Дочь викария - Коултер Кэтрин (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Ха, — фыркнула Мегги. — Ошибаетесь, милорд. Меня сто раз целовали.
— Томас, — терпеливо повторил он. — Меня зовут Томас.
— Знаю. Знаю. Позвольте сказать, что я целовала столько парней, что с трудом вспоминаю всех.
— Это во время вашего сезона?
— Нет, и по чести сказать… вероятно, я не должна врать, потому что мой отец викарий и вопрос искренности весьма для него важен, все эти парни были моими чертовыми кузенами. Видите ли, когда мне было тринадцать, я просила их поцеловать меня. Причем старшим я ничего не говорила и приставала только к своим ровесникам.
— А Джереми был старше?
— Да, и намного.
Только не Джереми. Джереми никогда не вздумалось бы целовать ее. Она хотела этого, так хотела… больше всего на свете и наверняка растаяла бы у его ног, решись он поцеловать ее. Страшно подумать, как возмутился бы отец. Да и Джереми тоже, узнай он о ее мыслях.
— Старшие кузены считали это весьма занятной шуткой, но я их игнорировала.
А Джереми смеялся во все горло. Но почему Томас спросил именно о нем?
— А что же вы сделали?
— Выстроила в ряд всех чертовых кузенов, выкликала каждого по имени. Они выступали вперед, вытягивали губы трубочкой и по очереди целовали меня.
Глава 8
У него хватило сил только на то, чтобы молча уставиться на нее. Совершенная невинность! И в то же время в ней явно сидел бесенок, подстрекавший на самые невероятные проделки! Она выстроила в ряд кузенов!
— Вам захотелось поэкспериментировать?
— Ну да. Видите ли, Макс и Лео, мои братья, наотрез отказались целовать меня и объявили, что сами будут судить, какой кузен целуется лучше. Но, вспоминая все это, я думаю, что сама должна была стать судьей, а вовсе не двое мальчишек, совершенно неопытных и ничего не знавших о жизни.
— Что же, вполне разумно. И по каким критериям они выбирали победителя?
Мегги вернулась мыслями к тому замечательному дню и длинной очереди чертовых кузенов, перепуганных, растерянных, но готовых к подвигу.
— Кажется, победителем вышел Грейсон, сын дяди Райдера. Но критерии… они заявили, что награждают Грейсона чисто формально, но, если хорошенько поразмыслить, они выбрали бы его, несмотря ни на что. Знаете, Грейсон великолепный рассказчик и сочиняет множество чудесных историй о призраках, приключениях, таких, от которых волосы дыбом встают. Их хорошо рассказывать в темную ночь. Как раз перед этим он поведал им действительно душераздирающую повесть о старике, которого жена столкнула в колодец и оставила тонуть. Но его дух пришел за ней и натворил целую кучу самых мрачных деяний и все такое. Макс и Лео были до того напуганы и счастливы, так хотели услышать еще что-то в этом роде, что даже колебаться не стали. Поверите ли, объявили Грейсона победителем еще до того, как бедный Джеймс чмокнул меня в щеку.
— Поразительная история, — медленно выговорил Томас, пытаясь припомнить хотя бы один вечер в своей юности, который мог бы сравниться с этим. Бесполезно. В его юности не было веселых дней и вечеров также. Если не считать того, когда ему пошел десятый год и Натан учил его нырять со скалы в океан. Натан, который уехал, вступил в армию и погиб в Испании много-много лет назад.
Томас тряхнул головой, чтобы избавиться от грустных мыслей.
— Кто такой Джеймс?
— Старший сын моего дяди Дугласа. Он и Джейсон — близнецы, и разница между ними минут тридцать, не более. Но Джеймс в один прекрасный день станет графом Нортклифф. Знаете, эти двое самые красивые молодые люди на всем белом свете!
— Нет, до сих пор не знал. А тогда? Они не были красивы? И вы в тринадцать лет не увлеклись одним из них?
— О нет. Оба они невыносимы. Я до сих пор пытаюсь их перевоспитать. Но теперь пусть этим занимаются их жены, если они когда-нибудь женятся. Мой дядя Дуглас ужасно тревожится за них из-за этой проклятой красоты. Правда, они совсем не избалованы, и все их дурные привычки — из тех, что присущи любому мужчине, так что исправить их невозможно. Но в глубине души они ничуть не испорченны.
