Роза и лев - Стюарт Элизабет (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Джеффри Анжу, объявивший себя независимым герцогом Нормандским, едва успев насладиться возданными ему почестями, вскорости почил в бозе, но его сын Генри крепко вцепился хищными, только что отросшими когтями в богатые провинции Анжу и Турень и, не дождавшись конца срока положенного траура по усопшему отцу, сочетался браком с Элеонор, графиней Аквитанской, скандально известной красавицей, избавленной по разрешению Папы Римского от брачных уз с королем Франции.
Графы и герцоги делили земли и праздновали свадьбы, а Роберт де Ленгли продолжал воевать, сохраняя верность своему далекому и давно забывшему о нем сюзерену, английскому королю Стефану. Такая преданность и твердость в убеждениях в годы всеобщего предательства создавали вокруг него ореол мученика.
И когда весть о сожжении его заживо в монастырской церкви, окруженной сворой наемников Генри Анжу, докатилась до английского острова, то королю Стефану ничего не оставалось сделать, как, угодив простому народу, прилюдно пролить слезы и пожертвовать много серебряных пенни на свечи, зажженные в память Роберта де Ленгли. Богобоязненные люди осеняли себя кресным знамением и вздрагивали при мысли о том, какую мученическую смерть приняли Роберт и его соратники.
Но Джоселин хорошо помнила, что в те дни на стол в замке Белавур подавалось множество сытных кушаний, и винные погреба опустошались, чтобы отметить столь радостное событие. Отец ее был счастлив, что украденные им у де Ленгли владения теперь уже никогда не станут предметом притязаний пришельца из-за Пролива.
Для Джоселин все годы ее пребывания в замке Белавур были наполнены тревожным ожиданием неминуемого краха. Она догадывалась, что власть ее отца ненадежна и временна. Слуги молча и покорно исполняли свою работу, притворяясь, как она это чувствовала, тупыми рабами, а на самом деле таили в душе ненависть к своим господам. Недаром отец на ее памяти подверг не менее двадцати крепостных жестокому наказанию за лень и за грубые высказывания в адрес господ. Смерды и слуги ненавидели и ее, потому что в жилах Джоселин тоже текла кровь проклятых Монтегью.
Однажды она, томясь от бессонницы, заглянула ночью в часовню при замке. К ее изумлению, там было светло и жарко от множества свечей. Так слуги отмечали первую годовщину кончины Роберта де Ленгли, Нормандского Льва. Как только она приоткрыла дверь и услышала слова панихиды, то ощутила страх — не за себя, а за тот зыбкий мир, который ей удавалось с большим трудом сохранять на землях Белавура.
Тогда ночью в часовне безусый мальчуган, кухонный служка, посмел произнести при ней слова, за которые мог быть подвергнут казни, да и все присутствующие тоже заслуживали подобной участи. Но Джоселин сделала вид, что ничего не слышала, молча проследовала к аналою, отторгая от себя волну всеобщей ненависти, зажгла свечу и, преклонив колени, тихим голосом вознесла молитву Господу за упокой души Роберта де Ленгли. Никто не пошевелился в толпе, никто не помешал ей. Закончив молитву, Джоселин беспрепятственно проследовала к выходу. У самых дверей она задержала шаг, оглянулась и громко напомнила людям, что все свечи должны быть погашены к рассвету во избежание пожара и все следы ночного бдения в часовне убраны.
Уже поутру она заметила, как изменилось отношение к ней прислуги Белавура. Ее приказы исполнялись без промедления. Появление ее на кухне и прочих службах замка встречалось благожелательной улыбкой. Это не означало, что она стала всеобщей любимицей — никто, в ком течет кровь Монтегью, не удостоится народной любви, — но все-таки с тех пор ее пребывание в замке не было отравлено ядом ненависти, скрытым под глухой покорностью.
Воспоминание о той ночи в часовне слегка ободрило Джоселин. Может быть, кто-то из прислуги расскажет о давнем поступке молодой хозяйки этому разъяренному мужчине с не человеческими, а львиными очами.
Наверное, в сновидениях ее преследовал его взгляд, потому что, пробудившись, она с трудом поверила, что не спит, ибо эти глаза вновь возникли перед нею.
