Шипы и розы (Шепот роз) - Медейрос Тереза (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Элизабет потупилась. Они оба знали, что ее стремление поскорее избавиться от Моргана вызвано не столько мстительностью, сколько страхом. Мать опасалась белокурого великана с тех пор, как поймала его взгляд, обращенный на Сабрину, увидела, как подействовало на дочь его прикосновение.
— В таком случае дай ему свободу и отпусти на все четыре стороны, — едва слышно прошептала Элизабет.
При этих словах Дугал утратил над собой контроль, выругался, вскочил на ноги и почти закричал:
— И что тогда, Бет? Морган считает нас убийцами. Нет, кинжал в спину всадила не рука Камерона, в нашем доме совершено самое гнусное из всех преступлений, известных шотландским горцам. Ангус погиб, сидя за нашим столом, будучи нашим гостем. Люди Моргана убеждены, что мы ничем не лучше Кэмпбеллов, перебивших Макдоннеллов сонными в постелях в Гленкове. Неужели ты думаешь, что Морган, если дать ему свободу, просто уберется восвояси, трусливо поджав хвост?
Элизабет молча покачала головой, на ее ресницах блеснули слезы. Опасаясь, как бы они не поколебали его решимость, Дугал отошел к окну. На вершине холма по-прежнему пылал огромный костер, ветер доносил адскую вонь дыма и пепла, а с нею и надрывные звуки волынок.
Пламя высвечивало покрытый цветами труп Ангуса, привязанный к столбу для всеобщего обозрения.
— Дикари! — проговорила Элизабет. — Не разрешают нам похоронить его, зато украли бочку уксуса и рассола, чтобы пропитать ими тряпки, в которые завернули труп, и предотвратить разложение. — Она зябко повела плечами. — Что было бы, если бы в последние дни не началось похолодание…
— На мой взгляд, Ангус так пропитался алкоголем еще до смерти, что для сохранности его тела уксус не нужен. — Дугал закрыл окно. — Возможно, для остальных Макдоннеллов главное в настоящий момент — это поминки, а не месть, но Морган — совсем другое дело. Он истинный горец и по крови, и по убеждениям. Морган не успокоится, пока не отомстит. Нет, не на поле брани; подстережет лунной ночью Алекса, когда тот будет возвращаться домой после охоты на оленей, либо устроит засаду на пустынной улице деревни, когда Брайан станет вылезать из окошка дома, где обитает его красотка. — Дугал повернулся лицом к жене. — Я не хочу, чтобы пролилась кровь Моргана или моих сыновей во имя бессмысленной гордости. Не во имя гордости Камеронов, ни во имя гордости Макдоннеллов.
— Прекрасно, — Элизабет с видимым усилием распрямила плечи. — Если не удастся убедить Макдоннеллов, что мы не убийцы, придется мне отказаться от приема гостей. Вряд ли леди Фрейзер или семейство Макферсон сядут с нами за один стол, если станут опасаться, как бы хозяева не подсыпали отравы в пудинг, либо не ткнули кого-нибудь из гостей кухонным ножом в бок.
Чисто английское чувство юмора, присущее жене, всегда импонировало Дугалу, хотя на этот раз за шуткой скрывалась горечь; он хотел было сочувственно пожать ее руку, но Элизабет позволила лишь слегка до нее дотронуться.
— Я полагаюсь на твою мудрость. Делай все, что ты считаешь нужным, чтобы сохранить столь драгоценный для тебя мир. — Она приподняла юбки в царственном реверансе и удалилась, тихо притворив за собой дверь.
Дугал прислонился плечом к стене и тяжело задумался. Кто бы ни стоял за убийством Ангуса, злодей нанес свой удар точно, поразив одновременно и Камеронов, и Макдоннеллов. Замок обыскали снизу доверху, опросили слуг и гостей, но ничего нового не узнали. Убийца воспользовался сумятицей и буквально растворился в воздухе, не оставив никаких улик.
Теперь у Дугала не было выбора, и даже Элизабет придется это понять. Он сможет высоко держать голову перед горцами и обеспечить будущее своему клану и детям лишь при одном условии. Дугал был обязан сделать предводителю Макдоннеллов подношение, подарить сокровище столь высокой цены, чтобы тот никогда не усомнился в доброй воле Камеронов и поверил им безоговорочно. Сокровище, которое Дугал хранил и берег для мальчишки вот уже двенадцать томительных лет.
