Ожерелье королевы - Дюма Александр (читать книги без .TXT) 📗
– Какие у меня секреты, какие тайны, сударь, о чем вы? – воскликнула королева.
– Ваше величество, кардинал ясно сказал вам и привел доказательства тому, что вы сговорились с ним о покупке ожерелья.
– Ах, вы вновь возвращаетесь к этому, господин де Щарни, – краснея, произнесла королева.
– Простите, простите! Сами видите, я далеко не так великодушен, как вы; и впрямь, я недостоин того, чтобы вы посвящали меня в свои думы. Пытаясь вас смягчить, я лишь гневлю вас.
– Постойте, сударь, – возразила королева, вновь обретя гордость и загораясь гневом, – то, чему верит король, может принять на веру кто угодно; с друзьями я не более сговорчива, чем с супругом. По – моему, мужчина не может любить женщину и искать с нею встреч, коль скоро он не питает к ней уважения. Я не о вас толкую, сударь, – поспешно добавила она, – ведь я не женщина, я королева, и вы для меня не мужчина – вы мой судья.
Шарни склонился в таком низком поклоне, что королеве ничего не оставалось, как удовольствоваться этим изъявлением смирения со стороны своего верного подданного.
– Я советовала вам, – внезапно сказала она, – оставаться в вашем мнении; это было мудрым решением. Вдали от двора, который претит вашим привычкам, вашей прямоте, вашей неопытности, – уж позвольте мне сказать, – так вот, вдали от двора вы бы лучше сумели оценить актеров, играющих свои роли на этой сцене; нужно сохранять оптическую иллюзию, господин де Шарни: перед толпой нельзя обойтись без румян и котурнов. Я слишком снисходительная королева: с теми, кто меня любил, я пренебрегала поддержанием своего королевского величия во всем его блеске. Ах, господин де Шарни, сияние, которое распространяет корона над челом королевы, лишает ее стыдливости, мягкости, ума, а главное, сердца. Ведь она королева, сударь, она властвует надо всеми – зачем ей, чтобы ее любили?
– Я не в силах высказать, государыня, – отвечал Шарни, – какую боль мне причиняет суровость вашего величества. Я мог позабыть, что вы моя королева, но, отдайте мне справедливость, я никогда не забывал, что вы более всех женщин достойны моего уважения и…
– Не продолжайте, я не выпрашиваю милостыню. Да, я говорила, что вам необходимо удалиться. Что-то подсказывало мне: ваше имя окажется замешано в эту историю.
– Сударыня, этого не может быть!
– Вы говорите – не может быть! Да вы только подумайте, каким могуществом обладают те, кто вот уже полгода играет моей репутацией, моей жизнью; разве вы сами не признали, что кардинал убежден в своей правоте, что он действует под влиянием ошибки, в которую его ввели! Те, кто внушает ему подобные убеждения, кто вводит его в подобные ошибки, способны доказать вам, что вы дурной подданный вашего короля и что дружба с вами меня порочит. Кто так ловко выдумывает ложь, те легко обнаружат правду! Не теряйте времени, над вами нависла страшная опасность; удалитесь в ваши земли, избегите скандала, что последует за судебным разбирательством, которое надо мной учинят: я не желаю увлечь вас за собой в бездну, не желаю губить вашу судьбу. Я, слава Богу, ни в чем не виновата и сильна, мне не в чем себя упрекнуть; если понадобится, я готова обнажить грудь, чтобы доказать недругам чистоту моего сердца; я им не поддамся. А для вас это обернется крахом, клеветой, быть может, даже тюрьмой; заберите деньги, которые вы так великодушно мне предложили; верьте, что ни одно благородное движение вашей души не укрылось от меня; что ни одно ваше сомнение меня не оскорбило, ни одно страдание ваше не оставило меня равнодушной; ступайте же и поищите в других краях то, чего не может ныне подарить вам королева Франции: веру, надежду, счастье. Я полагаю, пройдет две недели, пока Париж узнает об аресте кардинала, пока соберется парламент, пока будут выслушаны все свидетельства. Ступайте! У вашего дяди наготове два корабля, в Шербуре, и Нанте, выберите один из них, но расстаньтесь со мной. Я приношу несчастье, оставьте меня. Я в этой жизни дорожила только одним, теперь, лишившись этого, я погибла.
