Нежный тиран - Уинспир (Винспиер) Вайолет (лучшие книги без регистрации TXT) 📗

— Уверен, еще он распространялся на тему твоей фортуны? — ехидно добавил Максим ди Корте. — Кажется, это один из его любимых фокусов; безошибочно действующих на женский темперамент. Что же он говорил тебе? Что высокий, смуглый мужчина стоит на твоем пути и тебе следует остерегаться его?

Он рассмеялся и, подняв руку, освободил ее пальцы от измятых ивовых листьев.

— Завтра ты начинаешь работать под моим присмотром, и дела у нас пойдут плохо, если ты будешь так же скованна, как сейчас.

— Под вашим присмотром, синьор? — обомлела она.

— Да, под моим. — Он приподнял черную бровь. — Есть возражения?

Лаури тупо покачала головой, надеясь, что завтра никогда не наступит или что директор сжалится и поручит ее вежливому маленькому Бруно, своему балетмейстеру.

— Идем, — позвал он, не сводя с нее пристального взгляда, и они направились в холл, где теперь были зажжены венецианские лампы. Дерево на стенах сейчас поблескивало, как темная бронза, а былое великолепие роскошной венецианской мебели оттеняли золотые светильники. — Небольшой переполох закончен, — сухо бросил он, — но не стоит вновь устраивать его. В твою личную жизнь никто не лезет, раз она не вредит балету, но я не хотел бы увидеть тебя с опаленными крыльями, поэтому и предупредил о Лонце. Позволяй ему развлекать себя, но сердце береги для большего.

— Для балета, вы имеете в виду? — Она сама удивлялась своей смелости в разговоре с человеком, который приводил ее в трепет одним взглядом. — Я прекрасно все понимаю, синьор: вы требуете от своих балерин, чтобы они отдавали душу и сердце искусству — но сомневаюсь, могу ли я обещать вам это.

В самом деле? — Он нахмурился, и Лаури снова почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Когда директор хмурится вот так, от него можно ожидать чего угодно — например, приказания идти спать без ужина. Эта абсурдная мысль заставила ее слабо улыбнуться даже под прицелом его темных глаз.

— Мне порой кажется, что ты сама не знаешь, чего хочешь, — сурово бросил он. — Повзрослев, ты поймешь, что не все в жизни находится в наших руках. Мы все боремся с роком, конечно, но редко побеждаем. У каждого своя судьба, и от нее не уйдешь.

— Даже вы?! — воскликнула она. Как же этот сильный человек из стали и черного бархата, чье мастерство не знало границ, мог так рассуждать?

— Даже я, синьорина. — Улыбка коснулась его глаз словно молния, и Лаури непроизвольно отшатнулась, наткнувшись на перила огромной лестницы.

— Не думала, что вы фаталист, — вздрогнув, призналась она.

— Такова жизнь, — пожал он плечами. — Знание, что предначертанного не избежать, заложено в моих корнях, но не хочу утомлять тебя длинной беседой. Ужин в восемь тридцать. Мы в Венеции поздно ужинаем, как и во всех южных странах, где вечера обладают своей, особенной магией.

Он отвесил ей вежливый поклон, затем развернулся и направился в кабинет с огромными двойными дверями, словно сделанными для настоящих гигантов. Лаури взлетела по лестнице к своей комнатке, притулившейся в самом углу галереи. Девушка захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной. Так быстро ее сердце не стучало еще никогда. Щеки Лаури пылали, зато руки оказались просто ледяными, когда она прижала их к горящему лицу.

Что же с нею происходит? Она не чувствовала себя такой испуганной и слабой с тех пор, как чуть не умерла от гриппа два года назад. Лаури глубоко вздохнула. Это Максим ди Корте так подействовал на нее, его лицо, словно сошедшее со старых портретов, его манера говорить… он словно сам рок, бесшумно преследующий жертву, чтобы подчинить ее себе.

Лаури включила свет и окинула пристальным взглядом комнату, которой предстояло стать ее прибежищем на несколько месяцев. Массивная кровать семнадцатого века с деревянными резными колоннами, доходившими почти до потолка, занимала большую часть помещения. Полог, когда-то закрывавший альков, теперь отсутствовал, и осиротевшее ложе имело вид монарха, лишенного своего облачения. Зато сохранилось покрывало, на котором красовалась вышитая средневековая матрона в диковинном наряде, — часы кропотливой работы одной из женщин, когда-то жившей здесь; возможно великой жены Фальконе ди Корте.

