Королевский путь - Плейди Джин (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Когда мадам де Паруа рядом не было, Мария чувствовала себя совершенно легко и свободно, ну а если рядом были Франциск или маленький Шарль, то все вообще было замечательно. Ей очень хотелось, чтобы, став взрослым, Шарль оставил свои дикие замашки; уже доводилось видеть, как он иногда ни с того ни с сего начинал в ярости дубасить по стенам или избивать собак, прислугу, да любого, кто попадался под руку. Все это тревожило ее, но все же она любила обоих братьев очень крепко.
Многие, если не все, при Дворе уже заметили ее нежность и очарование. Поэт Брантом сравнивал в своих стихах маленькую шотландскую королеву с солнышком. А Франсуа, граф де Гиз, великий полководец и идол парижан, когда увидел впервые Марию, воскликнул:
— О святые! Да это дитя — самое прекрасное создание во всей Франции!
Шарль де Лотарингский, ее дядя, взяв однажды в ладони личико девочки, произнес:
— Твоя красота очарует всю Францию!
Сам король, бывало, нашептывал ей, что она — самая любимая из всех его дочерей.
В королевской детской собрали вместе отпрысков всей французской знати. Вокруг них вилось множество прислуги: десять камергеров, девять келарей, тридцать семь пажей и двадцать восемь vales de chambres[23]. А всяких докторов, аптекарей и парикмахеров и вовсе не счесть. А сколько же надо было разной еды для всей этой компании! Каждый день для них выпекали двадцать три дюжины хлебов, готовили восемь овец, четырех телят, пару десятков каплунов и голубей… Подавали и зайчатину, и оленину, и прочие деликатесы. Почти все время дофин и Мария были в детской с остальными детьми, но кушали они отдельно, в своей комнате и с собственной прислугой.
Всего в детской было около тридцати детей. Здесь была и двенадцатилетняя Елизавета с маленькой сестричкой Клод, младший брат Франциска Шарль[24], единственный баловень королевы Екатерины шестилетний Генри[25]. Вообще-то его окрестили Эдуардом Александром, но его мать, да и все вокруг звали его просто Генри. Невероятно красивый, с темными лучистыми глазами и явно проступающей итальянской примесью в крови, несмотря на внешнюю милость, он был совершенно неинтересен в общении. Еще была пятилетняя малышка Маргарита, по прозвищу Марго[26], девочка, не по годам развитая и казавшаяся старше своих лет.
Пьер де Ронсар заметил, что Мария совсем не слушает Брантома, а наблюдает за возящимися с играми детьми.
— Может, если вам наскучил Брантом, я что-нибудь почитаю для вас? — спросил он.
Мария с улыбкой ответила ему:
— Нет уж, стихов на сегодня хватит, ладно? Лучше расскажите о себе, о ваших друзьях…
Ронсар начал рассказывать, и постепенно вокруг стал собираться народ. Ронсар рассказал, как однажды увидел человека, обычного человека, читавшего небольшую книжицу. Этот человек как-то по-особенному держал книгу… И в тот же миг Ронсар понял, что его дальнейшая жизнь немыслима без книг, без литературы. Ронсар рассказал о Кассандре, своей возлюбленной, и прочел несколько сонетов, посвященных ей. Он вспомнил свое детство и молодость, когда он жил в доме Джин Энтони Бейф, где все страшно любили книги и чтение.
— Мы преклонялись перед книгами. Мы изучали греческий и латынь. Может, не было вдоволь еды и в доме было холодно, но книги были для нас питьем и хлебом. В этом доме и родилась наша «Плеяда». Просто мне, дю Белле, Бейф захотелось, чтобы Франция стала центром культуры, чтобы сюда за вдохновением потянулись люди…
Он все рассказывал и рассказывал, а Генри де Монморанси тем временем пододвинулся поближе к Марии и прошептал:
— Если бы только было возможно поговорить с вами наедине…
* * *
Мария прошла через сады Фонтенбло, главный Двор, фонтаны, направилась к лесному саду и тут заметила идущего ей навстречу Генриха де Монморанси…
…Этот мальчик был вторым сыном герцога Анн де Монморанси. Его отец был захвачен Филиппом Испанским в плен после поражения Святого Квентина. Король очень любил герцога и страшно переживал за него.