С этими словами королева порывисто поднялась; казалось, она дает понять Шарни, что аудиенция окончена. Со всей почтительностью он быстро приблизился к ней.
– Ваше величество, – произнес он прерывистым голосом, – вы напомнили мне, в чем состоит мой долг. Не в моих владениях, не за пределами Франции затаилась опасность, а в Версале, где на вас пало подозрение, и в Париже, где вас будут судить. Необходимо, сударыня, чтобы все подозрения развеялись, чтобы приговор стал вашим оправданием, и, поскольку вам не найти более преданного свидетеля, более решительного сторонника, чем я, – я остаюсь. Искусные клеветники, сударыня, станут повторять свою клевету. Но вам по крайней мере выпадет неоценимое для благородных людей счастье сойтись с нашими врагами лицом к лицу. Пускай их приведет в трепет величие невинной королевы и отвага человека, который лучше их. Да, я остаюсь, государыня, и верьте мне, вашему величеству более нет надобности скрывать от меня свои мысли: вы знаете, что я не сбегу; вы знаете, что я ничего не боюсь; а еще вы знаете, что, если вы никогда более не захотите меня видеть, вам ни к чему отправлять меня в изгнание. Ах, сударыня, сердца подают друг другу знак и в разлуке, издали они стремятся друг к другу еще более страстно. Вы хотите, чтобы я удалился не ради себя, а ради вас самой; не опасайтесь ничего: я буду достаточно близко, чтобы вас защитить, чтобы вас поддержать, но не для того, чтобы вас оскорбить или навредить вам; не правда ли, вы меня не видели, покуда я целую неделю жил в сотне туазов от вас, ловя каждое ваше движение, каждый шаг, живя вашей жизнью? Поверьте, и впредь будет то же самое, но я не могу исполнить вашу волю, не могу уехать! Да и не все ли вам равно? Разве вы обо мне вспомните?
Она отстранила молодого человека мановением руки.
– Как вам будет угодно, – сказала она, – но… вы поняли меня и не заблуждайтесь относительно того, что я вам сказала. Я не кокетка, господин де Шарни; привилегия истинной королевы – говорить то, что думает, думать то, что говорит; так я всегда и поступаю. Когда-то, сударь, я избрала вас среди всех. Не знаю, что привлекло к вам мое сердце. Я жаждала сильной и чистой дружбы, и я дала вам это понять, не правда ли? Сегодня все изменилось, и я думаю уже не так, как тогда. Ваша душа уже не сестра моей. Я говорю вам об этом с прежней откровенностью, так не будем же мучить друг друга.
– Что ж, ваше величество, – прервал ее Шарни, – я никогда не верил, что вы меня избрали, никогда не верил… Ах, государыня, я не в силах вынести мысль, что вы для меня потеряны. Сударыня, от ужаса и ревности я не помню себя. Сударыня, если вы отнимете у меня свое сердце, я этого не переживу; оно мое, вы мне его вручили, и никто не отнимет его, пока я жив. Ведь вы женщина: смягчитесь, не злоупотребляйте моей слабостью; только что вы ставили мне в вину мои сомнения, а теперь ваши подозрения уничтожают меня.
– Детское, женское сердце! – промолвила королева. – И вы хотите, чтобы я на вас рассчитывала! Нечего сказать, хорошо же мы сумеем защитить друг друга! Да, вы – человек слабый, и горе в том, что я не сильнее вас!
– Если бы вы не были такая, как вы есть, – прошептал он, – я не любил бы вас.
– Как! – страстно и взволнованно воскликнула она. – Неужели эта проклятая, погибшая королева, эта женщина, которую будет судить парламент, которую осудит молва, которую, быть может, прогонит король, ее супруг, – неужели она кому-то дорога?
– Преданному слуге, который перед ней преклоняется и был бы рад пролить свою кровь за одну слезинку, которую она только что уронила.
– Тогда она блаженнейшая из женщин, – вскричала королева, – она горда, она не знает себе равных, она счастливее всех на земле. Она слишком счастлива, господин де Шарни; не понимаю, как эта женщина смела роптать? Простите ее!
Шарни упал к ногам Марии Антуанетты и в порыве священной любви стал покрывать их поцелуями.
В этот миг отворилась дверь, которая вела в потайной коридор, и на пороге застыл, словно громом пораженный, дрожащий король. Он увидел человека, которого обвинил граф Прованский, у ног Марии Антуанетты.
