Хранитель мечты - Уильямсон Пенелопа (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Молчание в ответ.
— Арианна, однажды ты уже поняла все неправильно. Честное слово, мне это начинает надоедать! Молчание.
— Арианна, не могу же я кричать тебе через дверь, что люблю тебя!
Кто-то хихикнул.
Рейн повернулся так круто, что едва устоял. На пару ступенек ниже стоял Талиазин, привалившись к стене и скрестив ноги, а руки — на груди. На его красивых губах была ядовитая усмешка.
— А вы не пробовали открыть ее, милорд?
— Что?
— Я про дверь. Может быть, она вообще не заперта.
Рейн толкнул дверь, не рассчитав сил, и она с треском ударилась о стену. Она действительно была не заперта. Он окинул Талиазина свирепым взглядом на тот случай, если наглый мальчишка снова начнет шлепать губами, потом набрал в грудь побольше воздуха, мысленно препоясал чресла для битвы и вошел... в пустую спальню.
— Она отправилась к мейнхирион, — услужливо сообщил оруженосец, бесцеремонно проходя следом (эти слова он сопроводил тяжким вздохом). — Милорд, вы снова и снова поступаете необдуманно, запутывая дело, которое только-только начало проясняться. Не понимаю, о чем думала богиня, когда...
— Надеюсь, она не поехала туда верхом? — перебил Рейн, больно хватая его за плечи.
— Нет, конечно, она пошла пешком.
Рейн возвел глаза к небу, как бы благодаря Бога за то, что тот не оставляет его милостями, пусть даже небольшими.
— Я ей шею сверну!
Он прошипел это в самое лицо Талиазину, который удачно подвернулся под руку, и встряхнул его так, что у парня клацнули зубы.
Он чувствовал нарастающий гнев. Он наслаждался этим гневом, смаковал его, потому что это был праведный гнев, справедливое негодование мужчины, который имел неосторожность влюбиться и вдруг осознал, что женщина его жизни сводит его с ума, приводит в неистовство, изводит... но он не может без нее жить.
Оруженосец следил за тем, как широкая спина хозяина исчезла в дверном проеме. Некоторое время его черные глаза светились, рассыпая мельчайшие, похожие на падающие звездочки искры.
Потом свечение померкло. Талиазин потер ноющие плечи, думая о том, что целую неделю, не меньше, будет любоваться синяками на них. Впрочем, не бывает худа без добра: служанки и молочницы, все как одна молоденькие девчонки, будут от души жалеть его. Каждая из них захочет расцеловать эти синяки... и вообще улучшить его самочувствие...
Оруженосец расправил плечи и засмеялся, тряхнув огненными волосами. Смех его, низкий и глубокий, эхом отразился от стен замка, от высоких потолков... от столетий.
Арианна уже успела усвоить, что Рейн способен держать в узде самый яростный гнев, так сказать, превращая геенну огненную в ледяную пустыню. Ледяной гнев был страшен, но до сих пор она и представить не могла, как выглядит Рейн, ревущий от ярости, Рейн с налитыми кровью глазами и сжатыми кулаками. Оказывается, это выглядело нелепо, и она расхохоталась бы, если бы не воспоминание о Сибил, уютно устроившейся в его объятиях.
Он спрыгнул с коня и понесся к ней, пыхтя, фыркая и изрыгая огонь, — точь-в-течь тот самый легендарный дракон, имя которого он носил.
— Дьявол и вся преисподняя, дьявол тебя побери! — орал он. — Что, во имя дьявола, взбрело тебе в голову?
Арианна высоко подняла подбородок и посмотрела на мужа сверху вниз, потому что знала, что он терпеть не может этот взгляд.
— Что ты здесь делаешь, муж мой? Разве твое место не рядом с прекрасной Сибил? Путь сюда не близок, и она, должно быть, успела соскучиться... успела затосковать по твоим сладостным объятиям.
— Что я здесь делаю? Нет, что ты здесь делаешь? — отпарировал Рейн (щеки его слегка покраснели, но челюсть воинственно выпятилась, и он замахал руками). — Тебе вот-вот рожать, так какого ж черта ты шляешься в одиночку по чертовым пустошам?
В какой-то мере Арианна сознавала, что долгая прогулка на этот раз не пошла ей на пользу, поскольку кожа ее покрылась испариной, она чувствовала слабость, но она стиснула зубы, намереваясь достаточно помучить мужа, прежде чем простить его.
— Разве тебе не все равно, где я и что делаю? Кто, в конце концов, я такая? Иди, люби свою Сибил.
В ответ Рейн разразился такими ругательствами, что покраснели даже ко всему привычные уши Арианны.
— Я люблю не Сибил, а тебя, тупоголовая девчонка! Я люблю тебя, слышишь?
— Это теперь ты так запел!
— Да, теперь я запел так, — подтвердил Рейн, несколько сбавив тон. — Я люблю тебя, моя маленькая женушка.
— Это не в счет.
— Что ты имеешь в виду? Как это не в счет? — завопил Рейн так громко, что она отскочила бы, если бы могла. — Интересно знать, как это может быть не в счет, черт побери!
— Потому что я почти сказала эти слова за тебя. Другое дело, если бы они вырвались прямо из глубины твоей души...
— Господи, смилуйся! — Рейн вцепился обеими руками в волосы, показывая этим жестом, что женское упрямство превысило мужское долготерпение.
Неожиданно на лице Рейна возникло очень странное выражение, одновременно рассерженное и лукавое.
— Знаю, чего ты хочешь, знаю, — сказал он, погрозив Арианне пальцем, как добродушная кабатчица прожженному выпивохе. — Что ж, будь по-твоему... все равно я знал, что рано или поздно этим кончится.
И он стянул через голову рубаху таким яростным рывком, что та вырвалась у него из рук и улетела куда-то между камнями. Тонкая сорочка отправилась в противоположную сторону. Прислонившись к одному из стоящих камней, Рейн стянул сапог с одной ноги, потом с другой и начал расстегивать пояс штанов.
Только тут Арианна, которая смотрела на него, растерянно моргая, наконец сообразила, что он раздевается догола.
Нет, не может быть, чтобы он собирался... нет, только не Рейн, не это воплощение больного самолюбия!
— Рейн, что ты делаешь?
Вместо ответа тот развязал шнурок на подштанниках и яростно их сорвал. Теперь он точно остался в чем мать родила.
— Рейн, я хочу знать, что ты задумал! — Он опустился на колени в сухо шелестящую траву и взял обе руки Арианны в свои.
— Ты всегда хотела, чтобы я встал перед тобой голым на колени, как тот болван в песне Талиазина. Я знаю, что хотела! Вот, я это сделал!
Он начал говорить как бы с бравадой, сердитой и веселой одновременно, но постепенно голос его смягчился. Арианне еще ни разу не приходилось видеть на лице мужа такого выражения: на нем была сейчас не просто нежность, а сама душа, раскрытая до последних тайников. Она знала, какими темными и жадными могут быть его глаза, но никогда прежде не видела такого откровенного, незащищенного их взгляда.
