Дезире - Зелинко Анна-Мария (библиотека книг .TXT) 📗
Я попудрила смывшуюся краску.
— Иветт!
Жан-Батист спросил:
— Можно мне остаться здесь? — и сел рядом с моим туалетом.
Иветт принесла щипцы для завивки и начала укладывать локоны вокруг моей головы так, как она одна умела это делать.
— Не забудьте, что прическа Ее величества должна быть такой, чтобы хорошо держалась корона, — предупредил Жан-Батист. Он достал из своего кармана листок и стал его перечитывать.
— Твои грехи, Жан-Батист? Какой длинный список!
— Нет. Распорядок коронационной церемонии. Тебе прочесть?
Я кивнула.
— Слушай! Пажи и герольды в костюмах, сшитых к моей коронации, открывают кортеж. Герольды трубят в фанфары. Сзади них идут члены правительства. Потом депутаты Сената. Затем — делегация Норвегии, так как ты будешь коронована и как королева Норвегии. Я подумывал, не короноваться ли тебе еще раз в Христиании? Эти празднества так трогательны, вся Швеция так празднует твою коронацию, что может быть…
— Нет, сказала я. — Только не в Христиании. Ни в коем случае!
— Почему?
— Дезидерия… Желанная… Здесь, но не в Норвегии. Не забывай, что ты силой присоединил Норвегию к Швеции.
— Это было необходимо, Дезире!
— Быть может, это единство продержится еще и во время царствования Оскара, но не дольше. Так что короноваться там нет никакой необходимости.
— Знаешь, это предательство, то, что ты говоришь, а ты произносишь эти слова за десять минут до коронации!
— Через сто лет мы будем очень уютно устроены на каком-нибудь облачке на небе. Там мы сможем еще раз обсудить этот вопрос. В это время норвежцы объявят себя независимыми и выберут какого-нибудь датского принца для того, чтобы взбесить Швецию. Мы вдвоем на нашем облаке посмеемся вдоволь! Потому что к тому времени в жилах этого датского принца уже будут течь несколько капелек крови Бернадоттов. Ведь свадьбы между соседями часты… Иветт, позовите Мари, чтобы она подала мне мое коронационное платье.
Марселина и Мари одновременно вошли в комнату. Я сняла мой пеньюар. Мари уже стояла возле меня с белым платьем в руках. Золотые нити, которыми была заткана материя, уже слегка поблекли от времени. Но когда я надела платье, я удовлетворенно вздохнула. Это было самое прекрасное платье, какое я когда-либо имела.
— Что же будет дальше, Жан-Батист? Кто идет в кортеже после норвежской делегации?
— Два твоих графа с королевскими знаками достоинства на голубых подушках.
— Помнишь ли ты меня, несущей подушку с носовым платком Жозефины к собору Нотр-Дам?
— Знаки королевского достоинства должны нести самые высокопоставленные придворные, самые знаменитые люди королевства, — сказал Жан-Батист. — Но ты можешь сама назначить тех, кто их понесет.
— Я назначаю графов Браге и Розена. Они оба бросили свои имена и свое положение на чашу весов в то время, когда шведы с трудом привыкали к дочери торговца шелком.
— Позади них пойдет дама, которую ты назначила, чтобы нести корону. Корона — на красной подушке.
— Ты можешь быть недоволен моим выбором? Может быть необходимо, чтобы она была целомудренной? По-моему, требовалось лишь, чтобы она была из хорошей аристократической семьи. Поэтому я и предложила поручить это фрейлине Мари Коскюль… — Я подмигнула Жану-Батисту.
— Как признание ее заслуг перед царствовавшим домом Ваза и… Бернадотт…
Жан-Батист внезапно очень заинтересовался камнями моей короны…
Я надела огромные перстни и бриллиантовое колье из очень крупных камней. Оно немного царапалось и было холодным и тяжелым.
— Марселина, можешь сказать в гостиной, что я готова.
Мари хотела накинуть на меня пурпурную мантию, но Жан-Батист взял ее и сам, нежно, очень нежно накинул на мои плечи. Мы остановились, очень тесно прижавшись друг к другу, перед моим большим зеркалом.