Как же красив был Генрих, в камзоле из розового атласа и зеленого бархата и в драгоценностях, подобранных с большим вкусом. Юноша принадлежал к «золотой» придворной молодежи, что совершенно естественно, ведь его отец — один из самых влиятельных людей Франции — был все время на виду.
— Ваше Величество! — Он поднес к губам руку королевы. Его глаза горели страстью.
У нее не было ни малейшего стремления к таким страстям, ведь они были так обыденны для Фонтенбло, Блуа, Шамбора. Да что там говорить, все это так привычно для французского Двора. Но она мечтала о любви дофина… Влюбленность поэтов радовала ее — это было возвышенно и как-то отдаленно… Было что-то необъяснимое в любви к ней кардинала Лотарингского. Эти ласкающие руки, в которых был намек на слишком многое… его изучающие взгляды… медленные поцелуи… Все это обезоруживало ее и немного пугало. Но ведь она еще дитя, а значит, в том возрасте, когда человек радуется легкому испугу. Ей было страшно представить себе, что любовь кардинала сменится на что-то дикое и необузданное. Она чувствовала, он все время ходит по лезвию ножа, но что-то говорило ей, что он никогда не переступит этой границы, хотя, временами, его страсть проходила так близко от нее, что почти касалась…
Все эти чувства были так непохожи на обычную любовь, но ей вовсе и не хотелось всех этих поцелуев, хихиканий, грубых прикосновений. С ней обращались по-королевски.
Генрих де Монморанси был юн и прекрасен, как она сама, но он принес ей совершенно иное чувство.
— Я видел, что вы пошли в сад, и не удержался, чтобы не последовать за вами, — произнес он на одном дыхании.
— Месье де Монморанси, нам не нужно быть наедине.
— Но я хоть изредка должен видеть вас наедине. Порой нам приходится делать то, что запрещено. Разве не так, Ваше Величество?
— Делать то, что нельзя, плохо.
— Вы уверены? Я чувствую себя сейчас лучше, чем при первой встрече.
— Вы не должны говорить такое, месье де Монморанси.
— Простите меня! Я говорю так от безнадежности. Я боготворю вас. Я должен высказать мои чувства… Вас любят многие! Но никто, ни один человек не любит вас так нежно и преданно, с такой безнадежностью, как я!
Он взял ее за руки и стал покрывать их страстными поцелуями. На нее нахлынули доселе незнакомые ощущения. Ей стало страшно, и она попыталась высвободиться. Она не переставала сравнивать его с Франциском…
Я предаю его! — в страхе подумала она.
— Вы не равнодушны ко мне! — вскричал Генрих.
— Мы должны вернуться во дворец, — с трудом произнесла Мария.
— Господи, я умоляю вас, еще несколько секунд. Я люблю вас, и в этом мое несчастье, ведь Вы скоро выходите замуж за дофина.
— Пусть это не делает вас несчастным. У меня — моя судьба, у вас — ваша…
— Да, конечно! Мой отец, когда вернется, женит меня на внучке мадам де Валентинуа. Эта жизнь несносна! Мы как пешки, которые передвигают с места на место, а наши желания здесь не в счет. Вы выйдете замуж за дофина. Ваша судьба — стать королевой Франции. А я… я вообще ничто… Я должен буду соединить два дома: моей семьи и королевской любовницы. Если бы мы только могли убежать далеко-далеко, на никому не известный остров… Если бы вы не были королевой, а я — сыном своего отца! Были бы вы деревенской девушкой, а я простым рыбаком… Ведь тогда мы были бы намного счастливее!
Мария и представить себе не могла, что она вдруг не королева. Она свято верила в то, что никогда не забудет об этом.
Но его слова и страсть в глазах как бы вели ее…
Он с горечью заговорил дальше:
— У моего отца пять сыновей и семь дочерей, и все мы должны зазывать удачу в наш дом. Мой старший брат был сильно влюблен в одну девушку. Он очень долго шел наперекор отцу. Но посмотрите сейчас: он женат на королевской внебрачной дочери Диане Французской, а каким величественным стал наш род, породнившись с королевской семьей! А я, женившись на внучке мадам де Валентинуа, еще более укреплю эти узы. Ведь тогда мы породнимся не только с королевским родом, но еще и с королевской любовницей! Какие мы будем сильные! Какое величие! И все лишь потому, что мы маленькие фигурки на шахматной доске, и все! А они кричат от боли… но разве это важно?! Важно лишь то, что возносит мой дом, мой род…