Обнаружив кувшин с горячей водой на умывальнике, Лаури сняла одежду и принялась мыться. Неподалеку находилась ванная, но кто-то уже плескался в ней всего несколько минут назад, когда Лаури бежала по коридору. Лучшим временем для водных процедур, смекнула она, будет раннее утро, пока соседи по галерее еще сладко спят.

Вытершись и щедро напудрившись, Лаури подошла к большому резному шкафу и окинула взглядом свой небогатый гардероб. Она не знала, соблюдаются ли здесь формальности, и решилась на компромисс, выбрав бархатную юбку и белую блузку на шнуровке, сшитую тетей Пэт.

Лаури заплела косы и уложила их короной на затылке. Этим вечером она хотела выглядеть немного взрослее и, может быть, опытнее.

Рассматривая отражение в венецианском зеркале, девушка с удивлением отметила, что оно странным образом придало ей вид средневековой дамы. Скулы будто стали выше, глаза больше, губы полнее. А вот шея, решила Лаури, выглядит тонкой и длинной, как у лебедя. Она как раз собиралась привычно прикрыть свою «лебединую шею» прядью волос, когда короткий стук в дверь остановил ее.

Оставив волосы высоко подобранным, Лаури подошла к двери и открыла.

— Хэлло. — Кареглазый Микаэль Лонца окинул ее оценивающим взглядом с головы до пят. — О, ты выглядишь иначе. Не похожа на школьницу, мешающую кончиком пальца пузырьки в своем шампанском.

— Когда мои волосы так уложены, я чувствую себя Одеттой, — рассмеялась она, смущенная восторгом Лонцы и не вполне уверенная в его оправданности.

— А выглядишь юной леди-само-совершенство, — улыбнулся он и с поклоном предложил руку. — Могу я сопровождать вас на ужин, мадемуазель?

Они вместе спустились по лестнице; ее пальцы казались удивительно белыми на темном рукаве его вечернего костюма. Первый вечер труппы в палаццо после гастролей всегда становится праздником, рассказывал он ей. Еще они переодеваются к трапезе, когда на ужин приглашены важные птицы, но в остальное время, когда нет практик или репетиций, они более или менее свободны от неусыпной опеки Максима ди Корте. Некоторые из них, добавил Микаэль, выбираются иногда в кафе «Анцоло», чтобы полакомиться равиоли.

— Я бы пошел с тобой сегодня, Лаури. Жаль, что ты не сказала, будто хочешь посмотреть на Венецию.

— Я отправляла письмо тете, — объяснила она.

— Я слышал, что ты заблудилась. — Он послал ей многозначительную улыбку. — Сплетни разлетаются среди танцоров, как искры на ветру. Одна из девушек видела в окно, как ты высаживалась из гондолы — прямо в лапы нашего директора. Она сказала, что ты выглядела насмерть перепуганной, а он был мрачен как туча.

— Синьор очень суров, — покраснела Лаури. — Он думает, что я ребенок, не способный позаботиться о себе. Теперь мне предписано найти товарища, с которым я буду осваивать окрестности.

— Чтобы ты снова не потерялась, а? — Глаза Микаэля лукаво сверкнули, поймав ее взгляд. — Не представляешь, с каким удовольствием я выполню его указание.

И поскольку Лаури недоуменно уставилась на спутника, он добавил:

— Я же говорил еще на корабле, что мы станем друзьями, — ты уже забыла?

— Вы действительно тогда думали то, что говорили? Это было не из-за вина, мистер Лонца?

Видимо, он нашел этот вопрос крайне забавным и захохотал так заразительно, что Лаури невольно присоединилась к нему. Их смех смешался в тот момент, когда хозяин палаццо перешагнул порог комнаты, расположенной в затененной части холла. Он замер, пристально глядя на хохочущую парочку, смотревшуюся на фоне темного дерева и мраморных колонн, словно картина. Тьеполо [8].

Глаза Лаури мягко сияли чистым золотом, когда она смеялась, но они резко потускнели, стоило ей почувствовать присутствие Максима ди Корте. В смокинге венецианец казался еще более суровым, его римский профиль еще более четким, и атмосфера холодных указаний словно проникла в холл вместе с ним. Он продолжал изучать расшалившихся актеров темными блестящими глазами из-под сдвинутых черных дуг бровей.