Самый короткий путь (СИ) - "Elle D." (е книги txt) 📗
вы, стало быть, избрали для себя путь учёного мужа?
– Я собираюсь посвятить себя богу, – ответил Уилл – с надменностью, за которую его
пожурил бы брат Эсмонт, окажись он здесь. – И подготовка, мной полученная, исходила
именно из этого.
Риверте молчал слишком долго. Он вообще любил, как уже понял Уилл, выдерживать
мучительные паузы – то ли обдумывая слова собеседника, то ли намеренно пытаясь
вызвать его замешательство.
– Правильно ли я понял, – сказал он наконец, – что вы собрались в монастырь?
– Если это будет в моих силах… и когда исчезнут мешающие этому обстоятельства.
Риверте выругался. Уилл и прежде замечал за ним манеру чертыхаться через слово, но
столь грубого и витиеватого богохульства не слышал прежде – ни от него, ни вообще от
кого был то ни было. Он даже вздрогнул, с трудом удержавшись от того, чтобы осенить
себя знаком триединства.
– Именно поэтому ненавижу попов, – туманно высказался Риверте. – Что вы забыли в
монастыре, вы, юный очаровательный идиот, могу ли я полюбопытствовать?
– Господь наш зовёт меня, – ответил Уилл с достоинством, хотя последнее обращение
смутило его окончательно. – Но вы вряд ли сможете это понять.
– Да, где уж мне. Но это многое объясняет, в частности, вашу преступную неискушённость
по женской части. Но неужели ваш отец попустительствовал этому вздорному решению?
На его месте я бы запер вас в чулане и не выпускал, пока бы вы не образумились.
Он впервые упомянул при Уилле его отца – настолько прямо, оформив слова как вопрос и
вынуждая ответить на них. Уилл сцепил зубы, приказывая себе сохранять видимость
спокойствия.
– Мой отец, да будет господь наш милостив к его душе, до последнего вздоха противился
моему решению. Лишь по этой причине я всё ещё… не там, куда зовёт меня сердце.
– Противился? Право, мне всё больше и больше жаль, что я не успел узнать его получше.
Похоже, это был в высшей степени достойный и умный человек.
Уилл поднял голову и посмотрел на Риверте в упор. Тот спокойно выдержал взгляд сына
того, кого он убил своими руками и о ком говорил сейчас так невозмутимо. Его лицо было
совершенно непроницаемо.
– Но теперь, – продолжал Риверте, – когда ваш батюшка отправился на небеса, вы,
полагаю, свободны в своём выборе?
– Как видите, не совсем, – ответил Уилл. Он чувствовал лёгкое отчаяние, неожиданно
придавшее ему смелости – в конце концов, почему он должен скрывать свои истинные
чувства? – Мой брат разделяет мнение отца по поводу моего пострига.
– А вы не смеете ему противиться.
– Я помню о своём долге.
– Странно. Я отчего-то полагал, что для таких, как вы, долг перед отцом небесным
превыше долга перед отцом, гм, телесным.
– Долг един. Нарушивший долг земной не сможет выполнить долга вечного. Так нас учат
Священные Руады.
– А ещё Священные Руады учат отделять земное от небесного и делать выбор в пользу
последнего. Шестая книга пророка Одона, если не ошибаюсь, стих двадцать седьмой.
Уилл заморгал. Меньше всего он ожидал обнаружить в этом богохульнике знание
священного писания. Риверте смотрел на него без улыбки.
– Впрочем, – добавил он после уже привычной паузы, – я вовсе не собираюсь побуждать
вас предать свой род, сбежать и спрятаться в облюбованном вами монастыре. Это
означало бы для меня потерю вашего общества, что я в данное время никак не могу
допустить.
С этими словами он пошёл к выходу, мимо Уилла, давая понять, что разговор окончен – и
вдруг у самой двери остановился и повернулся к нему.
– Вот ещё что, Уильям… раз уже этим утром мы столь откровенны… Ответьте честно: вы
ведь вчера ночью удивились, застав у меня женщину, а не мужчину?
Если у Уилла ещё и оставались силы соображать ясно и придумывать относительно
достойные ответы в этом ужасном разговоре, то теперь он лишился их окончательно.
