заросшим. Здесь еврейка остановилась и кивнула своим людям:
— Вырубите кусты лишь настолько, чтобы нам пройти, но чтобы никакой прохожий не заметил.
— А что, если ворота заперты?
— Так и должно быть, дорогая. Но когда-то мне доверили ключ, который, возможно, еще их откроет.
С этими словами Эстер шагнула к замку, опутанному паутиной, и осторожно попыталась его открыть. После небольшой встряски ключ со скрипом повернулся.
Скрипя ржавыми петлями, ворота медленно открылись.
— Оставайтесь здесь, — велела Эстер немым, а сама неспешно вошла туда, где когда-то был сад Чиры Хафиз.
Папоротники, сорные травы и осенние цветы росли по пояс. Они давно презрели некогда четкие границы клумб и теперь лезли даже на замшелые кирпичные стены. До самого пожара 1574 года за садом тщательно ухаживали. Живые изгороди, не подрезавшиеся в течение этих двадцати четырех лет, высились вдоль гравийных дорожек подобно зеленым стенам. Поразительно, но фонтаны все еще били и полнились не только одичалыми водяными лилиями, но и огромными золотыми рыбками.
— А откуда приходит вода? — спросила Кат.
— Ее качают из-под земли по одному из римских или византийских акведуков. До того как Мохаммед Завоеватель взял город у византийцев, это был императорский дворец. А вот и Лесной двор Чиры Хафиз.
Катриона поежилась. Никогда, даже в самых дерзких своих грезах, она не думала, что попадет в Стамбул, и уж тем более в тот самый дворец, откуда ее прабабка — та властная старая женщина — скрытно правила целой империей. Вот одно из тех мест, где Мэм была молодой и красивой, где ее страстно любил великий султан. Прежде Кат никогда так не думала о ней, потому что образ старой женщины был в ее памяти слишком силен. И когда Эстер открыла дверь и шагнула в комнату, то шотландка вошла следом, исполненная благоговения.
Внутри царили тишина и неподвижность. Повсюду лежала пыль, висела паутина. Кат снова поежилась, ощущая вокруг себя духов прошлого. Подле нее стояла Эстер Кира, погруженная в воспоминания.
Постепенно глаза Кат привыкли к темноте, и ей не составило труда обнаружить изразцовую стену у камина.
Приблизившись, она стала внимательно искать ту плитку с чертополохом, о которой говорил сын. Найдя, мягко на нее нажала, и та упала ей на ладонь. Ни секунды не колеблясь, Катриона просунула руку в отверстие и улыбнулась: ее пальцы нащупали истлевший бархатный мешочек с каким-то твердым предметом внутри. Вытянув мешочек наружу и раскрыв, она извлекла подвеску и торжествующе подняла ее вверх.
— Ваши старые глаза узнают это, Эстер Кира?
И Кат, пританцовывая, пошла к старой даме, приглашая ее посмотреть находку. Эстер кивнула и улыбнулась.
— Подвеска, которую сделал сам Селим I, чтобы отметить рождение его первого сына, султана Сулеймана!
Посмотри на обратную сторону. Вот туда. Почему Чира не взяла эту драгоценность с собой, Инчили? Она ценила ее выше всех других.
— В спешке оплошала юная Рут. И обнаружилась пропажа только уже в Шотландии. На этот Новый год мой старший сын подарил мне копию, и раз уж я здесь, то захотелось забрать и оригинал. Хорошо было бы оставить его при себе, но еще лучше, наверное, если вы, Эстер, пошлете эту вещь в римский банк Кира на хранение.
Когда подойдет день побега, то мне не хотелось бы обременять себя такой драгоценностью.
— Ты поступаешь мудро, Инчили, Если ее найдут у тебя, то это будет трудно объяснить. Готова спорить, что денег, какие визирь дает тебе на безделушки, не хватит на столь дорогое приобретение.
— Позвольте мне взглянуть, — тихо сказала Латифа.
Она почтительно взяла реликвию из узловатых рук старой дамы. — Это прекрасно! Как он ее любил! Он ставил ее выше всех женщин. Как прекрасно быть столь любимой! Но это счастье выпадает совсем немногим из нас.
И принцесса со вздохом отдала подвеску обратно Эстер, которая снова вложила ее в мешочек, а тот спрятала где-то в своих необъятных юбках.
Еще несколько минут женщины бродили по покоям давно умершей Султан-валиде, которую звали Чира Хафиз. Кат не покидало чувство, будто она вторгается сюда без приглашения. Вернув на место плитку с чертополохом, шотландка пожалела, что не пригласила с собой горничную. Бабушка Сюзан, Рут, провела свою юность в этом самом дворце.
Наконец они пошли по саду в обратный путь. В паланкине и Кат, и Латифа были странно молчаливы. На дворе у Кира они обнялись на прощание со старой дамой и, не жалея слов, поблагодарили за прогулку. Осман стоял и все время дергался. По дороге во дворец визиря дамы тихо говорили о тайнах, которые теперь их связывали еще сильнее.
Чикалазаде-паша поджидал жен с нетерпением. Его хмурый вид и прищуренные глаза должны были их насторожить. Но Кат с Латифой все еще не покидало радостное возбуждение.
— Где вы были? — спросил визирь. — Я вернулся из Ени-Сарая и обнаружил, что мой дом пуст.
— Мы ездили в гости к Эстер Кира, мой господин, — весело ответила Латифа. — А она пригласила нас в старый Эски-Сарай, и мы показали Инчили, где жила великая Чира Хафиз. Прогулка была восхитительной, и спасибо вам за разрешение пойти.
— Я провел полдня в одиночестве.
— Мой господин Чика, — задиристо начала принцесса, подняв к нему лицо и торжествующе улыбаясь, — у вас самый знаменитый гарем во всей империи после моего кузена султана, конечно. И я не могу поверить, что вы томились чем-либо иным, как не выбором.
Безо всякого предупреждения рука визиря взметнулась и ударила Латифу по лицу. Ошеломленная, принцесса только охнула, и глаза ее наполнились слезами.
Невозмутимые рабы затаили дыхание: ведь было известно, что Чикалазаде никогда не бьет свою жену. И только Кат налетела на визиря, принявшись яростно колотить его по груди.
— Как вы смеете ее трогать! — кричала она. — Латифа вам ничего не сделала! Вы жестоки и несправедливы!
Теперь уже по-настоящему испугавшись, принцесса попыталась было оттянуть Кат назад.
— Нет! Нет! Инчили, ты должна попросить прощения у моего господина Чика! — И она попробовала опустить шотландку на колени. Кат отвернулась от визиря и нежно тронула щеку подруги. На покрасневшей коже белел отпечаток руки.
