Желанная - Дивайн Тия (прочитать книгу .txt) 📗
– Гарри, милый, – укоризненно проворковала она, отстраняясь, – вот тебе наглядный пример того, как действительность вступает в противоречие с нашими желаниями. Вот она я – я здесь для того, чтобы провести остаток дня голой у тебя на коленях, но мне приходится волноваться за то, что в любую минуту сюда могут заглянуть. Спрашиваю тебя, по отношению ко мне это справедливо? Справедливо, да? Мы и десяти минут за день не можем провести наедине.
Она наклонилась, дав ему вволю вкусить сладость созерцания своей нагой груди.
– О, Гарри, кому это знать, как не тебе, но одно ведет к другому, и...
Но голос его уже охрип от желания.
– Мне все равно, Найрин, мне все равно. Позволь, позволь...
– Обещай, – сказала она, обнимая его за шею и прижимаясь грудью к его затылку.
– Все, что захочешь, – сдавленно проговорил Гарри, лаская тугой сосок. – Все, что захочешь. Завтра... Завтра к нам кое-кто придет, и мы увидим... увидим, что произойдет...
– Завтра, Гарри? – Найрин целиком владела ситуацией. Стон в нужный момент, на высокой ноте, на низкой... а потом предельно четкий вопрос, немедленно требующий ответа.
– Да, – простонал он, и она вознаградила его, соскользнув вниз так, чтобы он мог взять в рот ее сосок.
Было жарко, очень жарко. Жарко в Монтелете и жарко внутри. Дейн должна была как-то скрыться от этого пепла – от ненависти, от жара собственного воображения.
Ждать было труднее всего. Очень скоро отец выставит ее на продажу – будет демонстрировать самым предпочтительным из женихов.
«Мисс Дейн Темплтон, господа! Крепкая здоровьем и телом, вполне способная к деторождению, а что касается ума, так он женщине без надобности».
Женихи, вероятно, будут и на зубы ее смотреть, будто покупают породистую лошадь.
Черт возьми, все так и есть! Они и в самом деле покупают породистую кобылу, и единственное, до чего им есть дело, так это ее способность рожать сыновей для продолжения династии. И как только с этим будет покончено, они примутся искать удовольствие где угодно. А жена становится пленницей плантации и рабыней, ибо ей надлежит следить за тем, чтобы все в доме шло как надо.
Но в конце концов, разве не для этого она была рождена и выращена? Дейн испытывала ни с чем не сравнимый гнев, острую ярость, когда задумывалась над тем, на что обрекает ее отцовская похоть и эта змея Найрин.
В итоге Гарри получит то, чего хочет: дочь исчезнет со сцены, Найрин будет целиком в его распоряжении, и дальше все будет так, словно ее, Дейн, никогда не существовало. А если Питер посмеет явиться домой и вмешаться, отец в одно мгновение выставит его вон без угрызений совести и не задумываясь о последствиях.
Вот как можно крутить мужчинами... Как Найрин это удается?
Как она смогла забрать всю волю отца в свой маленький кулак и сделать его своим рабом, рабом похоти?
Впрочем, Дейн догадывалась о том, как это делается. Она заметила огонь похоти в черных глазах одного мужчины. Она почувствовала свою власть над ним, пусть на краткое мгновение. Всю глубину власти, всю сладость познания – ценой лишь отказа от девственности.
И стоит ли ее потенциальный муж, который все равно будет пользоваться ею как пожелает, того, чтобы она преподнесла ему такой подарок?
Они действительно почитают в женщине скромность и добродетель, эти плантаторские сынки...
И в то же время ими можно манипулировать, прибегая к чувственным чарам, таким, каким оказался подвластен ее отец. Единственный вывод, который она сделала из всех этих рассуждений, состоял в том, что куда интереснее использовать против мужчин их же проклятую похоть, чем всю жизнь играть роль послушной и покорной жены.
Итак, почему бы не попробовать?
Разве она не была в шаге от того, чтобы...
Она не изнывала от любопытства насчет...
Разве ей не хотелось использовать страсть мужчины против его самого просто так, ради собственного удовольствия?
