Без ума от графа - Брук Кристина (бесплатные версии книг .TXT, .FB2) 📗

Следовало отдать ему должное за проявленное благоразумие: страшно подумать, что произошло бы, встань француз на ее защиту.

Путаясь в рукавах от волнения, она торопливо надела голубой, окаймленный лентами и кружевами пеньюар, подол не доходил до пола, открывая для обозрения стройные лодыжки. Не самый подходящий наряд, – но выбирать не приходилось.

Розамунда высокомерно посмотрела на Гриффина: неужели он не догадывается? Другой на его месте, вроде Филиппа Лодердейла, из вежливости отвернулся бы или вышел, дав ей возможность одеться.

Но ее жених, очевидно, даже не предполагал, как должен вести себя джентльмен в такой ситуации, более того, он не сводил с нее глаз, смотрел настолько пристально, будто хотел сосчитать количество стежков на пеньюаре.

Его взгляд уперся ей в грудь. Розамунда опустила глаза, желая узнать, что вызвало у него столь откровенный интерес, и тут же густо покраснела. Два выступающих бугорка – вот что привлекло его внимание; они торчали хорошо различимые под прозрачным газом. Какая бестактность!

Скрестив руки на груди, она спросила:

– Все рассмотрели?

– Вообще-то не все, – добродушно ответил Гриффин.

Конечно, трудно выглядеть достойно, когда на тебе из одежды фактически только пеньюар.

– Я очень рад видеть вас, дорогая Розамунда.

Гриффин как ни в чем не бывало прошел на середину комнаты. Сейчас он держался намного увереннее и хладнокровнее, чем при первом свидании на конюшенном дворе.

Его блестящий от возбуждения взгляд опять остановился на обнаженных ногах. Прятать их было некуда.

– Что вы здесь делаете? – спросил Гриффин, приблизившись к ней.

– Разве не видно? – Она старалась выглядеть невозмутимой, ироничной и немного высокомерной – короче говоря, пыталась быть похожей на свою мать, – но у нее это плохо получалось.

– Месье Франсуа – протеже моей матери. Она попросила меня побыть моделью… позировать для портрета.

Он бросил удивленный взгляд в сторону дверей, затем снова перевел его на Розамунду. Как бы то ни было, но ее поведению можно было найти оправдание, хотя Розамунда сознавала, что оно в какой-то степени выходит за рамки приличия. Однако Гриффин ни в чем ее не упрекал.

Стоять на возвышающемся постаменте было неудобно и неловко. Ее смущал его пристальный взгляд. Впрочем, ничего постыдного в ее поведении не было – ведь известно, что художников и врачей в определенном смысле нельзя считать мужчинами.

Кроме того, месье Франсуа был ей совершенно безразличен, хотя у Гриффина вполне могло сложиться иное мнение.

Постамент поднимал ее на несколько дюймов над полом, так что глаза находились точно на уровне его горящих от волнения глаз.

Как только она заглянула в них, ей стало жарко и немного не по себе, закружилась голова. Его словно окружало мощное притягивающее поле – невидимое, но вполне материальное. Она с трудом удержалась, чтобы не упасть ему на грудь, и неловко сошла с возвышения.

Спустившись, она ощутила себя маленькой и слабой, настолько он подавлял ее и ростом и комплекцией. Розамунда уже успела забыть, какой он огромный и сильный.

Стараясь сдерживаться, она сказала:

– Простите, но мне надо одеться.

Гриффин взял ее за руку. Он не носил перчаток, и ее ладонь утонула в его огромной руке, больше похожей на лапу зверя. Теплая волна от него приятно покалывая кожу, прокатилась сперва по ее руке, а затем и по всему телу. Воспоминания о том, как он легко, словно перышко, поднял ее и поцеловал, еще сильнее взбудоражило ее чувства.

– Не надо никуда идти. Дело совсем небольшое и займет всего несколько минут.

Розамунда отступила на один-два шага от Гриффина, чтобы избавиться от непосредственного контакта, оказывающего на нее такое сильное воздействие.

– Хорошо. Только, ради Бога, побыстрее.

Лишь отойдя назад, она заметила, какой у него вид. Волосы взлохмачены, вместо галстука несвежий шейный платок, под ногтями грязь, очевидно из Пендон-Плейс, та же самая грязь густым слоем покрывала его обувь. И в довершение подбородок слева украшала красная ссадина.

