Трав медвяных цветенье (СИ) - Стрекалова Татьяна (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Для исполнения злодейских козней бес свел вместе и сплетенья дорог, и соцветья времен, и букет соблазнов. Все в один узел закрутил! И не в препон оказался нечистому день праздничный, Троичный. А, может, как раз и в помощь: тем негожей Гназду незадачливому на женскую красу пялиться и по той красе соками исходить. Это – только что в храме причастившись! Едва многотонные грехи с плеч свалив!
Попался мужик!
В чужом городишке оказавшись и не имея, где главу преклонить – Стах после службы в харчму заглянул: брюхо подводило: со вчера не ел и пред тем постился. Ничего худого не чуял. Привлек запах похлебки.
Вот – пока Гназд похлебку ложкой черпал – меж крепко сколоченных столов оно и появилось. Фламинго заморское-кучерявое! На этаких ножках, всем на обозрение выставленных из-под юбки короткой, которая в коралловых да снежно-палевых фестонах, там, да закрутах завивалась – вся как жар горя, выступала фря! И самое главное – чего Стах ни в жизнь не видал и чего понять не мог – голова у этой фри сплошь в золотых колечках.
Встречал он, конечно, людей кудрявых, и даже очень – но тут что-то иное, чудное было. Никакие кудри не скрутятся тебе такими чёткими, литыми кольцами и вкруг головы выложатся рядами твёрдыми и нерушимыми, как металл.
Так прям и винтились над румяным лицом с чёрными, блестящими глазами червонные спирали! Простоволосая, да ещё кольца эти у ней во все стороны торчат, а не вниз свисают, как бы положено. Не ходят бабы так.
Бабы не ходят, а на эту взглянешь – и глаз не отведёшь! Царица Клеепудра!
Вот как-то так устроен мужик, что все может он выдержать и всему отпор дать, а перед фрёй в колечках – грохает замертво на истоптанный заплеванный пол.
То же и со Стахом случилось. Грохнул.
Нет, не сам. Ложка упала. А миску Стах поймал.
Этак ловко поймал – что фре уж больно понравилось! Обернулась на звон – и смотрит, как молодец, танцором балаганным вывернувшись, посудину подхватывает.
И подходит к нему.
Такими шажками – как вот бабочка порхает. Легонько так – аж земли не касаясь. А сама – тугая да налита́я вся. Колышется да переливается – фестоны не спасают! Какая там бабочка!
Стах не совладал с искушением – глаза в глаза упер – и точно потянул на себя взглядом. И девка повлеклась – ближе некуда. Молодцу колени обволокла текучим телом. Обняла руками шелковыми могучую Гназдовскую шею. А потом вдруг – от шеи одной рукой – как пробежит пальчиками-игрунчиками, ласковыми да цепкими, по спине, по бокам. Хохочет, щекочет, под кафтан забирается – сама долго так в очи смотрит: зовет…
Молодец дыханье затаил. Грудь теснится, горло сохнет, слова нейдут… Еле-еле с надрывом из себя вытолкнул, хрипло да прерывисто:
- Чего хочешь, кралечка? Ну? Назови!
Краля называть не торопится. Шутит-жмётся, льнёт-шалит. Баловство ей, что мужик доходит – гляди, помрёт. Голос ласковый журчит-перекатывается, слабенко так усмехается:
– Угоди мне – может, и столкуемся… Ты ссади мне, молодец, чёрна ворона – вон того, что с берёзины каркает!
Стах стрелял хорошо: нужда заставляла. В другое время плечами пожал бы: чего губить зря тварь Божью? А тут – и не задумался: в открытое окно руку выставил. Каркнул ворон перепугано…
Кабы Гназд хоть сколько прислушался – может, уловил бы в грае сдавленном: «Опомнись, дурак! Оглянись в обе стороны!» Да только с такими фрями – разве услышишь? Грянул Гназдовский выстрел – грянулся вран о сыру землю.
Девка в ладоши захлопала, разахалась, развосхищалась:
– О! Меткий же стрелок ты, добрый молодец!