— Как в сказке: жил был очень большой король и очень маленькая королева… — прошептала я. Потом я быстро повернулась и подошла к стене, на которой висела моя рамка. — Жан-Батист, мой листок!..
Он спокойно снял рамку и подал мне. Я наклонилась и поцеловала стекло, прикрывавшее пожелтевший листок с Правами человека. Когда я подняла голову, Жан-Батист был бледен от волнения.
Широко распахнулись обе створки двери, ведущей в гостиную. Жозефина подтолкнула вперед детей. Маленький Карл, которому только что исполнилось три года, подошел ко мне и испуганно остановился.
— Это не бабушка, — пробормотал он и потрогал пурпурную мантию.
Жозефина протянула мне крошку Оскара. Я взяла ребенка на руки. «Это только для тебя, только для тебя я сегодня буду короноваться, мой второй Оскар!», — подумала я.
Глухой шум толпы за окнами напомнил мне ночь, когда под моими окнами на улице Анжу также шумела толпа. Жан-Батист спросил:
— Почему не откроют окна? Что там кричат? Что они кричат?
Но я уже знала. Они кричали по-французски. Мои шведы вспомнили то, что когда-то прочли в газетах, они хотели, чтобы я их поняла, они радостно кричали:
— Богоматерь мира! Богоматерь мира!
Я вернула Жозефине ребенка, меня охватила такая дрожь, что я боялась уронить его.
Дальше все было как во сне. Конечно, пажи и герольды уже покинули дворец, за ними следовали члены правительства, потом делегация Норвегии. Когда мы спустились по лестнице, мы увидели графов Браге и Розена со знаками королевского достоинства на голубых подушках. Розен поймал мой взгляд, и я глазами напомнила ему Мальмезон, Париж, Виллата…
Потом оба графа важной поступью пошли вслед за процессией. Потом я увидела Коскюль, в голубом платье, с короной на красной подушке. Коскюль имела очень счастливый вид и была горда, что ее не забыли. Она, наверное, не замечает, что уже отцвела…
Потом показалась открытая коляска с Жозефиной и Оскаром. И, наконец, перед дворцом остановилась наша коляска, коляска Их величеств, королей Швеции…
«Я последней приеду в церковь, как и подобает невесте», — успела подумать я.
С двух сторон кортежа раздались приветственные крики, и все вокруг потонуло в них. Я увидела, что Жан-Батист улыбается и приветственно машет рукой, а я была как парализованная.
Они кричали мне, только мне!.. Они кричали:
— Да здравствует королева! Королева!
Я чувствовала, что сейчас расплачусь, и никак не могла проглотить комок в горле.
Перед порталом собора Жан-Батист расправил складки моей мантии и, подав мне руку, повел в собор. Там меня ожидал епископ со всеми шведскими священниками.
— Будь благословенна та, которая входит сюда во имя Господа! — прозвучали слова.
Раздались звуки органа, и я почувствовала, что епископ одел корону мне на голову.
«Какая она тяжелая, — подумала я. — Какой тяжкий груз!»
Сейчас поздняя ночь, и все, вероятно, думают, что я уже давно легла, чтобы отдохнуть перед завтрашними празднествами, которые будут даны в мою честь, в честь королевы Дезидерии, шведской и норвежской.
Но я хочу в последний раз записать в мой дневник все, что было сегодня. Как странно, что в тетради осталась эта последняя страничка!
Когда-то эта тетрадь лежала на моем ночном столике, как подарок ко дню рождения, и все ее страницы были чисты… Тогда мне было четырнадцать лет, и я спросила, что я буду сюда записывать? А папа тогда ответил мне: «Историю гражданки Бернардин-Эжени-Дезире Клари»…
Папа, я записала всю свою жизнь и мне больше нечего писать. Потому что история, как и жизнь этой гражданки, сегодня окончена, и началась жизнь королевы.
Но я обещаю тебе, папа, не покладая рук делать все так, чтобы тебе не было стыдно. Я обещаю никогда не забывать, что ты был всю жизнь почтенным торговцем шелком.