Земля поплыла у него под ногами.
– Я… никоим образом…
– Бросьте. Вы знали, в чей дом едете, и не могли не наслушаться сплетен о моих
предпочтениях. Вы видели моих пажей и даже при вашей феноменальной
неискушённости не могли не сделать выводов. Вы ехали сюда, пребывая в уверенности,
что я увлекаюсь мальчиками, не так ли?
«Зачем, – думал Уилл, – зачем вы всё это спрашиваете?!» Но он не мог выдавить ни звука.
– На самом деле, – не дождавшись ответа, сказал Риверте спокойно, – мне всё равно,
мужчина или женщина. Это зависит от настроения. Хорошего вам дня.
Он ушёл и закрыл дверь. Уилл добрёл до кресла у окна и сел, вцепившись в нравоучения
Святого Альберта так, словно написанные на пергаменте слова могли его защитить.
Конечно, Уилл покривил душой. Он действительно слышал о том, что граф Риверте
называл своими «предпочтениями». Не слышал о них лишь тот, кто вообще не знал о
существовании графа Риверте, ибо эта сторона его жизни была окутана не меньшей
таинственностью и вызывала не меньше толков, чем его выдающиеся победы, хотя и
носила неизгладимый отпечаток скандальности.
Хроники Сидэльи и Шимрана умалчивали об этом, но знающие люди утверждали, что
порочность графа Риверте не уступает его военно-дипломатическим талантам. Он был
потрясающе неразборчив в связях и не мог не закрутить интрижки ни в одном замке,
поместье или постоялом дворе, куда только ни ступала его нога. При этом полу партнёра
он придавал значения столь же мало, сколь и благородству его происхождения. Риверте
могли застать, с равным успехом, и с благородной дамой, и с нищей прачкой, и с
доблестным рыцарем, и с деревенским сапожником. Но особенной его страстью, как
говорили люди ещё более знающие, были горничные и пажи. Причём если возраст
горничных значения не имел, то к пажам это по понятной причине не относилось. Сидя на
кресле у окна оружейной, Уилл мучительно вспоминал тех из них, на которых за
прошедшие дни останавливался его взгляд. Почти все они были смазливы, как девушки, и
разодеты пышно, словно одалиски Асмая. Кстати, асмайских мальчиков Риверте, похоже,
предпочитал всем прочим. Это могло бы утешить Уилла, подобно большинству
хиллэсцев, довольно хрупкого, светлокожего и светловолосого – то есть разительно
отличавшегося от рослых и смуглых асмайских юношей. Могло бы, но, по целому ряду
причин, совершенно не утешало.
Кроме того, о Фернане Риверте ходили и другие, куда более мрачные и зловещие слухи.
Говорили, что, со своей ненасытностью и пристрастием к самому отвратительному
пороку, он не удовлетворяется сонмом благородных любовников и случайной лаской
слуг. Говорили, что в каждом из его многочисленных замков, разбросанных по всей
Вальене, существуют тайные комнаты, где разврат достигает вершин, одна лишь мысль о
которых способна навек опорочить невинный ум. Говорили, что Риверте может, проезжая
через деревню или город, заприметить в толпе юного мальчика, и, ничем не выдав
интереса, уехать прочь. А ночью его верный слуга и пособник Маттео Гальяна проникает
в дом несчастного, похищает его и увозит в чёрную обитель своего господина, где юношу
ждут унижение, пытки и смерть. Именно этой, последней, леденящей душу деталью
обычно объясняли тот факт, что подобные чудовищные преступления до сих пор
оставались нераскрыты и безнаказанны – ведь после них не остаётся свидетелей, помимо
преданного Гальяны. Другие, настроенные более скептично, полагали, что королю
Рикардо прекрасно известно о том, что вытворяет его фаворит, и он предпочитает
попросту закрывать на происходящее глаза.
Говоря по правде, до приезда в Даккар Уилл не особенно верил этим сплетням. Он даже
не слушал их, хотя они особенно усиленно циркулировали по Хиллэсу после
прошлогоднего визита Риверте в Тэйнхайл. До Уилла даже доходил слух о каком-то