Хозяин замка искоса поглядел на дверь, за которой скрылась его супруга. Хотелось бы думать, что принятое решение не приведет к крутым изменениям в хорошо налаженной жизни. Чего доброго можно и жену потерять. Бог наверняка простит, но насчет Элизабет у Дугала были серьезные сомнения. За спиной дикие, завывающие звуки волынок бились о флорентийское стекло окна. На душе у главы клана Камеронов было тревожно. Увы, никому не дано предугадать, что принесет завтрашний день.
Сабрина натянула одеяло выше головы и зарылась под подушку, спасаясь от непрерывного пронзительного плача волынок. Прикорнувший в ногах мопс Пагсли вскинул морду и тихонько зарычал. Заунывная мелодия пробивалась под подушку, уводила Сабрину куда-то далеко за крепкие стены родного замка, где прошла вся ее жизнь. Не в силах больше терпеть, девушка откинула одеяло и прошлепала босыми ногами к окну, не обращая внимания на протестующее ворчание собаки.
Сабрина распахнула окно, и в комнату проник свет повисшей желтым серпом над вершинами гор луны. Девушка выглянула наружу и затаила дыхание при виде открывшейся перед ней картины. Ночную тьму разрезали языки пламени огромного костра, разложенного на вершине холма напротив дома. Взлетали в воздух тучи искр и, подхваченные ветром, уносились в звездное небо. На фоне огня метались в дикой пляске темные фигуры, за плечами которых подобно крыльям развевались клетчатые накидки.
Сабрина знала, что, окажись она среди танцующих, эта сцена сразу бы потеряла всю свою привлекательность. Стали бы слышны грязные ругательства, видны нескладные движения пьяных танцоров, водивших дикий хоровод вокруг трупа Ангуса, словно приготовленного для какого-то языческого жертвоприношения. Однако из окна второго этажа эти затянувшиеся поминки представлялись достаточно романтичными.
В пляске горцы не соблюдали никаких правил, каждый танцевал по своему разумению и на свой манер, подчиняясь лишь зову души и мелодии. Тут не было ничего общего с бальными танцами, которым матушка обучала Сабрину. Буквально с пеленок ей прививали хорошие манеры, внушали правила поведения, любовно выращивали и подрезали, как одну из роз, за которыми ухаживала Элизабет. Девушку готовили к тому моменту, когда ей предстояло отправиться наконец в Англию и занять свое законное место в славном семействе Бельмонт. Но временами, особенно когда над горами гремел гром и сверкали ослепительные молнии, душа Сабрины жаждала вырваться на свободу и уподобиться диким розам, ощетинившимся колючками в долине и на горных склонах и распускающим бутоны наперекор буйству стихии.
Вольная мелодия волынок звала и манила, подталкивая к безумствам. Сабрину подмывало бежать из тишины замка и окунуться в прохладную ночную тьму; так прекрасно было бы пробежаться босиком по мокрой от росы траве, присоединиться к дикому танцу, кружиться и прыгать вокруг костра, рискуя каждую секунду быть объятой жарким пламенем, чтобы сполна вкусить его магии и страсти. Сабрина опустилась в кресло у окна. Моргану следовало бы сейчас плясать у костра, а не томиться в сыром подземелье под толщей камней, служивших убежищем для Камеронов. Уже целую неделю он лишен возможности вдохнуть полной грудью прохладный осенний воздух и подставить лицо ласковым лучам солнца, которое каждым становившимся все короче днем окрашивало вереск во все более яркие цвета.
Несколько раз с того памятного дня, когда Сабрина нанесла визит узнику, она подходила к краю крутых ступенек и замирала, глядя вниз, словно на грани какого-то рокового для себя решения. Однажды девушка очнулась наверху лестницы, будто после страшного сна, и обнаружила пистолет Моргана, спрятанный в складках платья.
Из головы не выходили последние слова молодого воина. Оказывается, он знал, что Элизабет угрожает ему игрушкой, а не заряженным пистолетом, но все же позволил себя связать и увести, бросить в тесную клетку, как дикого зверя. Почему он так поступил? Этот вопрос постоянно мучил девушку, но потом она вспомнила искаженные похотью лица Макдоннеллов; вся эта насытившаяся, упившаяся орава была в состоянии такого возбуждения, что даже Морган не смог бы их остановить, не сдайся он на милость Камеронов. Но зачем понадобилось Моргану приносить в жертву самое дорогое — свою свободу ради девчонки, которую он терпеть не мог, да к тому же дочери Камерона? Сомнения и чувство собственной вины преследовали Сабрину, отравляли ее сны. Наступил момент, когда она уже просто стала бояться уснуть.
