Нежданная любовь - Хейер Джорджетт (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Вы же знаете его! Если Обри подумает, что нас интересует, будет он пить молоко или нет, то не притронется к нему, чтобы научить нас не обращаться с ним как с ребенком.
— Да, — с горечью отозвалась няня. — Он делает все, что говорят ему Марстон и его лордство, как будто это они заботились о нем со дня рождения! Так как я не приношу никакой пользы, то могла бы смело уехать домой, доставив тем самым удовольствие его лордству.
— Он пытался вас отослать? — удивленно спросила Венеция.
— Нет, и надеюсь, он понимает, что ему это не удастся. Но мастеру Обри я сказала, что если он предпочитает, чтобы за ним ухаживал Mapстон, то соберу вещи и уеду — прошлой ночью он был так возбужден, что любого мог вывести из себя. Однако его лордству незачем было напоминать мне, что вы не сможете приезжать сюда, если меня здесь не будет. Я отлично это знаю, и лучше бы вам и впрямь сюда не являться, мисс Венеция! По-моему, мастеру Обри все равно, приходят к нему или нет, пока он может лежать в кровати с кучей нехристианских книг и болтать с его лордством о своих скверных языческих богах!
— Будь Обри болен по-настоящему, вы бы ему очень скоро понадобились, — утешила ее Венеция. — Все дело в том, что он сейчас в таком возрасте, когда перестал быть ребенком, но еще не стал мужчиной, поэтому ревностно оберегает свое достоинство. Помните, как нелюбезен был с вами Конуэй в таком возрасте? А когда он вернулся из Испании, то уже не заботился, балуете вы его или браните.
Так как Конуэй безраздельно владел сердцем няни, она бы ни за что на свете не признала, что он не всегда вел себя образцово, но она обнаружила, что его лордство говорит о мастере Обри примерно то же, что и Венеция. Она добавила, что никто лучше его не понял ту ненависть, которую питает мастер Обри к своему увечью, и его страстное желание выглядеть таким же здоровым и независимым, как его более удачливые сверстники. Это заявление дало Венеции попять, что его лордство имеет солидный опыт в обращении с пожилыми, враждебно настроенными женщинами.
Деймрел, несомненно, преуспел в умиротворении няни. Она могла возмущаться, что Обри предпочитает его общество, но была не в состоянии негодовать на человека, который, помимо забот об удобствах ее подопечного, смог поддерживать в нем бодрость при обстоятельствах, которые легко могли повергнуть его в мрачное и раздраженное состояние.
— Я не из тех, кто смотрит на грех сквозь пальцы, мисс Венеция, — сурово промолвила няня, — но не привыкла отрицать и достоинства. Должна признать, что его лордство не мог добрее относиться к мастеру Обри, будь он самим преподобным мистером Эпперсеттом. — После внутренней борьбы она добавила: — И хотя он без нужды напомнил мне о моих обязанностях в отношении вас, мисс Венеция, это был признак вежливости, которого я никак от него не ожидала. Нельзя утверждать, что Господь не будет к нему милосерден, если он оставит дурные привычки, но, как я часто говорила вам, мисс, грешным далеко до спасения.
Несмотря на пессимистический вывод, Венеция была обрадована, что няня смирилась с ее пребыванием под нечестивым кровом. Когда она сообщила Обри о разговоре, он заметил, что няня, очевидно, подобрела из-за поездки Деймрела в Терек купить корпию.
— Вообще-то Деймрел поехал по своим делам, но, когда няня стала бормотать насчет корпии для моей лодыжки, он сказал, что купит ее в Тереке, и она вбила себе в голову, будто он отправился туда исключительно по этой причине. Уверяю тебя, до тех пор она не говорила о его доброте, а уверяла, что он смеялся в церкви.
— Не может быть! — испуганно воскликнула Венеция.
— Так утверждает няня. Не знаешь, откуда это исходит? Мы с Деймрелом так и не поняли, как ни ломали голову.
— Значит, ты рассказал об этом Деймрелу?
— Конечно рассказал! Я знал, что он не рассердится из-за слов няни.
— Думаю, его это рассмешило, — улыбнулась Венеция. — Когда он уехал в Терек?