Против какого-нибудь заносчивого типа вроде Флинта Ратледжа?
Нет, но она не станет думать об этом... Не будет, и все тут. Иначе легко увлечься.
А ей и так было слишком жарко. Слишком...
Дейн спустилась с холма к пологому прохладному берегу мелководной речушки, к Оринде – тому единственному уголку, где никому бы не пришло в голову ее искать. У нее было такое чувство, что она не была здесь целую вечность. Со времени ее последнего визита прошло не больше двух недель, а столько всего случилось.
Слишком много...
И очень скоро она будет вынуждена уехать.
Дейн соскочила с коня прямо в воду, намочив подол платья.
Сюда, в Оринду, она всегда ездила босиком и налегке. Ни к чему было натягивать на себя корсет и прочие ненужные предметы туалета, которым надлежало подчеркнуть ее принадлежность к женскому полу. Здесь не надо думать о хороших манерах, не надо ни в чем себя ограничивать. Можно быть самой собой – нагой под платьем и закрытой от всего мира.
Здесь она могла пройтись босиком по траве, ощущая приятное покалывание иссушенных солнцем стебельков. Она могла упасть в кресло-качалку на облезлой веранде и сколько душе угодно проклинать незадачливого и никчемного Клея.
И еще она могла в тени поросшего мхом дерева плести эротические картины.
Ей хватало пищи для фантазий. Хватало для того, чтобы представлять возможности развития событий. Достаточно после того, как она увидела тайны нагого мужского тела и ощутила горячую сладость поцелуев.
Довольно...
– Сладкий сахар в высокой траве, – пробормотал у нее за спиной мужской голос.
Дейн замерла от страха. Или в ожидании чего-то? Она не повернула головы. Пусть смотрит на ее гордо развернутые плечи. Это все, чего он заслужил.
– Да поможет мне Бог, – язвительно заметила она, – змея в траве тут, в самой Оринде.
– Твой укус смертельнее моего, сахарок, – пробормотал он, присаживаясь рядом.
– С удовольствием бы тебя укусила, – прошипела Дейн. Глаза его блеснули от удовольствия. Она его забавляла.
– Ты настоящая отрава, сахарок, я бы не осмелился приблизиться и на десять шагов к твоему ядовитому языку.
Видит Бог, она ощущала свою власть. Прямо там и тогда. Он совершенно ничего не делал, и в то же время лишь от звука его голоса то женское, что было в ней, давало о себе знать – разгибалось, извивалось, поднималось, расправлялось от гордости.
Он желал ее. Он просто не хотел, чтобы она верховодила в их игре. А она так сильно этого хотела.
– Даже Адам не смог устоять против змеи, – сказала Дейн, неторопливо расправляя влажную тонкую ткань платья на коленях.
Ей нравилось, как материал облепил ноги, ткань была такой тонкой, что, казалось, таяла под ее прикосновениями. Вот так, и никак иначе.
– Мне всего лишь хочется думать, что Адама заворожили эти вращательные движения со сложной траекторией, – понизив голос, продолжил он, – вверх и вниз, внутрь и наружу... – У Дейн перехватило дыхание от звука его голоса. – ...обволакивающих и округлых, привязывающих, завораживающих... – Губы его были в нескольких дюймах от ее губ. – Лижущих, пробующих, сосущих...
Она была заворожена его взглядом – непостижимым, черным как ночь и как черное небо недоступным пониманию. О эти глаза...
– Сосущих? – прошептала она.
– Высасывающих жизнь из того мужчины, кто проявит излишнее любопытство, – сказал он спокойно и ровно и... отстранился от нее так внезапно, что Дейн чуть было не упала на спину.
Она не сразу осознала его отступничество. Прошла секунда или две, покуда она продолжала пребывать в загипнотизированном состоянии.
Змей!
Она встретилась с ним взглядом. Его глаза блестели холодным светом. В них не было ни капли раскаяния и намека на доброту или желание защитить от собственных побуждений.
Прекрасно! Она не напрашивалась на это. Она знала, чего хочет. Знала и отдавала себе в этом ясный отчет. Дейн хотела поработить его так, как Найрин поработила Гарри.