— Ничуть?
— Не более, чем их ровесники. Ну, как все: ругаются, хвастаются, воруют у отца бренди, устраивают скачки в полночь и едва не ломают себе шею, держат пари, кто плюнет дальше, в общем, ничего особенного. Зато не играют в азартные игры, не соблазняют местных девушек, мало того, их ни разу не исключали из Оксфорда!
Томас искренне усомнился в заверениях насчет девушек. Они молодые парни, а все молодые парни спят и видят кого-то соблазнить, и дело вовсе не в испорченности. Впрочем, вполне возможно, что они переросли подобные забавы.
— Можно мне поцеловать вас снова?
— Это еще зачем?
— Хочу проверить, будет ли сравнение с вашими кузенами в мою пользу.
— Но это случилось очень давно, и мы были детьми, и…
Он поцеловал ее. И на этот раз не простым прикосновением губ. На этот раз было чуть больше давления, чуть больше нежности и много-много тепла. Его руки легли на ее плечи, медленно притянули ближе. Потом он разомкнул губы.
"В самом деле, разомкнул, — возмущенно подумала Мегги, — словно собирался заговорить, или положить в рот кусочек хлеба, или зарезать верхнее до, подобно миланскому сопрано.
Она почувствовала, как его язык легонько вжимается в ее губы, но стиснула их изо всех сил и украдкой посмотрела на него. Его глаза были открыты. Заметив ее шокированный взгляд, он отстранился.
Мегги не отскочила. Не дала ему пощечину. Просто стояла на месте, задумчиво взирая на него.
— Все равно ужасно странно, — объявила она наконец, — Поскольку вы много лет жили за границей, милорд, возможно, забыли английские обычаи. Этот, во всяком случае, явно не английский. Вы открыли рот, коснулись языком моих губ, как нижней, так и верхней, и вроде бы даже лизнули их. В Англии такое наверняка не слыхано, только в каких-то чужих странах, где позволены всяческие бесстыдства.
— Клянусь, Мегги, это вполне допустимая вещь, — пробормотал он, сдерживая улыбку, но, судя по ее лицу, она не совсем поверила.
— Допустимая? Там, где вы жили все эти годы? Может, кто-то показал вам это еще в детстве? Там, где вы росли?
— Да, но в данном случае наставления совершенно необязательны. Ну… разве только чтобы помочь молодому человеку стать немного опытнее. На самом деле главное — практика, как можно больше практики, хотя подобные веши вообще присущи природе многих людей и познаются в процессе.
— Каком именно?
— В процессе взаимных ласк. Поцелуи — это только начало и обычно зажигают пожар в крови.
— Вот как?
— Да, это самая обычная история. Даже в Китае все делается именно так.
Он легонько гладил ее руки до самых запястий. Бархатная амазонка еще не совсем высохла.
— Собственно говоря, Мегги, вам нужно кое-что знать, поскольку вы уже взрослая женщина.
— Что же мне следует знать?
— В Англии это тоже делается. Как в любой стране.
— Вы уверены? Насчет языка?
— О да.
И тут она сообразила.
Джереми, должно быть, тоже проделывает это с Шарлоттой. Открывает рот, когда ее целует. А она? Тоже открывает? Нет-нет, только не думать об этом!
— Вы находите это неприятным?
Мегги в задумчивости нахмурилась и прикусила нижнюю губу. Ему захотелось прикоснуться пальцем к этой пухлой губке, или… или провести по ней языком.
— Нет, вовсе нет. Просто очень любопытным. О Боже, неужели мой отец и Мэри Роуз тоже так целуются? — с искренним ужасом выпалила девушка и, поняв, что проговорилась, зажала рот рукой. В эту минуту у нее сделалось такое лицо, будто она отдала бы все на свете, лишь бы взять слова обратно. Лишь бы не показать, что в голову приходят подобные мысли.
Он снова сдержал смех.
— Я не настолько порочен, чтобы рассуждать о супружеской жизни викария и его жены.
— Вы правы. И мне следовало бы молчать, — со вздохом согласилась Мегги. — Смотрите, это не солнце выглянуло?
— Да. И кажется, дождь прекратился.