— Очень рано. Кстати, просил тебе передать, что должен уехать и надеется, что ты его извинишь. Совсем об этом забыл! Впрочем, это не важно — обычная вежливость. Деймрел рассчитывал вернуться к полудню и полагал, что ты его дождешься. Пожалуйста, Венеция, посмотри, не лежит ли на том столе Титлер. Няня, должно быть, передвинула его, когда перевязывала мне лодыжку. Я как раз его читал и отложил, когда ты вошла. Она не может подойти ко мне, чтобы не напакостить! «Эссе о принципах перевода» — да, спасибо. Именно эта книга, спасибо!
— Думаю, ты не будешь возражать, если я немного пройдусь по саду, — сказала Венеция, передавая брату книгу и наблюдая, как он ищет нужную страницу.
— Да, иди, — рассеянно отозвался Обри. — Скоро они начнут пичкать меня едой, а я хочу успеть дочитать.
Венеция рассмеялась и собиралась выйти, когда в дверь постучали и Имбер доложил о мистере Ярдли.
— Что?! — отнюдь не радостно воскликнул Обри.
В комнату вошел Эдуард. На его лице было написано неодобрение.
— Рад, что ты выглядишь крепче, чем я ожидал, Обри, — сказал он и добавил, пожимая руку Венеции: — Какая неприятная история! Я ничего не знал о происшедшем, пока Риббл не рассказал мне полчаса назад. Никогда в жизни я не был настолько шокирован!
— Шокирован тем, что я упал с лошади? — осведомился Обри. — Не говорите вздор, Эдуард!
Но лицо Эдуарда оставалось напряженным. Он не преувеличивал, так как действительно был глубоко шокирован. Эдуард приехал в Андершо в счастливом неведении, но узнал о несчастном случае с Обри, а Риббл вдобавок огорошил его известием, что Обри лежит в доме Деймрела и что за ним ухаживает не только няня, но и сестра. Чудовищность этой ситуации повергла его в ужас, и, даже уяснив, что Венеция не почует в Прайори, он не мог представить себе более страшной катастрофы (быть может, за исключением смерти Обри), чем ее пребывание в обществе распутника, чей образ жизни годами ужасал весь Норт-Райдинг. По мнению Эдуарда, такое положение было чревато многими бедами, самой страшной из которых была возможность, что Деймрел примет ее неопытность, приведшую к опрометчивому поступку, за дерзость распутницы и нанесет ей нестерпимое оскорбление.
Будучи здравомыслящим человеком, Эдуард не счел Деймрела настолько безрассудным или до такой степени погрязшим во зле, чтобы попытаться соблазнить добродетельную девушку благородного происхождения, но опасался, как бы доверчивое поведение Венеции, всегда порицаемое им, не внушило Деймрелу уверенность, будто она поощряет его ухаживания, а странные обстоятельства ее жизни не заставили его подумать, что у нее нет других защитников, кроме увечного мальчика.
Эдуард ясно представлял свой долг. И, даже понимая, что его исполнение чревато последствиями, противными человеку, обладающему чувствительностью и вкусом, не собирался отступать. Он отправился в Прайори, побуждаемый не столько духом рыцарства, с которым выполнял бы подобную задачу Освальд Денни, а решимостью трезвомыслящего человека защитить репутацию леди, которую избрал себе в жены. Эдуард надеялся растолковать ей все неприличие подобной ситуации, а в случае неудачи — заставить Деймрела понять истинные обстоятельства жизни Венеции. Это предприятие не могло выглядеть привлекательным для человека, гордившегося своей размеренной и упорядоченной жизнью, а если Деймрел был так равнодушен к общественному мнению, как о нем говорили, могло вовлечь Эдуарда в скандал, которого он всеми силами стремился избежать. Эдуард отнюдь не испытывал недостатка в храбрости, но не имел ни малейшего желания, каковыми бы ни были оскорбления Деймрела, встречаться с ним рано утром на расстоянии двадцати ярдов с пистолетом в руке. Если такое случится, то потому, что беспечность Обри и неосторожность Венеции поставят его в положение, когда у него, как у человека чести, не останется пути к отступлению.
Следовательно, Эдуард скакал из Андершо в Прайори не с романтическим пылом, а с чувством глубокого возмущения, которое, будучи сдерживаемым, не только не уменьшалось, а, напротив, усиливалось.
