Не бойся любви - Осборн Мэгги (чтение книг TXT) 📗
Стараясь не приближаться к кафе, Тай выехал из безымянной деревни, и лишь серебристая луна освещала ему дорогу.
Перед рассветом, чтобы не задремать, он сосредоточил свои мысли на рыжеволосой женщине, которая увезла Грасиелу. Как ее зовут? Люди в кафе называли ее убийцей и утверждали, что именно ее должны были казнить, а не Маргариту. Что-то здесь было не так. Тай ехал и думал, потирая рукой подбородок.
Ничего определенного на ум не приходило. Спасала ли рыжая его племянницу? Или надеялась извлечь свою выгоду из похищения? Предположение, что Маргарита достаточно хорошо знала женщину, приговоренную к смерти, чтобы доверить ей дочь, казалось неправдоподобным.
Когда при свете зари впереди обрисовался туманный силуэт Верде-Флорес, губы у Тая сжались в тонкую прямую полоску. Кузенам Барранкас не удастся захватить его племянницу ради выкупа, не удастся это и рыжей, если таковы ее намерения. Он готов в этом поклясться на могиле отца. Если придется отправить эту бабу в геенну огненную, он это сделает. И не вернется в Калифорнию без своей племянницы.
Когда солнце поднялось над пустыней, Тай уже сидел на скамейке на платформе у вокзала Верде-Флорес и дремал в ожидании первого поезда в южном направлении.
Он уже больше не верил, что рыжая собиралась ехать к северу. То была просто уловка с целью обмануть кузенов и отправить их по ложному следу. В конечном счете она двинется на юг.
И он ее найдет.
— Ах, чтоб им пусто было! — выругалась Дженни. — Опять остановились!
Она не привыкла к неопределенности и не знала, как себя вести в таких обстоятельствах. Прижав нос к вагонному окну, она глядела на кактусы, опаляемые жаром пустыни.
— Дорогу чинят, — вяло проговорила Грасиела, обмахивая красные от жары щеки порванным бумажным веером. — Я не принимала ванну с тех пор, как уехала от тети. Мне нужно искупаться, — добавила она обвиняющим тоном.
— Два или три дня проторчали мы в этом поганом поезде?
Не диво, что Дженни готова была взорваться. Человеку невмоготу сидеть на одном месте целых три паршивых дня. У нее ныл копчик. Горячая жирная еда, которую продавали на остановках, наверное, уже проделала дыры у нее в кишках, а удушливая жара в вагоне подпекала снаружи. Цыплята свободно бегали по проходу между сиденьями и оставляли полоски вонючего помета, запах которого отравлял воздух. Плач младенцев и ссоры детишек постарше действовали разрушительно на самые крепкие нервы.
— Если я не вылезу из этого клятого поезда, натворю чего-нибудь скверного.
От пота корсаж платья прилип к коже, и Дженни с недовольной гримасой отлепила его от своих ребер. Ей необходимо покинуть поезд до того, как она окончательно расплавится, и она должна составить план.
Ни одна из деревень и ни один из городишек, мимо которых они протащились, не были достаточно велики, чтобы спрятать даже блоху. Дженни вообще не была уверена, что спрятаться где-то — наилучший выход из положения. Инстинкт подсказывал, что надо перескочить на следующий поезд, идущий к северу. Ну а если Луис и Чуло получили подкрепление и сидят в тени вокзала на станции Верде-Флорес, дожидаясь, когда она снова проедет мимо? Другого-то пути нет!
Грызя ноготь большого пальца, она продолжала глядеть в окно на волны зноя, маревом плывущие над зеленовато-коричневой землей. Хотелось бы знать, что предпринимают чертовы кузены. Пустились в погоню? Едут в поезде следом? Или дожидаются ее возвращения в Верде-Флорес? На этот раз там не будет безрассудно храброго ковбоя, который помог бы ей. Она будет в меньшинстве. Грасиелу у нее отберут так же легко, как выдергивают цветок из горшка.
«Ох и велико искушение вручить им Грасиелу и улизнуть», — подумала Дженни, прикрыв глаза темной от копоти рукой. Эта девчонка — подлинный кошмар. Она не желала слушать, что ей говорят, без конца ерзала на месте, ныла и жаловалась на все, и Дженни чувствовала, что если еще раз услышит словечко «почему?», то попросту взбесится.
— Я хочу домой, — мрачно проговорила Грасиела и надула губы.
