Страстная Лилит - Холт Виктория (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
– Плюхнулась она, вопя так, как будто в нее вцепился миллион демонов... а выбралась из него в здравом уме, как вы или я. В колодцах Корнуолла волшебная сила, потому что их давным-давно освятили наши святые.
Потом Лилит начала петь; у нее было сильное и приятное меццо-сопрано, силу которого подчеркивала небольшая фигурка его обладательницы. На мелодию известного народного танца она сочинила свою собственную песенку о парочке, встретившейся у сент-кейнского колодца, и о юноше, позволившем девушке подойти к колодцу первой. Потом она начала петь рождественские песни – «Сидел я на солнечном берегу...» и «Хозяйка и хозяин начинают пиршество». И Уильям с Амандой пели эти песни вместе с ней.
Наконец они добрались до поместья Леев, где обе девушки спрыгнули с телеги, а Уильям покатил дальше к ферме Полгардов.
Аманде хотелось помолчать, но Лилит продолжала верховодить.
– Злишься, – сказала она.
– Нет.
– Да. И я скажу, почему. Из-за того, что приключилось у колодца. Ты Уильяма обошла, а это значит, что, если вы женитесь, тебе в семье быть главной.
– Я запрещаю тебе говорить такие вещи. Мы с Уильямом не сможем жениться.
– Любые юноша и девушка могут жениться.
– Ты забываешь, кто я... и кто он.
– Ты же забыла об этом, когда поехала с нами прокатиться, – напомнила Лилит.
– Я не забывала об этом ни на минуту.
– Все же тебе придется это сделать. Ты же ничуть не лучше нас... или уж не намного... небольшая разница.
– Никогда не слышала подобной чепухи, и мне бы хотелось, чтобы ты выказывала мне больше уважения. На самом деле я собираюсь настаивать на этом.
Лилит, приплясывая, шла впереди и насмешливо поглядывала на нее через плечо.
– Аманда, помнишь портрет в галерее, ну, этот человек с желтыми волосами, и глаза у него тоже твоего цвета?
– Ты имеешь в виду моего дедушку?
– Да. Твоего дедушку... и моего тоже.
– Твоего дедушку?
– Так уж случилось. Мой отец – его сын... так же как и твой. Бабка Лил, она работала в этом доме. Он выдал ее замуж за старого деда Треморни... но это ничего не меняет, верно? Он – мой дед, так же как и твой... И Уильяма тоже.
Лилит со смехом помчалась вперед, оглядываясь на нее через плечо. Аманда ковыляла за ней, потому что ей было больно ступать на каменистую дорогу в домашних туфлях с тонкой подметкой.
Лаура болела и лежала в своей комнате. Шторы были задернуты; окна плотно закрыты; в камине горел огонь, и о том, что этот день в конце сентября был солнечным, она могла судить по яркому лучу, проникшему в комнату там, где одна из горничных неплотно задернула шторы.
У нее болела голова, болело тело, но эти страдания не шли ни в какое сравнение с горьким чувством обиды в ее сердце.
Ее муж уехал; он отправился навестить брата, жившего на границе графств Девон и Сомерсет, и будет отсутствовать несколько недель. Она была рада, что он уехал. Во время болезни, пока она лежала в этой комнате, уверенная, что никогда из нее не выйдет, правда оставалась с ней; но, похоже, эта правда отказывалась сидеть взаперти и пробивалась, как этот солнечный свет меж штор, что резал ей глаза. Она пробивалась сквозь завесу лицемерия, и от этого было больно... больно, как ее уставшим глазам от солнечного света.
Лаура потянулась за нюхательной солью. Слабость накатывала на нее, когда она двигалась. Но она поправится, как поправлялась и после тех, прежних, тяжелых испытаний; а со временем эта команда прозвучит снова – это бывала именно команда, несмотря на вежливые слова: «Я приду к вам сегодня вечером».
Она слышала, как он молился за нее во время ее болезни. Просил об удаче в следующий раз? Она удивлялась. Молиться, чтобы Господь придумал свой способ для рождения сына у Пола Лея? Божественное всемогущество безгранично: может подарить чудо в виде сына для Лауры или вызвать такое нормальное явление, как смерть одной жены, потом благоразумный перерыв и за ним женитьба на другой, в чью комнату он смог бы прийти.