Белки были красноватыми, зрачки, окаймленные золотым ободком, были черны, словно бездонная пропасть. Этот взгляд впивался в нее цепко и требовательно.
Она сонно поморгала ресницами. Видение не исчезло.
— Весьма рад вашему пробуждению, мадам! Нам предстоит серьезный разговор.
Теперь она уже окончательно проснулась. Де Ленгли склонился над ее постелью и ножнами меча довольно бесцеремонно и болезненно ударял по одеялу там, где оно прикрывало ее бедро. Он не соизмерял силу своих ударов. Чтобы разбудить девушку, незачем колотить ее оружием.
Она мгновенно выпрямилась, оторвав голову от подушки, и убрала со лба пряди волос, мешающие ей разглядеть вторгшегося в девичью спальню пришельца.
— Ваши прежние хорошие манеры, видимо, сгорели на том же костре, что и ваше тело… там, в Нормандии. Вам бы следовало, сэр, сначала постучаться…
— Я растерял все свои хорошие манеры и остатки благородного воспитания на долгом пути к этому дому. А на кратких привалах никто не заботится об условностях. И не советую вам, мадам, отпускать на мой счет колкости. Если я рассержусь, то вся вина падет на вас.
Эта угроза не испугала Джоселин, и она не отвела от него осуждающего взгляда. С детства она выигрывала все сражения в «гляделки» со своими сверстниками.
Он сдался первым.
— Что-то есть в вас от уэльского вздорного характера. Мое чутье меня не обманывает?
Не дождавшись от нее ответа, Роберт отступил на несколько шагов и привалился к стене, нагло, по-хозяйски улыбаясь.
— Даю вам пять минут на то, чтобы собраться. Я подожду вас за дверью. И не слишком долго занимайтесь своим туалетом. Мне плевать, как вы будете выглядеть, потому что мое время мне дорого.
Его поведение окончательно убедило ее, что это не сон, а явь. Что перед ней воочию находится Нормандский Лев, захвативший прошедшей ночью дочерей Монтегью в заложницы.
Тут и Аделиза подала голос.
— О, Джоселин, — застонала она, — мне так плохо…
Джоселин оглянулась. Прозрачные слезы вновь заструились из прекрасных голубых глаз.
— Ночной горшок у тебя под кроватью. Облегчись, и тебе станет лучше, — резко заявила Джоселин, не желая тратить время на утешение этой плаксы.
Увидев, что де Ленгли удалился, она метнулась к двери и опустила оказавшийся таким ненадежным засов.
— В ближайшие пять минут здесь не будет никаких мужчин. Приведи себя в порядок, сестрица, и растолкай эту дуру Хейвиз.
Раньше, чем истекли положенные пять минут, Джоселин уже была готова. Она спала, не раздеваясь, в том же платье, в котором встретила разбойников, крушивших топорами дверь спальни несколько часов назад.
Процесс одевания не занял много времени, она лишь стянула шнуры на талии, чтобы не выглядела такой уж бесформенной и уродливой ее фигура. Волосы она собрала в пучок и перевязала первой попавшейся под руку лентой. Румянить щеки и сурьмить брови и ресницы она не стала. Зачем наводить на себя красоту — ведь это только может увеличить сумму выкупа, которую готов потребовать за нее хозяин Белавура.
Она не постеснялась позаимствовать у Аделизы недавно приобретенную ее отцом и вошедшую в моду только во Франции перевязь, закрывающую верхнюю половину лба. Раз он угадал ее уэльское происхождение, то пусть подумает, что в ней есть доля и цыганской крови. Чем больше она будет его дурачить, тем легче ей будет со своей сестрой оберегать свою честь, пока войско отца не придет им на выручку.
Она откинула засов и приоткрыла дверь. На дворе уже брезжил рассвет.
Роберт де Ленгли стоял спиной к Джоселин на фоне узкого светлого окна. Он показался ей еще более высоким и широкоплечим, чем при первой встрече. Ночью, при свете чадящих факелов, его густые волосы выглядели темными, а сейчас они, когда их коснулся отблеск утренней зари, отливали червонным золотом. У Джоселин мелькнула мысль, что любая женщина была бы готова отдать все свои наряды и побрякушки, чтобы только ее голову украсил подобный золотой убор.