Розамунда сочувственно покачала головой. Несмотря на все недоразумения между ними, в ее груди шевельнулась нежность. Ей захотелось погладить его по лицу, чтобы смягчить боль, а в том, что ему больно, она не сомневалась.

После секундного замешательства Розамунда поборола охватившую ее слабость.

Где, как не в драке, он мог получить такой синяк? Вероятно, по пути к ней он зашел в какую-нибудь пивную, а уж в благородстве манер его точно нельзя было упрекнуть.

– Боже, сэр, кто вас так ударил? – не удержавшись, спросила она.

– Ваш кузен. Лидгейт.

– Боже мой! – раздался испуганный возглас.

На миг ей стало страшно. Что с Энди? Вышел ли он целым и невредимым из драки с этим чудовищем?

– Что вы с ним сделали?

– Ровным счетом ничего. Он там, внизу, вместе с вашей матерью.

Только не это! Бедный, несчастный Энди. Это казалось еще более тяжким наказанием по сравнению с тем, что могло последовать при столкновении с увесистыми кулаками Гриффина.

Совершенно сбитая с толку, Розамунда спросила:

– А в чем дело? Что…

Но он перебил ее:

– Миледи, у меня нет времени для ненужных объяснений. Вы должны немедленно начать готовиться к поездке в Корнуолл, где и состоится наше бракосочетание.

Розамунда испугалась:

– Что случилось? Почему такая спешка?

Может, погиб его брат? Розамунда слышала, что его брат, Тимоти, воевал в Америке. Если он погиб, тогда спешка Гриффина была вполне понятна и оправданна.

Гриффин нахмурился, отчего шрам возле глаза стал еще более заметным.

– Случилось? Ничего не случилось. Просто я приехал, чтобы жениться на вас.

– Понятно. – Сострадание мгновенно вытеснила злость вместе с яростью. – И это после выдвинутых мной условий? Что вы должны ухаживать за мной? Вместо этого вы являетесь ко мне в таком виде.

Гриффин опять оглядел ее с головы до ног и с усмешкой посмотрел ей в глаза.

– Если вам так хочется говорить о внешнем виде…

От возмущения Розамунда потеряла дар речи. Он еще смеет намекать на ее наряд, пусть и несколько легкомысленный, и даже пытается тем самым поставить ее в невыгодное положение. Впрочем, разве можно было ожидать от него джентльменского поведения.

Розамунда густо покраснела, но старалась сохранять самообладание и вежливость. Она высоко подняла голову и посмотрела ему в лицо: посмотрим еще – кто кого.

Гриффин тряхнул головой, как бы избавляясь от чего-то внутри, что мешало ему, и, помедлив, сказал:

– Вы едете со мной в Корнуолл, там мы поженимся. Вот и все. Собирайте вещи, сундуки, можете взять с собой компаньонку или подругу, кого хотите, но через два дня мы должны выехать.

От такой наглости Розамунда рассмеялась.

– И это все, что вы хотите мне сказать? Вы весьма красноречивы. Ведь вы до сих пор даже не удосужились предложить мне, как положено, руку и сердце.

От досады или от нетерпения Гриффин заскрежетал зубами, отчего его ссадина стала еще более багровой и страшной, а шрам возле глаза, побелев, стал очень заметным.

– Позвольте вам напомнить, миледи, что мы уже несколько лет помолвлены. Или вы намерены разорвать нашу помолвку?

– Конечно, нет. Уэструдеры всегда держат данное слово. Но, дорогой лорд Трегарт, вы три года хранили молчание: я уже начала думать, что до конца жизни останусь девственницей. Полагаю, что вы должны открыто выказать сожаление или по крайней мере воодушевление: сами понимаете, вести себя соответственным образом, как говорится, положение обязывает. Если ваше намерение жениться на мне неизменно, вы должны согласиться на мои условия.

Гриффин заворчал. Вопреки его заверениям, что в подобной спешке не было никакой необходимости, глядя на него, чувствовалось, что он что-то скрывает. Она подозрительно посмотрела на него:

– Хотя бы объясните, почему надо так спешить.

На такой вопрос было много правильных и красивых ответов, например: «Дорогая Розамунда, я тщетно боролся со своей страстью к вам. Не могу больше жить без вас», – или «Моя дорогая, я тяжело болел все эти годы, поэтому не мог просить вас быть рядом в моем несчастье. Но теперь я выздоровел и мы можем быть вместе».