Должна ли она жалеть его? Лаура понимала, что он по-своему страдает не меньше, чем она сама. Он вынужден противиться чувственности. Она не могла не понимать этого. Если бы это было не так, мистер Лей вел бы себя, как его отец. О да, он нес свой крест!
Итак, она поправляется, а сына ему не дала... она может предложить ему лишь свое тело, ставшее значительно слабее, чем прежде, и едва ли способное осуществить свое предназначение.
Она заплакала от бессилия. Лаура вспомнила детство и то, как счастлива она была в доме родителей. Их отец был замечательным человеком; их мать казалась слегка деспотичной, но сердце у нее было любящим и нежным. Оглядываясь в прошлое, она видела лишь очень счастливые дни – все детские печали сошли на нет; мудрая память расцветила даже маленькие радости. Их было три сестры и два брата. Двое уже умерли. У других были семьи; две ее сестры вращались в лондонском обществе, развлекались на балах, на прогулках в знаменитом парке; они видели коронацию королевы и открытие парламента. Вот это жизнь! А она пребывает здесь, в этом, по воле хозяина, унылом доме, под постоянным бременем сознания своей неспособности дать ему сына.
Если бы она могла снова стать ребенком! В это время года они бы собирались поехать на ярмарку в Сент-Матью. Отец всегда возил их. Они видели бородатую даму и толстяка; Лаура запомнила гадалку, предсказавшую ей, что она выйдет замуж за лорда; она до сих пор помнит вкус имбирной коврижки и сладких напитков и даже запах жарившейся бычьей туши.
Открылась дверь, и в комнату вошла Аманда.
– Ты не спишь, мама?
– Нет, любовь моя. Что ты хотела?
– Видеть тебя. Как твоя голова?
– Ужасно болит.
– Тогда я не буду тебя тревожить.
– Я бы хотела поговорить с тобой, Аманда. – Пришла ли она к больной с неохотой? Ей хочется быстрее покинуть эту комнату? Бедняжка Аманда! Что у нее за жизнь в этом доме? – Я как раз думала, – сказала Лаура, – что в это время года, в твоем возрасте, я всегда ездила на ярмарку в Сент-Матью. Это было так интересно. А ты бы хотела поехать на эту ярмарку?
– Ну конечно, мама. Но... позволит ли папа?
Лаура потянула на себя покрывало и, прежде чем ответить, сделала на покрывале аккуратную складочку. Потом она сказала:
– Иди и найди мисс Робинсон, а потом вместе с ней приходите сюда.
Аманда вышла, а Лаура вдруг удивилась своему вызывающему поведению. Не сошла ли она с ума? Говорят, такие вещи доводят женщину до помешательства. Когда он вернется, она ему скажет: «Я разрешила мисс Робинсон свозить Аманду на ярмарку». Можно себе представить его удивление, переходящее в ужас. Он полагал, что все ярмарки – на самом деле все, что создано для удовольствия, – придуманы дьявольскими отпрысками по указанию сатаны. Ну что ж, теперь уже поздно останавливать исполнение своей маленькой прихоти. И может быть, рассудила она своим вернувшимся здравомыслием, об этом ему не стоит говорить.
Вошла Аманда с мисс Робинсон.
– О, мисс Робинсон, – сказала Лаура, – Аманда хотела бы поехать на ярмарку в Сент-Матью. Почему бы вам не отвезти ее? Вам обеим такая прогулка пойдет на пользу. Завтра, мне кажется, первое октября. Пусть Стрит отвезет вас в двухколесном экипаже. Аманда, привези мне цукаты. Я помню, как мне купили их первый раз. Они были в коробочке в виде розового сердечка с голубой ленточкой.
У Аманды и мисс Робинсон от потрясения пропал дар речи.
Но на следующий день, первого октября, они отправились в двухколесном экипаже на ярмарку в Сент-Матью.
Все места оставляют впечатление в зависимости от того, в чьем обществе ты их посещаешь, думала Аманда. В течение первого получаса ярмарка была шумной толчеей, немного вульгарной – не совсем подходящее удовольствие для леди; это потому, что она разглядывала ее в компании с мисс Робинсон; с Лилит, она была уверена, ярмарка уже сто раз приятно удивила бы и развлекла ее. Мисс Робинсон крепко держала Аманду за руку; она шла с высоко поднятой головой, подобрав юбки, чтобы их не испачкать среди этой толпы. Аманда никогда еще не видела так много людей, собравшихся в одном месте с одной целью – развлечься.