Только больше никто Гназду не славословит, хвалебных рулад не выкрикивает и цветы не бросает, хоть и не безлюдна харчма. Стаху заботы нет: он себе цену знает: знай, на фрю косится – нет бы коситься на двери, входные да хозяйские. Фрям-то что? Спляшут вам да хвалебных рулад напоют! У них отработано. Вот такие штучки, например…
– Молодец уда́лый! Дозволь-ка подержать… – прошептала фря низким, дрожащим шёпотом – и глаз угольный сощурила. А розовый точёный носик вдруг возьми да и сложись пятачком… Стах и не заметил: перевернуло всего, аж задёргало:
– Ах, роза эдемская… пух лебяжий…
Лебёдушка покатилась со смеху. Выкрикнула звонко:
– Погоди! Не сторговались! Ты сперва вот это… дуло железное… дай подержать! Дай стрельнуть!
Стах сник. Отрезвел – но весьма незначительно. Хмуро повертел в руках хороший английский пистолет, вынул кремень. Досадливо протянул девке за ствол. Девка с подчеркнутым любопытством долго его разглядывала и болтала всякий вздор:
– Откуда стреляют? Отсюда? А здесь что? А это зачем?
Потом совсем разыгралась:
– А ну-ка! Вон тот горшок разобью!
И капризно надулась:
– А почему он не стреляет? Верни, что вытащил!
– Полно, красавица… – глухо простонал измученный Гназд, – еще убьешь кого… Пойдем!
– Нет-нет! – раскокетничалась эдемская роза, – я непременно – непременно! – должна разбить этот горшок!
И – прихотливым жестом направляя дуло в стоявший над хозяйской стойкой большой глазурованный горшок – она меж тем изящно и бесцеремонно стянула с головы кавалера шапку и с важностию надела на себя:
– Я меткий стрелок! Похоже?
Стах залюбовался.
Эта женщина, определённо, умела себя преподнести. Грубая мужская шапка, напяленная на голову Гназда неприхотливо и абы как – на золотистых кручёных кудрях черноглазой красавицы сидела с очаровательной лихостью, лёгким озорством. Мерцали, переливались изумрудные, рубиновые искры – и призывно таяли в червонной гуще колец, оттенённых потёртым и выцветшим сукном шапки. Краля коварно взглянула на Стаха – и многозначительно мигнула. Стах мучительно зарычал.
– Угу… – лукаво согласилась бабёнка, а пятачок опять – раз! – и возник на кончике изящного носика. И на миг кого-то напомнил молодцу…
– Напоминаю сейчас я стрелка? – спросила фрюшечка, понизив голос. – Дай второй пистолет! Буду смотреться?
– Будешь-будешь… – пробормотал несчастный хахаль, попусту ловя ртом хохочущие губы увёртливой красотки. Красотка, знай себе, покатывается:
– Что ж ты нетерпеливый такой? Уж коль выбрал меня – потрудись! Я по красной цене! А мы покуда не сторговались…
«Щас убью…» – внезапно понял Стах. Внутри разом ослепительно вспыхнули то ли звёзды, то ли молнии – и с размаху стрельнули в голову. Всё это вылилось в рёв раненого зверя:
– Ну, сколько?!
Девка только метнула в потолок россыпи смеха – и, с криком:
– А вот как поглядишь на меня при двух пистолетах – так узнаешь! – мгновенно спрыгнула со Стаховых колен, да так проворно, что Стах прозевал её. Крутанувшись причудливым зигзагом, замерла перед затравленным мужиком, дерзко потребовала:
– Давай второй!
Истерзанный Гназд с отчаяньем выхватил из-за пояса другой ствол.
– Ну? – шикарно повела полулунными плечами красотка, перехваченная на талии блестящим поясом, за который она с вычурной бесшабашностью заткнула два верных Стаховых пистолета.
– Да… – Стах судорожно и жалко покивал головой и через силу протолкнул в горло глоток воздуха, – звонка́ ты, краля! Хоть с пистолетами, хоть с пушкой… – но потом, запнувшись, скромно признался, – только мне без них больше нравится…
– Ах, вот как? – кокетка многозначительно подняла алебастровый пальчик:
– Значит, – изрекла важно, – картина неполная. Чего-то не хватает.
И внезапно тягуче уставилась на Гназда широко распахнувшимися глазами. Разом налившимися вишнёвой спелостью устами жарко и жадно вдруг забормотала дрожащим низким полушёпотом:
– Чего же не хватает мне, молодец удалый, для гордой стати твоей, обличья княжеского? Мощью ты точно зубр упрямый! По земле ступаешь царственным львом. Как олень легконогий – быстр и строен! Зорок, как орёл! Стремителен, как сокол!