— Заткнись! Мне надо подумать.
— У тебя на туфлях куриная какашка.
Это была правда. Вот еще загадка: каким образом ухитрялась девчонка проходить к отгороженной занавеской уборной, не наступив на отбросы или табачную жвачку? Дженни так не могла. Она бросила сердитый взгляд на высокомерную ухмылку на лице Грасиелы, обрамленном влажными от жары прядями волос.
Дженни жестом подозвала кондуктора.
— Будьте любезны, сеньор, скажите, какой следующий более или менее значительный город и когда мы в него прибудем?
Она заметила, что сапоги у кондуктора точно так же испачканы в курином помете, как и ее туфли. Было бы справедливо, если бы хоть частица этого дерьма перешла с сапог кондуктора на подол платья Грасиелы. Но этого не случилось.
— Добрый день, сеньора и сеньорита. Мы прибываем в Дуранго по расписанию, — вежливо ответил кондуктор. — Около семи вечера.
— В задницу твое расписание, — буркнула Дженни по-английски.
Поезд больше стоял, чем двигался вперед. При такой скорости до Мехико-Сити он доберется, считай, к следующему тысячелетию. Дженни так и сказала бы кондуктору, но слово «тысячелетие» было для нее новым, и она не была даже уверена, что правильно произносит его по-английски, не говоря уж об испанском.
Дженни хмуро наблюдала за тем, как кондуктор, отпихнув ногой какого-то петуха, двинулся по проходу. Весь вопрос теперь в том, доехать ли до Мехико-Сити или сойти в Дуранго.
— Леди не грызут ногти.
— Заткнись!
— Я ненавижу тебя! Мама никогда не говорила, чтобы я заткнулась.
Это решило вопрос. Дженни не могла провести еще день с капризной девчонкой, задыхаясь от запаха куриного помета и вони переполненной уборной. Она не выдержит еще одной ночи, пытаясь уснуть сидя, с Грасиелой поперек колен. По какой-то непостижимой причине, когда Грасиела спала, она весила не меньше, чем товарный вагон.
«Сойдем в Дуранго», — решила Дженни.
Даже ее желудок бунтовал против движения дальше на юг к Мехико-Сити, в то время как ей нужно было ехать на север. Дженни вознамерилась рискнуть и сойти с поезда. Пора поворачивать. Дуранго не хуже любого другого места, чтобы стать на правильный путь.
— Я скучаю по маме.
Грасиела впала в другое привычное состояние, во время которого ее кости, казалось, куда-то исчезали, плечи опускались, грудь опадала, руки бессильно повисали, слезы и сопли текли неудержимыми потоками.
Дженни смотрела на это с величайшим раздражением. Она не знала, как себя в таких случаях вести; к тому же, с ее точки зрения, взаимная любовь между матерью и дочерью была не более чем мифом. Любовь сама по себе была огромной загадкой. Дженни не имела представления, сколько времени требуется, чтобы прийти в себя после утраты любимой матери.
— Малышка, — заговорила она беспомощно, взяв Грасиелу за руку. — Мне прямо-таки хочется тебя отшлепать. Ты должна с этим справиться. Забудь о маме и живи дальше.
— Я никогда не забуду. — Грасиела поглядела на Дженни полными слез глазами. — Ты убила мою маму.
— Черт побери, мы ведь обсуждали это уже сто раз. Ты знаешь, что я не убивала твою маму. — Дженни запустила пятерню себе в волосы и сбила за затылок дурацкую шляпу. Может, стоит переменить тему? — Слушай, когда мы приедем в Дуранго, мы найдем, где остановиться, и ты там примешь ванну. Тебе это понравится, верно? Мы поедим чего-нибудь вкусного и свежего и будем спать в настоящей постели.
— Кузен Луис и кузен Чуло убьют тебя и отвезут меня домой.
— Пускай только попробуют!
Поразмыслив, Дженни решила, что кузен Луис не из тех, кто будет сидеть на ступеньках у вокзала и ждать. Он пустится в погоню. Грызя ногти, которые на вкус были куда приятнее всего, что ей приходилось есть в поезде, Дженни сосредоточилась. Ей надо восполнить разумом то, что она проигрывала в силе и численности.
Девятью часами позже, когда поезд допыхтел до окраины Дуранго, у Дженни был план. Не лучший из тех, какие доводилось придумывать, и к тому же рискованный, однако ей было значительно легче оттого, что у нее есть какая-то стратегия.
